– Что с вами случилось, Кагот? Вы плохо спали? – участливо спросил Амундсен.
– Я поздно заснул…
– Зря волнуетесь, Кагот, – успокаивающе произнес Амундсен, – здесь, на корабле, вы и ваша дочь в полнейшей безопасности. Никто не смеет вас тронуть.
– Спасибо, господин начальник. – Кагот не знал, куда деваться от стыда. – Я не боюсь приезжих.
– Но они требуют, чтобы вы возвратились вместе с ними, – напомнил Амундсен.
– Они, наверное, еще не поняли, что я уже не тот Кагот, которого они помнят.
Они хотят встретиться с вами и поговорить, – сказал Амундсен, – Может быть, действительно вам следует увидеться с ними? Пусть они услышат из ваших уст, что вы больше не хотите иметь дела с ними.
– Хорошо, я с ними встречусь, – кивнул Кагот. – Поговорю с ними.
Подавая завтрак, Кагот непрестанно думал о том, что во всяком другом месте, с другими тангитанами за сегодняшний проступок его сразу же выставили бы с корабля. Он вспомнил, как с ним обращались на «Белинде». Тогда он считал, что, наверное, не бывает другого обращения с чукчами со стороны тангитанов. Так случалось и на берегу, когда белые торговцы покрикивали на чукчей, открыто посмеивались над ними, передразнивали их повадки, речь. Глупое высокомерие и чванство, сильно ронявшее этих людей в глазах коренных обитателей ледовитого побережья, представлялось их племенным отличием. Но вот, оказывается, есть среди них совершенно нормальные люди с нормальным отношением к любому человеку как к своему собрату.
Сундбек и сам Амундсен с самым серьезным видом сказали Каготу, что поиски конечного большого числа – это абсурд. Но он не поверил им. Конечно, Кагот понимал, что его знания не идут ни в какое сравнение со знаниями тех, которые учились грамоте и счету долгие годы. Но почему-то ему казалось, что до них либо не дошел смысл магической силы конечного большого числа, либо они сознательно скрывают его. Может быть, именно знанием такого числа и объясняется, удача этих людей, их удивительное умение мастерить и изобретать?
Всё чаще Кагот боролся с желанием бросить дела, вернуться к тетради и писать, писать цифры, подкрадываясь к магическому числу.
После случая с завтраком Кагот постарался и приготовил хороший и разнообразный обед, и все за столом выразили вслух свое одобрение. Для маленькой Айнаны Сундбек соорудил специальный высокий стул. Он же выточил на токарном станке из моржовой кости крохотную ложечку, вилочку и украшенное резьбой кольцо для салфетки.
Когда Айнана садилась за стол и ей подвязывали под подбородком цветную салфетку, у отца замирало сердце от любви и нежности. Самой Айнане казалось, что все эти бородатые, говорящие на незнакомом языке, шумные и большие люди играют с ней, и она вела себя соответственно, играя вместе с ними в долгую, многодневную игру, пыталась есть с помощью ложки и вилки, гуляла по заснеженной палубе, каталась на санках по специально положенной обледенелой доске рядом с трапом. День кончался мытьем в большом оцинкованном корыте.
Когда наступил очередной час урока, Кагот вдруг сказал Сундбеку:
– Может быть, не будем считать?
– Почему?
– Смысла не вижу.
– Да? – удивился Сундбек.
– Мы все складываем и вычитаем, решаем разные задачи, а до главного добраться никак не можем, – сказал Кагот.
– А что вы имеете в виду под этим главным? – спросил Сундбек.
– Самое большое конечное число, – тихо сказал Кагот.
Сундбек тяжело и глубоко вздохнул.
Все сидящие в кают-компании насторожились.
– Я уже вам говорил, Кагот, что самого большого конечного числа не существует…
– Но вы же сами в самом начале обучения говорили, что числа – что суть обозначения количества окружающих нас предметов, – напомнил Кагот. – А предметы имеют конечное число. Все имеет конец. Я подумал, что и комары когда-то кончаются, точно так же, если вы идете по песчаному берегу, песок где-то кончается – и вы упираетесь или в гальку, или в валуны, или же в тундру. Шерсть на оленьей шкуре и даже звезды можно сосчитать, если взяться как следует.
– Вы уверены, Кагот, что звезды можно сосчитать? – с иронией спросил Амундсен.
– Можно, – решительно ответил Кагот.
– Интересно, – промолвил начальник экспедиции и оглядел своих товарищей.
– Мне кажется, – сказал Кагот, – это конечное большое число можно найти. Только надо иметь терпение…
И Кагот ушел к себе. Когда за ним закрылась дверь, Амундсен сказил:
– Он просто устал. Видимо, он плохо спит, опасается близкого соседства врагов.
– А может быть, он пишет числа? – высказал догадку Сундбек.
– Я сейчас посмотрю, – сказал Олонкин и, поднявшись со стула, на цыпочках пошел к двери каюты Кагота. Осторожно приоткрыв ее, он заглянул и увидел повара, склонившегося над тетрадью, разложенной под иллюминатором.
Кагот даже не шевельнулся, не повернул голову в сторону двери.
Вернувшись, Олонкин сказал:
– Пишет…
– Меня беспокоит его состояние, – встревоженно произнес Сундбек. – Может быть, действительно грамота и счет здешнему туземцу только во вред?
– Я читал в каком-то этнографическом сочинении, – заговорил Амундсен, – что люди, привыкшие к определенному укладу, насчитывающему тысячелетия, настолько сживаются с ним, что всякое нарушение равномерного течения жизни может болезненно отразиться на их психическом состоянии.
– Так вы хотите сказать, что учение не пошло на пользу Каготу? – спросил Сундбек.
– По-моему, делать такие выводы рано, – успокаивающе произнес Амундсен. – Ведь поначалу все шло хорошо.
– Думаю, что следует устроить перерыв в занятиях, – решил Сундбек. – У Кагота сейчас нелегкое время: родичи, приехавшие за ним, заботы о дочери… Пусть немного передохнет.
На следующее утро за завтраком Сундбек объявил Каготу, что занятия на некоторое время прекращаются. Повар с удивлением посмотрел на своего учителя.
– Почему?
– Так полагается, – бодро ответил Сундбек. – В таких умственных занятиях время от времени делают перерывы, которые называются каникулами.
– Для чего?
– Чтобы знания смогли глубоко проникнуть в сознание ученика, – ответил Сундбек.
Кагот молча кивнул в знак согласия, но весь его вид выражал недоверие.
Когда пришел вечер, Амундсен, чтобы развлечь Кагота, завел виктролу и устроил вечер танцев.
Кагот и Айнана хохотали до слез, наблюдая, как начальник, изображавший кавалера, пытался обхватить за талию рослого, плотного Сундбека. Олонкин крутил вокруг себя Ренне. Тангитанские танцы, конечно, не имели ничего общего с чукотскими и эскимосскими, но если присмотреться, то к ним вполне можно привыкнуть. Однако Каготу больше нравилось просто слушать музыку, особенно когда из широкого раструба виктролы слышался женский голос. В этом голосе чувствовалась глубокая тоска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75