!!
Я сидел точно так же, как Сокс, – мордой к нему, в упор глядя ему в глаза.
Пилипенко не мог оторвать от меня взгляда и закрыть рот. Он так и стоял – с широко распахнутой пастью и отвисшей нижней челюстью. И от него за версту воняло «Столичной», выпитой перед банкетом, скорее всего в отеле.
В его медово-липком и гладком вранье возникла тревожная, тяжелая, как булыжник, пауза. Весь Банкетный зал Белого дома с недоумением смотрел на Ивана Афанасьевича Пилипенко, а я в это время МЫСЛЕННО И НАСТОЙЧИВО ВНУШАЛ ЕМУ: «НЕ ОТВОДИ ГЛАЗА В СТОРОНУ. СМОТРИ НА МЕНЯ, ПИЛИПЕНКО, ВНИМАТЕЛЬНО СМОТРИ… СОСРЕДОТОЧЬСЯ НА ТОМ, ЧТО Я БУДУ ТЕБЕ ГОВОРИТЬ, СЛУШАЙ МЕНЯ ВНИМАТЕЛЬНО!»
Пилипенко согласно попытался кивнуть мне головой, но вместо кивка у него получился какой-то нелепый рывок подбородком…
– Ты чё, Иван Афанасьевич?! – испуганным шепотом спросил его Васька и проследил за мертвенно-неподвижным взглядом Пилипенко…
И ТОЖЕ УВИДЕЛ МЕНЯ!!!
– А-а-а!!! – в ужасе коротко всхлипнул Васька и сам зажал себе рот двумя руками.
– Врача!.. Вызовите доктора!.. – вскрикнул кто-то.
«Рано, – сказал я Клинтону. – Никакого врача!»
И Президент поднял руку, призывая всех к тишине.
«СМОТРИ НА МЕНЯ, ПИЛИПЕНКО, – говорил я, вкладывая в свой посыл все свои силы, всю свою волю, всю мощь моего существа, дарованного мне Природой. – ТЫ МЕНЯ УЗНАЕШЬ? ВГЛЯДИСЬ В МОЕ РВАНОЕ УХО, В МОИ ШРАМЫ НА МОРДЕ… УЗНАЛ?»
Вино у Пилипенко мелко выплескивалось из бокала – так у него тряслись руки!.. Не отрывая от меня глаз, он с трудом закрыл рот (мне даже показалось, со скрипом!..) и дрожащим голосом, все еще не веря своим глазам, выдавил из себя вслух:
– Вы… Господин фон Тифенбах из Мюнхена?..
Когда Банкетный зал услышал, как Пилипенко назвал меня «господином фон Тифенбахом», по столам пошел гул.
– Нет, нет! – громко возразил тот старый Конгрессмен из-за дальнего стола. – Это не Фридрих фон Тифенбах. С фон Тифенбахом мы кончали Гарвард. Я его хорошо помню… Этот Кот на Фридриха не похож!.. Они просто приятели.
«НЕТ, Я НЕ ФОН ТИФЕНБАХ ИЗ МЮНХЕНА, – неслышно, но явственно сказал я Пилипенко. – Я НАПОМНЮ ТЕБЕ, КАК ТЫ САМ КОГДА-ТО НАЗВАЛ МЕНЯ, КОГДА ОТЛАВЛИВАЛ В ЛЕНИНГРАДЕ, НА ГРАЖДАНКЕ, НА ПУСТЫРЕ, САЧКОМ, ПОМНИШЬ?.. ТЫ СКАЗАЛ ТОГДА, ЧТО Я – КОТЯРА ТОГО САМОГО ЖИДА, КОТОРЫЙ В ГАЗЕТЫ ПИШЕТ!»
Я заметил, что Васька тоже ВОСПРИНЯЛ МОЙ ГИПНОТИЧЕСКИЙ ПОСЫЛ и стал тихо сползать под большой круглый стол, прикрываясь скатертью…
Но на него никто не обращал никакого внимания. Глаза всех сидящих в Банкетном зале, всей охраны, всех официантов были прикованы только к Пилипенко и ко мне.
Все понимали, что у меня с Пилипенко происходит какой-то диалог, но меня, кроме Пилипенко и Васьки, НЕ СЛЫШАЛ НИКТО. А ответы Пилипенко – СЛЫШАЛИ ВСЕ!
«ВСПОМНИЛ? – спросил я, и Пилипенко снова попытался мне кивнуть. – А ТЕПЕРЬ ПРОДОЛЖАЙ СВОЮ РЕЧЬ О ПРАВАХ ДОМАШНИХ ЖИВОТНЫХ, НО ТОЛЬКО СО ВСЕМИ ПОДРОБНОСТЯМИ!»
Нет, Пилипенко был Человеком неслабым! Сил у него было невпроворот. Вон куда смог даже забраться – В ДУМУ! Но сейчас во мне сил было побольше…
«ГОВОРИ!!!» – приказал я ему.
И Пилипенко продолжил свою речь абсолютно с той же фразы, на которой остановился, увидев меня:
– …весь жар своей души, весь трепет своего сердца я отдавал наиболее гуманному способу УМЕРЩВЛЕНИЯ Кота, Кошки или Собаки!.. С Котом – попроще. Его просто засовываешь в мешок, желательно коленкоровый, чтобы он не мог тебя оцарапать когтями, а потом сквозь мешок сворачиваешь ему голову. Только хрустнет – и ладушки!.. С Собаками – сложнее. С риском для собственной жизни Собаке приходится просто перерезать глотку… Это если их брать на шкурки… А если для науки, то везешь в институт на Васильевский остров – никакой мороки, сдаешь их в лабораторию и получаешь бабки. Копейки, клянусь вам! Вы просто не представляете себе, как плохо у нас сейчас с наукой! Ой, что я говорю?!
«НЕ ОТВЛЕКАЙСЯ, ИДИОТ!» – подхлестнул его я.
Переводчики молотили как бешеные! Американцы не могли отвести испуганных глаз от разговорившегося Ивана Афанасьевича, а все наши сгорали от стыда так, что мне их даже жалко стало. Наверняка там были и очень неплохие ребята. Особенно было жалко Посла. Они-то уедут, а ему тут оставаться!.. А тут еще все наши с надеждой смотрели на него.
– Депутату плохо! – решительно сказал Посол. – Он не понимает, что говорит!..
«ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ПИЛИПЕНКО? ТЫ ВСЕ ПОНИМАЕШЬ?» – спросил я.
– Как это я «не понимаю»?.. – обиделся Пилипенко на Посла. – Прекрасно я понимаю!.. В институте так мало платили, что на бензин для «Москвича» не хватало… А вот уже там, в науке, их убивали всего одним укольчиком…
«ТЕПЕРЬ РАССКАЖИ ПРО ШКУРКИ, ПРО ШАПКИ…» – приказал я ему.
– А чего? Хорошо выделать шкурку Кота – дело, я вам скажу, очень даже тонкое!.. Пока Кота обдерешь, еще так наеб… Извиняюсь! Намучаешься… Здесь что важно? Мездру не попортить! Иначе никто у тебя на Калининском рынке эту шкурку не купит. Считай, деньги на ветер! А мы…
Неожиданно в мозгу Пилипенко произошел не замеченный мной поворот, и он ласково сказал:
– Наша забота о «меньших наших братьях», как правильно сказал наш уважаемый Посол, не знает границ, не имеет границ, и поэтому те семьдесят пять мильонов долларов, обещанные нам нашими братскими организациями Америки, будут огромным подспорьем для всего нашего общего дела – защиты прав домашних Животных!
«НЕ ОТВЛЕКАЙСЯ, СВОЛОЧЬ, – сказал я ему. – ТЕПЕРЬ ПРО ШАПКИ!»
– А шо «про шапки»? Шо «про шапки»?! – сварливо отмахнулся от меня Пилипенко. – Вы чё себе мыслите, что на шапках можно было много заработать?! Я их шил, эти шапки? Да ни в жисть! Мое дело было маленькое – поймать Кота или Пса, умертвить его, шкуру аккуратненько содрать, храни Господь, мездру не попортить, выскрести ее до кондиции, потом на специальные распялочки, а сушить тоже – наука целая: пересушишь – она, шкура вот ихняя, к примеру…
Пилипенко показал сначала на меня, потом посмотрел на семью Президента Клинтона, поискал глазами Сокса, не увидел его и, льстиво улыбаясь президентскому столу, продолжил:
– Или, к примеру, вашего Котика, мистер Президент… Ежели их шкурки на распялочках пересушить – они же ломкие станут, хрупкие… Какая же из них шапка? Еще и морду могут набить за такие шкурки. Это я к примеру говорю…
Я почувствовал, что слегка ослабил нить КОНТРОЛЯ и Пилипенко зациклился всего на одной стороне своей прошлой деятельности и совсем забыл о своем сегодняшнем высоком общественно-государственном положении. И тогда я ему сказал: «НЕ ОТВОДИ ОТ МЕНЯ ГЛАЗА, ПИЛИПЕНКО, СМОТРИ НА МЕНЯ ВНИМАТЕЛЬНО… И ПРОДОЛЖАЙ, ПРОДОЛЖАЙ, ПОДОНОК!»
– Про что? – доверчиво спросил меня Пилипенко. По Банкетному залу уже шел непрекращающийся возмущенный ропот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Я сидел точно так же, как Сокс, – мордой к нему, в упор глядя ему в глаза.
Пилипенко не мог оторвать от меня взгляда и закрыть рот. Он так и стоял – с широко распахнутой пастью и отвисшей нижней челюстью. И от него за версту воняло «Столичной», выпитой перед банкетом, скорее всего в отеле.
В его медово-липком и гладком вранье возникла тревожная, тяжелая, как булыжник, пауза. Весь Банкетный зал Белого дома с недоумением смотрел на Ивана Афанасьевича Пилипенко, а я в это время МЫСЛЕННО И НАСТОЙЧИВО ВНУШАЛ ЕМУ: «НЕ ОТВОДИ ГЛАЗА В СТОРОНУ. СМОТРИ НА МЕНЯ, ПИЛИПЕНКО, ВНИМАТЕЛЬНО СМОТРИ… СОСРЕДОТОЧЬСЯ НА ТОМ, ЧТО Я БУДУ ТЕБЕ ГОВОРИТЬ, СЛУШАЙ МЕНЯ ВНИМАТЕЛЬНО!»
Пилипенко согласно попытался кивнуть мне головой, но вместо кивка у него получился какой-то нелепый рывок подбородком…
– Ты чё, Иван Афанасьевич?! – испуганным шепотом спросил его Васька и проследил за мертвенно-неподвижным взглядом Пилипенко…
И ТОЖЕ УВИДЕЛ МЕНЯ!!!
– А-а-а!!! – в ужасе коротко всхлипнул Васька и сам зажал себе рот двумя руками.
– Врача!.. Вызовите доктора!.. – вскрикнул кто-то.
«Рано, – сказал я Клинтону. – Никакого врача!»
И Президент поднял руку, призывая всех к тишине.
«СМОТРИ НА МЕНЯ, ПИЛИПЕНКО, – говорил я, вкладывая в свой посыл все свои силы, всю свою волю, всю мощь моего существа, дарованного мне Природой. – ТЫ МЕНЯ УЗНАЕШЬ? ВГЛЯДИСЬ В МОЕ РВАНОЕ УХО, В МОИ ШРАМЫ НА МОРДЕ… УЗНАЛ?»
Вино у Пилипенко мелко выплескивалось из бокала – так у него тряслись руки!.. Не отрывая от меня глаз, он с трудом закрыл рот (мне даже показалось, со скрипом!..) и дрожащим голосом, все еще не веря своим глазам, выдавил из себя вслух:
– Вы… Господин фон Тифенбах из Мюнхена?..
Когда Банкетный зал услышал, как Пилипенко назвал меня «господином фон Тифенбахом», по столам пошел гул.
– Нет, нет! – громко возразил тот старый Конгрессмен из-за дальнего стола. – Это не Фридрих фон Тифенбах. С фон Тифенбахом мы кончали Гарвард. Я его хорошо помню… Этот Кот на Фридриха не похож!.. Они просто приятели.
«НЕТ, Я НЕ ФОН ТИФЕНБАХ ИЗ МЮНХЕНА, – неслышно, но явственно сказал я Пилипенко. – Я НАПОМНЮ ТЕБЕ, КАК ТЫ САМ КОГДА-ТО НАЗВАЛ МЕНЯ, КОГДА ОТЛАВЛИВАЛ В ЛЕНИНГРАДЕ, НА ГРАЖДАНКЕ, НА ПУСТЫРЕ, САЧКОМ, ПОМНИШЬ?.. ТЫ СКАЗАЛ ТОГДА, ЧТО Я – КОТЯРА ТОГО САМОГО ЖИДА, КОТОРЫЙ В ГАЗЕТЫ ПИШЕТ!»
Я заметил, что Васька тоже ВОСПРИНЯЛ МОЙ ГИПНОТИЧЕСКИЙ ПОСЫЛ и стал тихо сползать под большой круглый стол, прикрываясь скатертью…
Но на него никто не обращал никакого внимания. Глаза всех сидящих в Банкетном зале, всей охраны, всех официантов были прикованы только к Пилипенко и ко мне.
Все понимали, что у меня с Пилипенко происходит какой-то диалог, но меня, кроме Пилипенко и Васьки, НЕ СЛЫШАЛ НИКТО. А ответы Пилипенко – СЛЫШАЛИ ВСЕ!
«ВСПОМНИЛ? – спросил я, и Пилипенко снова попытался мне кивнуть. – А ТЕПЕРЬ ПРОДОЛЖАЙ СВОЮ РЕЧЬ О ПРАВАХ ДОМАШНИХ ЖИВОТНЫХ, НО ТОЛЬКО СО ВСЕМИ ПОДРОБНОСТЯМИ!»
Нет, Пилипенко был Человеком неслабым! Сил у него было невпроворот. Вон куда смог даже забраться – В ДУМУ! Но сейчас во мне сил было побольше…
«ГОВОРИ!!!» – приказал я ему.
И Пилипенко продолжил свою речь абсолютно с той же фразы, на которой остановился, увидев меня:
– …весь жар своей души, весь трепет своего сердца я отдавал наиболее гуманному способу УМЕРЩВЛЕНИЯ Кота, Кошки или Собаки!.. С Котом – попроще. Его просто засовываешь в мешок, желательно коленкоровый, чтобы он не мог тебя оцарапать когтями, а потом сквозь мешок сворачиваешь ему голову. Только хрустнет – и ладушки!.. С Собаками – сложнее. С риском для собственной жизни Собаке приходится просто перерезать глотку… Это если их брать на шкурки… А если для науки, то везешь в институт на Васильевский остров – никакой мороки, сдаешь их в лабораторию и получаешь бабки. Копейки, клянусь вам! Вы просто не представляете себе, как плохо у нас сейчас с наукой! Ой, что я говорю?!
«НЕ ОТВЛЕКАЙСЯ, ИДИОТ!» – подхлестнул его я.
Переводчики молотили как бешеные! Американцы не могли отвести испуганных глаз от разговорившегося Ивана Афанасьевича, а все наши сгорали от стыда так, что мне их даже жалко стало. Наверняка там были и очень неплохие ребята. Особенно было жалко Посла. Они-то уедут, а ему тут оставаться!.. А тут еще все наши с надеждой смотрели на него.
– Депутату плохо! – решительно сказал Посол. – Он не понимает, что говорит!..
«ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ПИЛИПЕНКО? ТЫ ВСЕ ПОНИМАЕШЬ?» – спросил я.
– Как это я «не понимаю»?.. – обиделся Пилипенко на Посла. – Прекрасно я понимаю!.. В институте так мало платили, что на бензин для «Москвича» не хватало… А вот уже там, в науке, их убивали всего одним укольчиком…
«ТЕПЕРЬ РАССКАЖИ ПРО ШКУРКИ, ПРО ШАПКИ…» – приказал я ему.
– А чего? Хорошо выделать шкурку Кота – дело, я вам скажу, очень даже тонкое!.. Пока Кота обдерешь, еще так наеб… Извиняюсь! Намучаешься… Здесь что важно? Мездру не попортить! Иначе никто у тебя на Калининском рынке эту шкурку не купит. Считай, деньги на ветер! А мы…
Неожиданно в мозгу Пилипенко произошел не замеченный мной поворот, и он ласково сказал:
– Наша забота о «меньших наших братьях», как правильно сказал наш уважаемый Посол, не знает границ, не имеет границ, и поэтому те семьдесят пять мильонов долларов, обещанные нам нашими братскими организациями Америки, будут огромным подспорьем для всего нашего общего дела – защиты прав домашних Животных!
«НЕ ОТВЛЕКАЙСЯ, СВОЛОЧЬ, – сказал я ему. – ТЕПЕРЬ ПРО ШАПКИ!»
– А шо «про шапки»? Шо «про шапки»?! – сварливо отмахнулся от меня Пилипенко. – Вы чё себе мыслите, что на шапках можно было много заработать?! Я их шил, эти шапки? Да ни в жисть! Мое дело было маленькое – поймать Кота или Пса, умертвить его, шкуру аккуратненько содрать, храни Господь, мездру не попортить, выскрести ее до кондиции, потом на специальные распялочки, а сушить тоже – наука целая: пересушишь – она, шкура вот ихняя, к примеру…
Пилипенко показал сначала на меня, потом посмотрел на семью Президента Клинтона, поискал глазами Сокса, не увидел его и, льстиво улыбаясь президентскому столу, продолжил:
– Или, к примеру, вашего Котика, мистер Президент… Ежели их шкурки на распялочках пересушить – они же ломкие станут, хрупкие… Какая же из них шапка? Еще и морду могут набить за такие шкурки. Это я к примеру говорю…
Я почувствовал, что слегка ослабил нить КОНТРОЛЯ и Пилипенко зациклился всего на одной стороне своей прошлой деятельности и совсем забыл о своем сегодняшнем высоком общественно-государственном положении. И тогда я ему сказал: «НЕ ОТВОДИ ОТ МЕНЯ ГЛАЗА, ПИЛИПЕНКО, СМОТРИ НА МЕНЯ ВНИМАТЕЛЬНО… И ПРОДОЛЖАЙ, ПРОДОЛЖАЙ, ПОДОНОК!»
– Про что? – доверчиво спросил меня Пилипенко. По Банкетному залу уже шел непрекращающийся возмущенный ропот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128