Постояв на углу Невского проспекта, словно раздумывая, в какую сторону пойти, Рутти Лаймесон повернул налево и решительно зашагал в сторону площади Восстания.
Не доходя до станции метро, он пересек Невский, затем Лиговку и оказался перед зданием Московского вокзала. Явного наблюдения за собой он пока не замечал.
«Пусть следят, – подумал он. – Пусть даже засекут. У меня иммунитет. Вышлют – только и всего…»
На вокзале он медленно обошел залы, внимательно приглядываясь к пассажирам, словно искал кого-то. Потом долго изучал расписание поездов, делал заметки в блокноте.
Объявили посадку на ночной поезд в Москву. Рутти Лаймесон оживился, быстро прошел к кассе, купил билет в спальный вагон до Калинина и двинулся на перрон. Предъявив проводнице билет, он вошел в слабо освещенный вагон, где совсем не было пассажиров.
Место у Рутти Лаймесона было в третьем купе. Но он, поглядев по сторонам, быстро открыл пятое. Захлопнув за собой дверь, он потянул вниз оконную раму и, высунув насколько мог руку вверх, прикрепил к металлической стенке вагона передатчик с магнитной присоской.
Передатчик должен был включиться через полчаса после того, как поезд тронется и наберет приличную скорость. Пока источник запеленгуют, сообразят, каким образом он перемещается, ликвидируют, пройдет некое время, и Школьник, который ждет в эту ночь приказ Лэнгли, успеет его получить.
Закрыв окно, Лаймесон вышел из чужого купе, миновал собственное и снова оказался на перроне.
– Пойду встречу друга, – приветливо сказал он проводнице. – Где-то застрял с вещами.
– Смотрите, не опоздайте! – предупредила вслед молодая женщина.
Выйдя из здания вокзала, Рутти Лаймесон почувствовал, как устал… Возвращаться пешком не хотелось и он взял такси. Но сразу в гостиницу разведчик не поехал. Он заставил водителя довезти его до Адмиралтейства, затем прокатить по набережной, свозить на Васильевский остров и только после этого вернулся на левый берег Невы.
У подъезда «Европейской» Рутти Лаймесон расплатился, позвонил у двери молодцеватому швейцару, сунул ему за хлопоты пятидолларовую бумажку и лег спать с ощущением, что больше никогда не вернется в этот город.
«Я уже попрощался с ним, – подумал он, усмехнувшись, – и завтра ни на какую экскурсию с консулом не поеду…»
Панический страх перед русскими, который Рутти Лаймесон испытывал в Ухгуилласуне, куда-то исчез. Но когда он уснул, опять явился все тот же рюсся в зеленой фуражке и, вскинув ракетницу, неотвратимо прицелился в него.
III
– Человек с рождения знает, что он когда-нибудь умрет, – сказал Джон Бриггс. – Но тем не менее поступает всегда так, будто ему суждено жить вечно. Почему?
– Не задумывался над этим, – признался Олег Давыдов. – Хотя… Мне кажется именно в этом основа для вселенского оптимизма. Человечество выстояло именно потому, что каждая отдельно взятая личность ощущала себя его частичкой, а значит, приобщенной к вечности.
– Логично, – согласился Джон Бриггс. – А как ты думаешь: вернемся мы с тобой из этого похода?
– Мы же не салаги, отправляющиеся в первый рейс… Моряки не говорят на такие темы перед выходом в плавание.
– У меня нехорошее предчувствие, – признался Джон Бриггс. – Гложет нечто…
– Угрызения совести? – спросил Олег.
– Совесть, мой мальчик, понятие для разведчика неведомое. И чем раньше ты это поймешь, тем скорее станешь профессионалом. А вот предчувствие… Это уже из области парапсихологии. Предчувствие, точнее предвидение, великое качество для разведчика. Оно заменяет отсутствующие звенья в цепи фактов. Любые прогнозы и самые надежные планы могут быть разрушены непредвиденными обстоятельствами, но настоящий профессионал в состоянии предвидеть возникновение и этих обстоятельств. Конечно, для этого необходимы полнота, достоверность и точность сведений, знание национального характера народа, против которого готовится разведывательная акция…
– Ну, в этом ты многим коллегам сто очков вперед можешь дать, – насмешливо сказал Олег.
– И еще учет устойчивых тенденций в развитии событий на данном этапе, – продолжал Джон Бриггс. – И разумеется, творческие способности, зрелость суждений, образование, опыт и дисциплинированное воображение.
– И что тебе подсказывает дисциплинированное воображение? – спросил Давыдов. – Будем ли мы в скором времени кейфовать где-нибудь на мысе Антиб?
– У меня сейчас буйное воображение, Олег, – каким-то незнакомым Давыдову тоном произнес Джон Бриггс. – И картины оно мне живописует, прямо скажем, сюрреалистические. Боюсь даже поделиться ими с тобой. Чтобы не лишить тебя боевого духа, которым ты наполнен перед атакой.
– Становлюсь профессионалом, Боб, – назвал его по-прежнему Олег Давыдов.
Ожидая сообщения бывшего фрегатен-капитана Мюнгаузена о готовности субмарины к выходу в рейс, эти двое не знали, что операция «Санта Клаус» провалилась, что Вильям Сандерс тут же все бросил и вылетел в Мюнхен, а вслед за ним, заметая следы, рейсом в Париж отправился Майкл Джимлин – он не рискнул сразу вернуться в посольство.
Перепуганного хозяина фирмы «Эвалд Юхансон и компания» подвергли перекрестному допросу, но вскоре убедились, что в делах даже своей конторы Юхансон был пустым местом. Хозяин фирмы не знал даже, что его коммерческий директор исчез, сняв со счетов максимально возможные суммы денег.
Стива Фергюссона объявили уголовным преступником и сообщили о его розыске.
Министр юстиции располагал подробной информацией о шпионском гнезде, которое свил «Осьминог» на вилле «Вера крус». Но дело это было весьма щекотливое и ставило министра в глупое положение: под носом у секретной службы иностранное государство создало в нейтральной стране центр по подготовке диверсантов… Тем не менее оставлять гнойный нарыв было нельзя.
Предполагалось захватить виллу спецвойсками, но в последнюю минуту Стен Викбаум сообразил, как обойтись без крови. Министр задержал наступление спецвойск на полчаса и послал на «Вера крус» комиссара полиции Матса Ханссона.
После коротких переговоров курсанты и, инструкторы разведшколы сдались без единого выстрела.
К этому времени их бывший начальник Джон Бриггс скрытно приближался к берегам России.
IV
Уютный свет зеленой лампы освещал заваленный бумагами письменный стол академика Колотухина. Время от времени он раскладывал кипы материалов по соответствующим папкам, освобождал стол и тщательно протирал поверхность сырой тряпкой. Но уже через день-два деловой беспорядок здесь воцарялся снова, и Василий Дмитриевич, вздыхая, ворошил листки в поисках необходимой записи. Потом это ему надоедало, и устраивалась следующая большая приборка.
Над проектами, связанными с деятельностью НИИ-электроприбора, Колотухин работал только в институте, а домашний письменный стол служил ему местом, где Василий Дмитриевич писал статьи в научные журналы, сочинял учебники, готовился к лекциям в институте, просматривал открытые диссертации учеников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125