– Как в море? – обратился Кагот к Першину.
– Дрейфующий лед нынче отдалился, – начал Першин. Он говорил со знанием дела, словно всю жизнь только тем и занимался что бил нерпу на льду. – Припай нарос, и к открытой воде далеко идти. Только откроется вода – тут же замерзает. Опасно ходить по льду. Зато нерпы много. Хорошо охотиться!
Кагот пожалел, что не может ходить на охоту. Надо как-нибудь отпроситься у начальника на день и выйти на лед. Так ведь можно и позабыть, как добывается нерпа: не век? же жизнь быть ему поваром у Амундсена!
Казавшаяся издали непонятной и даже привлекательной жизнь на тангитанском корабле оказалась, в общем-то, однообразной, очень размеренной. Это впечатление усиливалось еще и тем, что начальник экспедиции требовал выполнения всех работ точно по часам. Особенно это касалось времени приема пищи. Задержка хотя бы на несколько минут вызывала его недовольство, и он делал строгий выговор. Но Кагот приноровился подавать и завтрак, и обед, и ужин в точно назначенный час или даже чуточку раньше, чтобы избежать упреков.
– Следов белых медведей немного, – продолжал Першин, – но они есть, особенно возле прибрежных скал.
– Будьте осторожны, – предупредил Кагот, – это скорее всего медведица с детенышем. Может подкрасться сзади и напасть.
– Амос мне тоже говорил, – сказал Першин. – Когда я того медведя убил, мне показалось, что теперь мне ничего не стоит добыть иследующего. А вот не попадаются.
– Белый медведь – редкая добыча, – заметил Кагот. – Когда какой год выпадает. Но к весне звери могут появиться.
Каляна подала чай, и мужчины приступили к основательному чаепитию с сахаром. Налили и Айнане в плоское блюдечко, чтобы не обожглась, и дали большой кусок сахара. Девочка пила как большая, засунув сахар за щеку. Втянув в себя весь чай, она вынимала сахар и клала его на столик, ожидая, пока ей нальют еще.
– Как дела с обучением грамоте? – поинтересовался Кагот.
– Туговато идет, – ответил Першин. – Ведь, по сути, мне приходится обучать не чукотской, а русской грамоте.
– Однако вижу, что у вас-то чукотский язык хорошо пошел, – заметил Кагот.
– У меня хорошие учителя, – улыбнулся Першин. – Учат все время. По-русски ведь не с кем говорить.
– Меня тоже учат грамоте, – признался Кагот.
Першин заметно удивился этому.
– А какой грамоте? Норвежской?
– Пока непонятно какой, – ответил Кагот. – Но мне больше нравится счет и числа… Вот я все хотел спросить у вас: у корабельных тангитанов тоже есть поэты или они только у русских?
– Поэты есть у всех народов, – ответил Першин. – И у норвежцев и у англичан. Я даже уверен, что они есть и у вас. Ведь тот, кто сочиняет песни, тоже поэт. А песни у вас есть, не правда ли?
– Песни-то есть, но в них мало слов, – вздохнул Кагот.
– А разве в вашем языке нет похожего на то, что я читал вам из Пушкина, Блока? – спросил Першин.
– Может быть, и есть, – неуверенно ответил Кагот, – но этошаманские заклинания, и они исходят не от человека, а от Внешних сил.
– Как это? – не понял Першин.
– Внешние силы как бы тоже говорят человеческими словами, но через избранного, через шамана, – объяснил Кагот,
– Значит, шаман и есть поэт! – весело заключил Першин.
Кагот покачал головой. По учителю выходит, что и он, Кагот, тоже является поэтом, как те тангитаны, которые сложили слова про зимнюю дорогу или про звезды, но Кагот сомневался в этом.
Внешне в яранге ничего не изменилось. На прежнем месте висел гостевой полог, свидетельствуя о том, что мечты хозяйки заполучить мужчину в большой полог пока остались неосуществленными. Это несколько озадачило Кагота, который до встречи с членами экспедиции Амундсена и до приезда Першина видел в мужчинах-тангитанах людей, весьма жадных до женщин, не брезгующих часто и старухами. Может быть, эти мужчины как-то иначе устроены? Но телесное устройство членов экспедиции Амундсена ничем существенным не отличалось от его, Кагота, точно так же как и Першина, которого он видел голым в корабельной бане. Странные люди… И не похоже, чтобы брезговали. Наоборот, в кают-компании часто слышались слова похвал и Калине, и жене Амоса Чейвынэ, и особенно юной Умканау.
Должно быть, эти тангитаны принадлежали к роду особо стеснительных или очень преданных своим женам.
– Жена у вас есть? – спросил Кагот.
– Не успел я жениться, – почему-то с виноватой улыбкой ответил Першин.
– А собираетесь?
– Когда-нибудь придется…
– Здесь будете жениться или у себя в Петрограде?
– Это уж как судьба решит…
– Это верно, – вздохнул Каготи засобирался. – Ну, я пойду: мне еще надо соседей навестить.
Возле яранги Амоса катались на санках Эрмэн и Илкэй. Детишки кинулись на гостя с криком:
– Дядя Кагот! Дядя Кагот! Ты принес нам тангитанские сладости?
– Принес, принес! – весело ответил Кагот, чувствуя себя благодетелем, человеком, приносящим радость не только взрослым, но и детям. Он уже привык к своему новому положению. В становище каждый приход Кагота означал пополнение оскудевших запасов муки, чая и сахара, которые хотя и считались лакомством и не определяли главного содержания питания, но, однако, без этих продуктов жизнь уже казалась пресной.
Амос чинил нарту, пристроившись у ярко горящего костра. Чейвынэ занималась исконно женским делом – с помощью каменного скребка, насаженного на деревянную ручку, очищала нерпичью шкуру.
– Амын етти! – приветствовал гостя Амос. – Какие новости?
– Новостей особых нет, – степенно ответил Кагот, присаживаясь на китовый позвонок и развязывая мешок с подарками. – Вот кое-что принес вам и ребятишкам. Он подал мальчику и девочке по конфете, а остальное Чейвынэ. – Счету меня начали обучать.
– Счету? – переспросил Амос. – Для чего это?
– Ну, для того, чтобы знать число вещей.
– Много вещей у тебя завелось?
– Не так чтобы много, но кое-что есть, – ответил Кагот. – Но счет не для этого.
– Ты говорил, что тангитаны все меряют, – сказал Амос. – Им это для чего-то надо. А тебе зачем? Тоже мерить будешь?
– Может, и придется, – туманно ответил Кагот. – А разве русский учитель не учит счету?
– Вроде бы учит, – вспомнил Амос. – Но это так, баловство и развлечение для детей.
– У меня это серьезно, – сказал Кагот. – И чувствую, что за этим большое дело…
– Может быть, и так, – кивнул Амос, отодвигая в сторону нарту. – Чейвынэ, уж коли свежий чай появился, давай-ка попьем.
За чаем разговор продолжался. Амос рассказал о подвижках льда на границе припая и дрейфующих ледовых полей и снова вернулся к делам в становище.
– Все хорошо было бы с этим учителем, но странный он человек, – заметил Амос.
– Да, – кивнул Кагот, – Я это тоже почуял: он так и спит в гос-тевом пологе, не переселился в большой.
– Но главное в другом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75