Лицо парня было залито кровью, сочившейся из раны на голове, правая рука, которой он, вероятно, пытался защититься от падающих на него обломков горящего навеса, была неподвижна. Скорее всего сломана. Но, как ни странно, парень был в полном сознании…
Пит стоял на коленях рядом с ним, одной рукой со вздувшимися пузырями ожогов придерживал голову парня, а в другой сжимал многоканальную рацию и орал в нее истошно и матерно:
– Срочно санитарную машину! Немедленно!!! Ожоги, сильное кровотечение… Возможна черепно-мозговая травма! Кажется, перелом руки… Да я вас всех……..с вашими кретинскими вопросами!.. Кто говорит?! Говорит лейтенант полиции Пит Морено!
Послышался лай пожарных машин… Парень приоткрыл залитые кровью глаза, с нескрываемым интересом посмотрел на Пита:
– Вы – Пит Морено?
– Да, сынок. Лежи спокойно. Сейчас за тобой приедут. Все будет хорошо…
Парень закашлялся, сплюнул вбок кровью и снова уставился на Пита:
– А вы когда-нибудь бывали в Таиланде, сэр?..
– Да, – ответил Пит. – Сразу же после Вьетнама. Но это было черт знает когда.
Парень прикрыл глаза. Было видно, что ему тяжело разговаривать. Пит погладил его по окровавленному лицу:
– Не пугайся… С тобой все будет в порядке. Я много раз видел такие штуки.
И тогда лежащий посередине улицы, залитый кровью, обгоревший парень с трудом открыл глаза и спросил у Пита:
– Скажите, сэр… Вам что-нибудь говорит имя Мисако Футагава? Она была наполовину японка…
Пит слегка ошалело посмотрел на парня:
– О, черт бы тебя побрал!.. Футагава она была по отцу. Мисако Морено больше года была моей женой…
– А потом? – спросил парень.
– Потом она забрала нашего трехмесячного сынишку Нуэнга и улетела в Киото с одним пожилым и состоятельным японцем…
– …и десять лет тому назад умерла в Иокогаме, – парень словно закончил за Пита его оборвавшуюся фразу.
Вот тут к горлу Пита Морено подкатил какой-то предательский комок, который очень мешал ему в эту минуту!
Но Пит справился с этим комком, с самим собой, со своей памятью, со всем на свете, приподнял голову парня повыше, вгляделся в его голубые, чуточку с раскосинкой, глаза и тихо спросил:
– О Боже… Тебе-то это откуда известно?
И тогда залитый кровью парень, лежащий на асфальтовом перекрестке двух небольших и грязноватых улочек с роскошными и пышными названиями – Гранд-авеню и Виста-дель-Мер, негромко ответил:
– Я – Нуэнг Морено.
И в ту же секунду к ним подлетела санитарная машина…
* * *
Но до этого рассказа Пита, когда он был еще ТАМ, в районе этой несчастной, как впоследствии выразился Боб, МЕЛОДРАМАТИЧЕСКИ-СКАЗОЧНОЙ бензозаправки, к нам в «Беверли-Хиллз-отель» примчались три полицейских техника из научного отдела спецсвязи полис департмента и в считанные секунды, с помощью своих сверхумных приборов, выкопали из ванной, гостиной, кабинета и спальни нашего бунгало несколько «жучков» – микрофончиков и вытащили нештатные считывающие устройства из нашего компьютера и факса.
А потом проверили телефон и в нашем садике. Там, слава Богу, ни черта не оказалось.
Затем к каждому нашему окну, к каждой двери: от входной – в наше бунгало, до выходной – в наш собственный садик, техники присобачили по крохотному приборчику, которые, как мне попытался объяснить Джек, разрушали любую возможность подслушать нас специальными точечно-направленными сверхчувствительными микрофонами снаружи – с улицы, из садика, из коридора Главного корпуса…
На прощание все трое техников попросили у меня автографы.
И Джеку пришлось сделать то, чем обычно занимался Тимурчик, – он подарил им всем по моей рекламной фотографии на фоне Белого дома с отпечатком (якобы!..) моей лапы.
– Спасибо, сэр, – поблагодарил один техник Джека.
– Сэр! Мы вам очень признательны, – сказали двое других…
… НО УЖЕ НЕ ДЖЕКУ, А МНЕ ЛИЧНО!
«Сэр»… Вот так ко мне еще никто никогда не обращался, черт бы меня побрал!!!
* * *
Теперь же, когда нас уже никто не мог подслушать и мы могли разговаривать о чем угодно, не переписываясь и не разыгрывая разные мимические сценки, после всего произошедшего на бензозаправке Пит Морено, с обожженной одной стороной лица и сгоревшими ресницами и бровями, сидел у нас в бунгало и, не прикасаясь забинтованными руками к стакану, стоящему на столе, тянул через пластмассовую трубочку неразбавленный «Баллантайн». Выглядело это достаточно нелепо, но простительно: ну не мог человек взять стакан в руки. Больно было – невмоготу!..
А еще Пит пока находился в состоянии сосредоточенной растерянности – все никак не мог уяснить себе, какой качественный переворот в его полицейско-холостяцкой судьбе произошел всего час тому назад на перекрестке двух грязных окраинных улиц, с шикарными для русского Кошачьего уха названиями – Виста-дель-Мер и Гранд-авеню!..
– И где сейчас твой парень? – спросил его Джек.
– В ожоговом отделении того же самого университетского Медицинского центра.
– Ты скоро станешь там своим человеком, – усмехнулся Джек. – То ты устраиваешь там засады с пальбой на тринадцатом этаже, то теперь еще что-то уж совсем невероятно-рождественское…
– Боб, пожалуйста, прикури мне сигарету. А то – сам видишь… – Пит показал свои забинтованные руки и смущенно улыбнулся. – Представляете, парни, он только неделю тому назад приехал сюда из Денвера!.. И всего лишь первый день работал на этой проклятой бензозаправке!.. А когда в приемном покое его отмыли от крови и копоти – он оказался тоже рыжим, как я…
Пит глубоко и судорожно затянулся сигаретой, всхлипнул и отвернулся к окну.
Боб и Джек сделали вид, что ничего не заметили. Но МНЕ в эту секунду было наплевать и на них, и на все так называемые мужские правила приличия: считать, что не произошло ничего особенного, и постараться не замечать слез приятеля…
Насмотрятся взрослые идиоты разных дурацких фильмов про «крепких парней» со «стальными нервами», и ну подражать им во все завертки в обычной повседневной жизни!!!
Будто у них никогда не бывает глаз на мокром месте?! Этакие мужественные болваны, играющие в хладнокровие.
Я тут же вспрыгнул на колени к Питу, осторожно (не скрою, с отвращением…) вынул зубами у него сигарету изо рта и бросил ее в пепельницу. Я это в Ленинграде с пьяненьким Шурой проделывал неоднократно.
А потом обнял Пита передними лапами за шею и давай муркать ему в здоровое ухо что-то очень сочувственное.
Тут и Браток вылез из-под стола. Уж на что Бандит и Жлобяра, Убийца Индюков и Пожиратель Собак, Дикарь, Хам и Ворюга, а и то зашел со стороны спинки кресла, в котором сидел Пит, встал во весь свой жуткий рост на задние лапы, а передние положил сзади Питу на плечи. И как взялся зализывать другое – обожженное ухо Пита!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128