Наша экспедиция ни в коем случае не собирается вмешиваться в ваши внутренние дела или каким-то образом влиять на ход событий в здешних краях. Единственно, в чем мы нуждаемся, это в содействии выполнению задач нашей экспедиции, которые полностью согласуются с историческими целями всего человечества. В случае удачи нашего предприятия мы бы разрешили две географические задачи – совершение кругосветного путешествия по Ледовитому океану и достижение Северного полюса с помощью ледового дрейфа на вмерзшем в лед экспедиционном судне. Наш корабль построен специально для этого… Лично я и все члены нашей экспедиции рады будут видеть вас у нас в гостях…
Олонкин переводил слово в слово, стараясь быть предельно точным. Одновременно он с любопытством всматривался в Николая Терехина и Алексея Першина. Эти совсем еще молодые люди были русскими и по внешности и по своему поведению, и в то же время в их облике было что-то новое, ранее не виданное им. Особенно поразительно было, с какой свободой и убежденностью Терехин говорил от имени всей Российской республики, произнося слова, за которые, как хорошо помнил Геннадий Олонкин, еще совсем недавно царские жандармы сажали в тюрьму, отправляли в ссылку.
– Мы принимаем к сведению ваши заверения, господин Амундсен, – ответил Терехин. – Советская республика в скором времени начнет собственные исследования Арктики, особенно берегов нашей родины…
– О, в таком случае мы с удовольствием поделимся тем опытом и сведениями, которые будут получены по завершении экспедиции, – с готовностью предложил Амундсен.
– Я передам ваши слова научным учреждениям нашей республики, – ответил Терехин.
– Простите, господин Терехин, – продолжал Амундсен, – не слыхали ли вы о таком человеке, как господин Вилькицкий?
– Я с ним лично не знаком, – ответил Терехин, – но имя мне известно. Вы хотели что-то ему передать?
– Да, но как это сделать? – с сомнением произнес Амундсен. – Как мы выяснили, ближайшая радиостанция, находившаяся в Средне-Колымске, бездействует и вряд ли может быть пущена в ход в ближайшее время…
– В Ново-Мариинске радио есть, – сказал Терехин, – Кстати, там работает ваш соплеменник Лампе. Очень знающий специалист. Он наладил связь не только с Петропавловском, но и с некоторыми американскими станциями.
– Прекрасные новости! – обрадованно воскликнул Амундсен. – Вы представить себе не можете, каково чувствовать себя оторванными от цивилизованного мира на протяжении более чем года!
– Я вас понимаю, – усмехнулся в ответ Терехин. – В свое время я просидел шесть лет в одиночной камере Бутырской тюрьмы без права переписки и посещений.
– О, извините! – поднял руки Амундсен. – Тюрьма – это ужасно, бесчеловечно!
Пока шел разговор, Каляна подливала чай, пододвигала нарезанное тонкими ломтиками нерпичье мясо, которое с видимым удовольствием ел самый главный норвежец.
– Вам нравится местная еда? – спросил Алексей Першин.
– За годы арктических путешествий я убедился, что местные жители веками выработали такую систему питания, которая надежно предохраняет их от цинги. Поэтому, если представляется возможность, я перевожу всю экспедицию на питание местными продуктами…
– А не приходилось ли вам пробовать местный продукт под названием копальхен?
– Местный копальхен попробовать еще не довелось, – с серьезным видом ответил Амундсен, – но нечто подобное – квашенное в яме и особо выдержанное моржовое мясо вместе с жиром и кожей – мне доводилось неоднократно пробовать во время плавания по Северо-Западному проходу. Должен отметить, что в главных чертах жизнь коренных обитателей Арктики весьма схожа.
– Да, копальхен трудная еда, – со вздохом заметил Алексей Першин и принялся выбирать кусок сухаря. Найдя подходящий, он погрузил его на мгновение в крепкий чай и откусил. Моченый сухарь делался сладковатым, и при нужде с ним можно было пить чай без сахара.
Запасы собственных продуктов, взятые из разоренных складов Анадыря, давно иссякли,, и то, что было положено на стол в яранге, было последними остатками, невесть каким путем сбереженными Анемподистом Парфентьевым. Вот уже несколько месяцев путникам приходилось полагаться только на местную еду, из которой для Алексея.Першина и впрямь самой трудной оказался копальхен.
– Сколько времени вы намереваетесь пробыть здесь? – спросил Амундсен.
– Послезавтра я отправляюсь вместе с Анемподистом дальше, к устью Колымы, а Першин, как я уже сказал, остается в этом становище.
– Мы бы могли вас снабдить кое-какими продуктами, – сказал Амундсен. – Экспедиционные запасы у нас достаточно велики, приходите на корабль, и мы без ущерба можем кое-чем поделиться.
– Нет, у нас есть все что надо, – твердо ответил Терехин. – А приглашением воспользуемся, если вам удобно, завтра днем.
– Приходите к обеду, – добавил на прощание Амундсен, цере'монно откланиваясь у выхода из яранги.
На правах хозяина Кагот вышел проводить гостей.
Некоторое время в чоттагине царила тишина. Первым подал голос Анемподист, принявшийся собирать остатки сухарей:
– Вон сколько поели, окаянные!
Да, черные сухари явно пользовались большим успехом у норвежцев. Особенно много погрыз их Геннадий Олонкин, успевавший и переводить и есть.
– Анемподист, – строго сказал Терехин, – оставь сухари на месте!
– А сахар? – жалобно спросил каюр.
– И сахар! – ответил Терехин. – Что же ты так? Не по-людски это – ставить на стол, а потом забирать.
– Так последнее! – взмолился Анемподист. – У нас больше ни крошки! Как дальше будем жить? Не переходить же нам на самом деле на копальхен. Не норвеги же!
– Так я и поверил, что они копальхен едят, – заметил Першин. – Буржуи! Сразу видно. И этот русский – явно приказчик. Чистенький, выкормленный. Небось потихоньку пушниной промышляют, путешественники…
Почему-то Першин не проникся ни к Амундсену, ни к его спутникам большим уважением. Конечно, он тоже знал это имя, имя великого путешественника, покорителя Южного полюса, но вид благополучных людей, здоровых, упитанных, раздражал его. Он вспоминал долгий путь по побережью Ледовитого океана, нищие стойбища, умирающих детей, алчных, одичавших от жадности торговцев. Вспоминал карательные экспедиции каппелевцев и другой белогвардейской сволочи, расстреливавших в сибирских и дальневосточных деревнях безоружных крестьян только за то, что они сочувствовали партизанам.
В ярангу вернулся Кагот и прошел к пологу. Усевшись на бревноизголовье, достал трубку и раскурил. Потянув носом, Першин спросил:
– Откуда табак?
– С корабля.
– Подарок?
– Нет, почему, – ответил Кагот, – выменял. На копальхен, собачий корм.
– Ну что я говорил? – Першин торжествующе посмотрел на Терехина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Олонкин переводил слово в слово, стараясь быть предельно точным. Одновременно он с любопытством всматривался в Николая Терехина и Алексея Першина. Эти совсем еще молодые люди были русскими и по внешности и по своему поведению, и в то же время в их облике было что-то новое, ранее не виданное им. Особенно поразительно было, с какой свободой и убежденностью Терехин говорил от имени всей Российской республики, произнося слова, за которые, как хорошо помнил Геннадий Олонкин, еще совсем недавно царские жандармы сажали в тюрьму, отправляли в ссылку.
– Мы принимаем к сведению ваши заверения, господин Амундсен, – ответил Терехин. – Советская республика в скором времени начнет собственные исследования Арктики, особенно берегов нашей родины…
– О, в таком случае мы с удовольствием поделимся тем опытом и сведениями, которые будут получены по завершении экспедиции, – с готовностью предложил Амундсен.
– Я передам ваши слова научным учреждениям нашей республики, – ответил Терехин.
– Простите, господин Терехин, – продолжал Амундсен, – не слыхали ли вы о таком человеке, как господин Вилькицкий?
– Я с ним лично не знаком, – ответил Терехин, – но имя мне известно. Вы хотели что-то ему передать?
– Да, но как это сделать? – с сомнением произнес Амундсен. – Как мы выяснили, ближайшая радиостанция, находившаяся в Средне-Колымске, бездействует и вряд ли может быть пущена в ход в ближайшее время…
– В Ново-Мариинске радио есть, – сказал Терехин, – Кстати, там работает ваш соплеменник Лампе. Очень знающий специалист. Он наладил связь не только с Петропавловском, но и с некоторыми американскими станциями.
– Прекрасные новости! – обрадованно воскликнул Амундсен. – Вы представить себе не можете, каково чувствовать себя оторванными от цивилизованного мира на протяжении более чем года!
– Я вас понимаю, – усмехнулся в ответ Терехин. – В свое время я просидел шесть лет в одиночной камере Бутырской тюрьмы без права переписки и посещений.
– О, извините! – поднял руки Амундсен. – Тюрьма – это ужасно, бесчеловечно!
Пока шел разговор, Каляна подливала чай, пододвигала нарезанное тонкими ломтиками нерпичье мясо, которое с видимым удовольствием ел самый главный норвежец.
– Вам нравится местная еда? – спросил Алексей Першин.
– За годы арктических путешествий я убедился, что местные жители веками выработали такую систему питания, которая надежно предохраняет их от цинги. Поэтому, если представляется возможность, я перевожу всю экспедицию на питание местными продуктами…
– А не приходилось ли вам пробовать местный продукт под названием копальхен?
– Местный копальхен попробовать еще не довелось, – с серьезным видом ответил Амундсен, – но нечто подобное – квашенное в яме и особо выдержанное моржовое мясо вместе с жиром и кожей – мне доводилось неоднократно пробовать во время плавания по Северо-Западному проходу. Должен отметить, что в главных чертах жизнь коренных обитателей Арктики весьма схожа.
– Да, копальхен трудная еда, – со вздохом заметил Алексей Першин и принялся выбирать кусок сухаря. Найдя подходящий, он погрузил его на мгновение в крепкий чай и откусил. Моченый сухарь делался сладковатым, и при нужде с ним можно было пить чай без сахара.
Запасы собственных продуктов, взятые из разоренных складов Анадыря, давно иссякли,, и то, что было положено на стол в яранге, было последними остатками, невесть каким путем сбереженными Анемподистом Парфентьевым. Вот уже несколько месяцев путникам приходилось полагаться только на местную еду, из которой для Алексея.Першина и впрямь самой трудной оказался копальхен.
– Сколько времени вы намереваетесь пробыть здесь? – спросил Амундсен.
– Послезавтра я отправляюсь вместе с Анемподистом дальше, к устью Колымы, а Першин, как я уже сказал, остается в этом становище.
– Мы бы могли вас снабдить кое-какими продуктами, – сказал Амундсен. – Экспедиционные запасы у нас достаточно велики, приходите на корабль, и мы без ущерба можем кое-чем поделиться.
– Нет, у нас есть все что надо, – твердо ответил Терехин. – А приглашением воспользуемся, если вам удобно, завтра днем.
– Приходите к обеду, – добавил на прощание Амундсен, цере'монно откланиваясь у выхода из яранги.
На правах хозяина Кагот вышел проводить гостей.
Некоторое время в чоттагине царила тишина. Первым подал голос Анемподист, принявшийся собирать остатки сухарей:
– Вон сколько поели, окаянные!
Да, черные сухари явно пользовались большим успехом у норвежцев. Особенно много погрыз их Геннадий Олонкин, успевавший и переводить и есть.
– Анемподист, – строго сказал Терехин, – оставь сухари на месте!
– А сахар? – жалобно спросил каюр.
– И сахар! – ответил Терехин. – Что же ты так? Не по-людски это – ставить на стол, а потом забирать.
– Так последнее! – взмолился Анемподист. – У нас больше ни крошки! Как дальше будем жить? Не переходить же нам на самом деле на копальхен. Не норвеги же!
– Так я и поверил, что они копальхен едят, – заметил Першин. – Буржуи! Сразу видно. И этот русский – явно приказчик. Чистенький, выкормленный. Небось потихоньку пушниной промышляют, путешественники…
Почему-то Першин не проникся ни к Амундсену, ни к его спутникам большим уважением. Конечно, он тоже знал это имя, имя великого путешественника, покорителя Южного полюса, но вид благополучных людей, здоровых, упитанных, раздражал его. Он вспоминал долгий путь по побережью Ледовитого океана, нищие стойбища, умирающих детей, алчных, одичавших от жадности торговцев. Вспоминал карательные экспедиции каппелевцев и другой белогвардейской сволочи, расстреливавших в сибирских и дальневосточных деревнях безоружных крестьян только за то, что они сочувствовали партизанам.
В ярангу вернулся Кагот и прошел к пологу. Усевшись на бревноизголовье, достал трубку и раскурил. Потянув носом, Першин спросил:
– Откуда табак?
– С корабля.
– Подарок?
– Нет, почему, – ответил Кагот, – выменял. На копальхен, собачий корм.
– Ну что я говорил? – Першин торжествующе посмотрел на Терехина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75