Не случайно тот же Федор Михайлович, сочинениями которого ты так восхищаешься, говорил: быть русским человеком значит быть всечеловеком, братом всех людей. А настоящий брат никогда не покажет остальным членам семьи, что он хоть в чем-то выше их. Ему попросту в голову не придет такое…
Они помолчали, думая об одном и том же, но по-своему. «Кем же считает меня Олег? Одной из сестер в многочисленном семействе народов или…» А Давыдову казалось, будто он всегда знал Хельгу, может быть, даже вырос с нею в одном дворе и ходил вместе в школу. В некое мгновение ему почудилось даже, будто он в Ленинграде, так Седергатан с ее водной полосой посредине напомнила ему набережную реки Мойки.
Они дошли до угла, где в реставрированном старом доме разместился небольшой кинотеатр. У входа толпилась кучка юнцов с девчонками.
– Опять паломничество на американский фильм, – с горечью произнесла Хельга. – Голливуд задавил шведское национальное кино. А тут еще бум с видеокино… Наступление массовой попкультуры идет полным ходом.
– Надо изо всех сил сопротивляться этому духовному насилию, – убежденно сказал Давыдов, – противопоставить национальное, самобытное. У нас эта опасность наметилась тоже. Чтобы сделать кассовый сбор, кинопрокатчики гонят всякую муру, вроде: американского «Конвоя», индийского «Диск-жокея» и пошлых приключений Анжелики.
– Но ведь у вас все проще! – воскликнула Хельга. – Приказали изъять из репертуара – вот и все. Это у нас свобода частного предпринимательства. Выпускают всякую мерзость, лишь бы выручить хорошие деньги.
Олег рассмеялся.
– Свободы у нас больше, нежели где-либо, – сказал он. – Только определенной категории культуррегеры пользуются ею извращенно. До недавней поры идеологическую работу поручали лицам, которые показали профессиональную непригодность в производящих отраслях. Не справляется начальник – куда его девать? На культуру, в идеологическое хозяйство! А они и там не могут отличить, где белое, а где черное. Так что у нас, Хельга, собственные проблемы.
– Может быть, ты хочешь пойти в кино? – спросила девушка. – На предмет критики… Кажется, это фильм ужасов.
– Полтергейст, – прочитал на афише Олег. – Домовой… С полгода назад я видел эту картину в Антверпене. Ничего особенного… Как сказал Лев Толстой про Леонида Андреева: «Он пугает, а мне не страшно…» Давай сходим. Посмотрю еще раз. В техническом отношении фильм безупречен, есть просто блестящие трюки.
– Я не смотрю фильмов ужасов, – сказала Хельга. – И не потому, что боюсь… Упиваться страшным античеловечно.
– Это верно, – согласился Олег.
Через квартал им снова попалась на глаза очередь. В ней стояли только мужчины – молодые и постарше.
– Вроде магазин, – удивился Олег. – Но у вас очередей в магазинах я еще не встречал.
– Это «Система», – смущенно объяснила Хельга. – Понимаешь, такой кооперативный магазин, который имеет монополию, или, лучше сказать, лицензию на торговлю алкоголем.
– Ясно, – засмеялся Давыдов. – Знакомая ситуация… Работать с ними надо, вот с этими хвостами!
– Ты, наверное, знаешь: у нас в стране ограничения на спиртное, – сказала Хельга. – Но все равно есть общество трезвости. Оно проводит пропаганду и вот в таких очередях.
– А что, – оживился Олег, – самое подходящее место! А ты в этом обществе состоишь?
– Конечно. И отца вовлекла.
– Молодец! У нас на судне тоже была ячейка. Доктор ею заведовал… – Последняя фраза вырвалась у Олега непроизвольно. Он тут же вспомнил о докторе и замолчал так неожиданно, что Хельга удивленно посмотрела на него.
Они миновали очередь за алкоголем, прошли еще сотню шагов, как вдруг их окликнули сзади.
Молодые люди повернулись.
От магазина приближались трое парней. У каждого было по бутылке.
– Не хотите ли выпить с нами? – спросил один из них.
– Спасибо, – сухо поблагодарил по-шведски Давыдов. – Мы не пьем…
– Скажите на милость! – подхватил другой. – Трезвый иностранец! Да и янки к тому же! А трезвенников-американцев не бывает… Янки, гоу хоум!
– Гуляет с нашей девушкой, – буркнул третий. – Тогда пусть она с нами выпьет!
– На брудершафт, – уточнил первый из парней.
«Случайная встреча или провокация? Плевать… Не отвяжутся добром…» – подумал Давыдов.
– Ребята, – тщательно подбирая слова, но акцент все равно выдавал его, обратился он к парням, – пожалуйста, оставьте нас в покое. Я вовсе не американец. Я гуляю с девушкой по вашему городу и рассчитываю на ваше гостеприимство. Алкоголь мы не употребляем.
– Пусть она выпьет с нами! – упрямо повторил один из хулиганов и схватил Хельгу за руку.
«Ага, – сказал себе Давыдов, – перчатка брошена!»
– Отпусти девушку! – крикнул он.
Слева на него бросился самый высокий из них, замахиваясь бутылкой. Ему Олег сделал подсечку, направив головой на камни набережной. Среднего он вырубил ударом ноги в промежность, а того, кто держал Хельгу за руку, вывел на мельницу, раскрутил и швырнул в воду канала.
– Надо уходить! – крикнул он Хельге, оторопело смотревшей на мгновенную схватку, но было уже поздно.
От очереди у магазина к ним направились два полицейских. Вдоль канала, отрезая путь к отступлению, неторопливо вышагивали еще двое.
«Не слишком ли их много на одного русского парня? – подумал Давыдов. – И очень уж они оперативно появились…»
II
Марку Червяге никак не удавалось выполнить приказ гомика, как мысленно окрестил он невидимого шефа, с которым говорил по телефону. Студент, которого Докер высмотрел и опознал по фотографии, никак не хотел оказаться в безлюдном месте, в котором бы Докер смог элементарно пристрелить его из пистолета с глушителем. Стрелять же в университете, на улицах, в общественном транспорте было равносильно самоубийству У подъезда тоже не везло. Так уж получалось, что Колотухин-младший все время входил и выходил с кем-либо из посторонних, а свидетели Докеру были совершенно не нужны. Неудачи раздражали Марка Червягу. Он стал нервничать.
Но Докер сразу воспрянул духом, когда понял, что Андрей отправился на Балтийский вокзал и, судя по экипировке, собирается за город. Соблюдая меры предосторожности, Марк Червяга вошел в тот же вагон электрички и уселся так, чтобы видеть студента со спины То, что с двух разных точек за ним самим ведется наблюдение, он не заметил.
Тем временем, получив приказ генерала. Митрофан Елуферьев мчался на оперативной машине к даче академика Колотухина. Он уже выяснил, что пока там никого нет, и воображение его услужливо рисовало такую картину: Андрей входит в пустой дом, за ним пробирается террорист… Остальное для матерого бандита дело техники. Конечно, за ним идут по пятам люди с Литейного проспекта, но они получили указание всего лишь фиксировать каждый шаг агента, не более того.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Они помолчали, думая об одном и том же, но по-своему. «Кем же считает меня Олег? Одной из сестер в многочисленном семействе народов или…» А Давыдову казалось, будто он всегда знал Хельгу, может быть, даже вырос с нею в одном дворе и ходил вместе в школу. В некое мгновение ему почудилось даже, будто он в Ленинграде, так Седергатан с ее водной полосой посредине напомнила ему набережную реки Мойки.
Они дошли до угла, где в реставрированном старом доме разместился небольшой кинотеатр. У входа толпилась кучка юнцов с девчонками.
– Опять паломничество на американский фильм, – с горечью произнесла Хельга. – Голливуд задавил шведское национальное кино. А тут еще бум с видеокино… Наступление массовой попкультуры идет полным ходом.
– Надо изо всех сил сопротивляться этому духовному насилию, – убежденно сказал Давыдов, – противопоставить национальное, самобытное. У нас эта опасность наметилась тоже. Чтобы сделать кассовый сбор, кинопрокатчики гонят всякую муру, вроде: американского «Конвоя», индийского «Диск-жокея» и пошлых приключений Анжелики.
– Но ведь у вас все проще! – воскликнула Хельга. – Приказали изъять из репертуара – вот и все. Это у нас свобода частного предпринимательства. Выпускают всякую мерзость, лишь бы выручить хорошие деньги.
Олег рассмеялся.
– Свободы у нас больше, нежели где-либо, – сказал он. – Только определенной категории культуррегеры пользуются ею извращенно. До недавней поры идеологическую работу поручали лицам, которые показали профессиональную непригодность в производящих отраслях. Не справляется начальник – куда его девать? На культуру, в идеологическое хозяйство! А они и там не могут отличить, где белое, а где черное. Так что у нас, Хельга, собственные проблемы.
– Может быть, ты хочешь пойти в кино? – спросила девушка. – На предмет критики… Кажется, это фильм ужасов.
– Полтергейст, – прочитал на афише Олег. – Домовой… С полгода назад я видел эту картину в Антверпене. Ничего особенного… Как сказал Лев Толстой про Леонида Андреева: «Он пугает, а мне не страшно…» Давай сходим. Посмотрю еще раз. В техническом отношении фильм безупречен, есть просто блестящие трюки.
– Я не смотрю фильмов ужасов, – сказала Хельга. – И не потому, что боюсь… Упиваться страшным античеловечно.
– Это верно, – согласился Олег.
Через квартал им снова попалась на глаза очередь. В ней стояли только мужчины – молодые и постарше.
– Вроде магазин, – удивился Олег. – Но у вас очередей в магазинах я еще не встречал.
– Это «Система», – смущенно объяснила Хельга. – Понимаешь, такой кооперативный магазин, который имеет монополию, или, лучше сказать, лицензию на торговлю алкоголем.
– Ясно, – засмеялся Давыдов. – Знакомая ситуация… Работать с ними надо, вот с этими хвостами!
– Ты, наверное, знаешь: у нас в стране ограничения на спиртное, – сказала Хельга. – Но все равно есть общество трезвости. Оно проводит пропаганду и вот в таких очередях.
– А что, – оживился Олег, – самое подходящее место! А ты в этом обществе состоишь?
– Конечно. И отца вовлекла.
– Молодец! У нас на судне тоже была ячейка. Доктор ею заведовал… – Последняя фраза вырвалась у Олега непроизвольно. Он тут же вспомнил о докторе и замолчал так неожиданно, что Хельга удивленно посмотрела на него.
Они миновали очередь за алкоголем, прошли еще сотню шагов, как вдруг их окликнули сзади.
Молодые люди повернулись.
От магазина приближались трое парней. У каждого было по бутылке.
– Не хотите ли выпить с нами? – спросил один из них.
– Спасибо, – сухо поблагодарил по-шведски Давыдов. – Мы не пьем…
– Скажите на милость! – подхватил другой. – Трезвый иностранец! Да и янки к тому же! А трезвенников-американцев не бывает… Янки, гоу хоум!
– Гуляет с нашей девушкой, – буркнул третий. – Тогда пусть она с нами выпьет!
– На брудершафт, – уточнил первый из парней.
«Случайная встреча или провокация? Плевать… Не отвяжутся добром…» – подумал Давыдов.
– Ребята, – тщательно подбирая слова, но акцент все равно выдавал его, обратился он к парням, – пожалуйста, оставьте нас в покое. Я вовсе не американец. Я гуляю с девушкой по вашему городу и рассчитываю на ваше гостеприимство. Алкоголь мы не употребляем.
– Пусть она выпьет с нами! – упрямо повторил один из хулиганов и схватил Хельгу за руку.
«Ага, – сказал себе Давыдов, – перчатка брошена!»
– Отпусти девушку! – крикнул он.
Слева на него бросился самый высокий из них, замахиваясь бутылкой. Ему Олег сделал подсечку, направив головой на камни набережной. Среднего он вырубил ударом ноги в промежность, а того, кто держал Хельгу за руку, вывел на мельницу, раскрутил и швырнул в воду канала.
– Надо уходить! – крикнул он Хельге, оторопело смотревшей на мгновенную схватку, но было уже поздно.
От очереди у магазина к ним направились два полицейских. Вдоль канала, отрезая путь к отступлению, неторопливо вышагивали еще двое.
«Не слишком ли их много на одного русского парня? – подумал Давыдов. – И очень уж они оперативно появились…»
II
Марку Червяге никак не удавалось выполнить приказ гомика, как мысленно окрестил он невидимого шефа, с которым говорил по телефону. Студент, которого Докер высмотрел и опознал по фотографии, никак не хотел оказаться в безлюдном месте, в котором бы Докер смог элементарно пристрелить его из пистолета с глушителем. Стрелять же в университете, на улицах, в общественном транспорте было равносильно самоубийству У подъезда тоже не везло. Так уж получалось, что Колотухин-младший все время входил и выходил с кем-либо из посторонних, а свидетели Докеру были совершенно не нужны. Неудачи раздражали Марка Червягу. Он стал нервничать.
Но Докер сразу воспрянул духом, когда понял, что Андрей отправился на Балтийский вокзал и, судя по экипировке, собирается за город. Соблюдая меры предосторожности, Марк Червяга вошел в тот же вагон электрички и уселся так, чтобы видеть студента со спины То, что с двух разных точек за ним самим ведется наблюдение, он не заметил.
Тем временем, получив приказ генерала. Митрофан Елуферьев мчался на оперативной машине к даче академика Колотухина. Он уже выяснил, что пока там никого нет, и воображение его услужливо рисовало такую картину: Андрей входит в пустой дом, за ним пробирается террорист… Остальное для матерого бандита дело техники. Конечно, за ним идут по пятам люди с Литейного проспекта, но они получили указание всего лишь фиксировать каждый шаг агента, не более того.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125