Выла свадебную песню, накручивая и накручивая на фигурку бесконечную серебряную цепь, пока не получился один сплошной серебряный кокон, такого хватило бы на целую связку каторжан, однако, не зная, на что способен архимаг, она и этим не ограничилась, нашептав с десяток заговоров. Счастье златоградца было в том, что архимагом он вовсе не был, а имя его она не смогла вызнать, все опрошенные называли каждый раз разные.
Ланка каталась по земле, вереща. Сквозь пальцы капала кровь. Я холодела, представляя себе разные ужасы, но хрипящего Мытного бросить не могла. Бедолага споткнулся, не дойдя до Надиного дома, и вдруг, кашлянув, начал давиться водой. Я была насквозь мокра, а из него все текли и текли потоки, словно изо рта каменной горгульи в дождь. И, если б не златоградец, Мытный меня попросту бы раздавил. Взгляд боярина был полон ужаса, но надо сказать, к его чести, он не бросился кататься по земле, разрывая одежду на груди, а изо всех сил старался помочь мне. Во всяком случае, в том, что ноги его не несли, не страх был виноват.
Златоградец, сунув голову ему под мышку, поволок дружка, встревоженно поглядывая на меня, но я, как ни странно, все еще была цела. Только голову сдавило так, что я света не видела, но это явно от черного ветра, который Фроська пустила на поселок. От него бесновалась скотина в стойлах, выли собаки и заходились смертным криком младенцы. Вершининцы, которые днем гоняли от своих дворов Серьгу, теперь с проклятиями бороздили сохами круги вокруг домов, поспешно загоняя скотину прямо в избы, рисуя охранные знаки и выставляя образа Пречистой Девы в каждом окне.
Серьга плясал, как умалишенный, что-то бессвязно выкрикивая и всплескивая руками и задирая к небу лицо с закатившимися глазами. Силантий тащил его за хлястик кафтана, иногда роняя, но тут же легко вздергивая. В другой руке кузнеца беспомощной тряпкой висел Селуян. В лице дурневского воеводы не было ни кровинки, а у забора, вцепившись в штакетины огромными ручищами, стояла Надя. За чертой круга. И я надеялась, что она не сорвется к своему любимому кузнецу. Про сестрицу-то мою она явно не думала, хотя та всхлипывала у нее под ногами, цепляясь за юбку.
Илиодор чуть не каждый миг удивленно вскрикивал. Каких-то двенадцать шагов, которые мы не дошли до убежища, приготовленного Ланкой, казалось, просто невозможно сделать: ноги словно прирастали к дороге. Стоило чуть задержаться – и я проваливалась в утоптанную землю по щиколотку, словно в грязь, а потом выдирала ноги через силу так, что подошвы на сапогах трещали.
– Что это такое! – возмущался, высоко поднимая ноги, Илиодор, а я скрипела зубами: мне самой бы хотелось знать, такому нас не учили ни Августа, ни Рогнеда.
– Митруха, ну-ка живо в дом! – рявкнул кузнец.
Я подняла глаза и обнаружила черта. Он прыгал как-то кривенько от палисадника соседнего дома, явно нам наперерез, и мне не понравилось, как перекошена его фигура, словно черт решил поиграть в ребенка-утопленника. Лицо отекло, глаза налились дурной злобой, а от головы шел дым, словно он за спиной прятал головню.
– Ланка!!! – заверещала я, первой почуяв недоброе.
Всполошившийся Илиодор понес что-то о ведьмах и необходимости срочно прятаться в оградительном круге и попытался его цапнуть. Я уцепилась за Илиодорову руку, бросив судорожно свистевшего горлом боярина. Мытного мотнуло, и мы все трое упали на дорогу как раз в тот миг, когда от черта пошел волной жар, а потом бабахнуло так, словно взорвался винокуренный заводик. Дышать стало нечем, спину припекло. Я вскинулась, радуясь тому, что не сняла разорванный кафтан, и только тут поняла, что визжу. Прокопченную Надю отшвырнуло от забора, Силантий устоял, но борода его дымилась, и он смотрел с непониманием на мальца.
А черта корежило, личина сползала с него, и под ней что-то шипело, потрескивало угольями. Илиодор, поднявшийся на локте, потрясенно смотрел на Митруху, не замечая тлеющего рукава. Мытный дернулся и затих, захлебнувшись болотной тиной, зато Лана, оторвав руки от лица, резво бросилась в избу.
– Надо его обойти, – зашептала я, дергая Илиодора за рукав.
Златоградец растерянно кивнул, и немудрено: черт не отрывал от нас злобного взгляда. Я терялась в догадках – отчего он не кинется. Казалось, прыгни он сейчас – и ничто нас не спасет. Силищи в нем было столько, что он на спор подковы рвал.
Словно прочитав мои мысли, Пантерий заулыбался, пригнулся к земле и скакнул к нам, да так резво, что я только взвизгнуть успела, не поняв, каким чудом между мной и чертом оказался Илиодор. Кулак его смачно чавкнул о чертиный пятак. Пантерия бросило назад, а сам златоградец сморщился, видимо отбив себе руку.
– Маришка-а-а! Плаку-ун!!! – закричала еще от крыльца сестра, а добежав до границы, швырнула два мешочка.
Один, неудачно завязанный, рассыпался по дороге, другой шлепнулся у моих ног.
Я ухватила сенную труху молотого корня плакуна и швырнула горсть навстречу взрычавшему от неудачи черту. Выдрала ноги из липкой земли и побежала вокруг Пантерия, рисуя плакун-травой круг. Он бешено кинулся на меня, но златоградец, хоть и не понимая, что я делаю, накрепко ухватил его за хвост. За это озверевшая нечисть вмиг разодрала ему когтями руки, но Илиодор не выпустил ставшего таким боевым и страшным Митруху, хоть и выглядел потрясенным до невозможности.
– Мытного тащи в дом, откачивай! – велела я. – С Митрухой разберусь сама.
Лана кусала губы, теперь они на пару с Надей вцепились в забор, чуть не плача оттого, что ничем не могут нам помочь.
– Что ж это такое? – бесконечно повторяла костоправша.
Черт всхлипнул и внезапно осел на землю. Но я не успела порадоваться крупной слезе, скатившейся у него по щеке. В поселке вдруг разом умолкли все собаки.
– Это что? – вскинул голову Илиодор.
Мытного он едва-едва сумел перетолкнуть за черту, при этом вид у него был такой, словно он с кем-то сражался и этот невидимый мешал ему совершить задуманное. Надя и Ланка тут же принялись откачивать боярина, костоправша, с легкостью бросив боярина через колено, с уханьем выдавливала из него целые фонтаны воды, как из настоящего утопленника, Ланка суетилась вокруг него с тряпицей, озабоченно охая.
Силантий тоже доковылял-таки до границы и аккуратно положил на землю Селуяна и Серьгу. Воевода всхлипнул облегченно и потерял сознание. Серьга же, наоборот, повел вокруг мутным взглядом, как пьяница, у которого отобрали бутыль. Ему показалось, что он увидел что-то на улице, он развернулся было обратно, но Силантий одним ударом кулака в темя угомонил его, снова аккуратно пристроив рядом с воеводой.
– Все кончилось? – высказал глупую надежду Илиодор, косясь одним глазом на рыдающего черта, другим зыркая вдоль улицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Ланка каталась по земле, вереща. Сквозь пальцы капала кровь. Я холодела, представляя себе разные ужасы, но хрипящего Мытного бросить не могла. Бедолага споткнулся, не дойдя до Надиного дома, и вдруг, кашлянув, начал давиться водой. Я была насквозь мокра, а из него все текли и текли потоки, словно изо рта каменной горгульи в дождь. И, если б не златоградец, Мытный меня попросту бы раздавил. Взгляд боярина был полон ужаса, но надо сказать, к его чести, он не бросился кататься по земле, разрывая одежду на груди, а изо всех сил старался помочь мне. Во всяком случае, в том, что ноги его не несли, не страх был виноват.
Златоградец, сунув голову ему под мышку, поволок дружка, встревоженно поглядывая на меня, но я, как ни странно, все еще была цела. Только голову сдавило так, что я света не видела, но это явно от черного ветра, который Фроська пустила на поселок. От него бесновалась скотина в стойлах, выли собаки и заходились смертным криком младенцы. Вершининцы, которые днем гоняли от своих дворов Серьгу, теперь с проклятиями бороздили сохами круги вокруг домов, поспешно загоняя скотину прямо в избы, рисуя охранные знаки и выставляя образа Пречистой Девы в каждом окне.
Серьга плясал, как умалишенный, что-то бессвязно выкрикивая и всплескивая руками и задирая к небу лицо с закатившимися глазами. Силантий тащил его за хлястик кафтана, иногда роняя, но тут же легко вздергивая. В другой руке кузнеца беспомощной тряпкой висел Селуян. В лице дурневского воеводы не было ни кровинки, а у забора, вцепившись в штакетины огромными ручищами, стояла Надя. За чертой круга. И я надеялась, что она не сорвется к своему любимому кузнецу. Про сестрицу-то мою она явно не думала, хотя та всхлипывала у нее под ногами, цепляясь за юбку.
Илиодор чуть не каждый миг удивленно вскрикивал. Каких-то двенадцать шагов, которые мы не дошли до убежища, приготовленного Ланкой, казалось, просто невозможно сделать: ноги словно прирастали к дороге. Стоило чуть задержаться – и я проваливалась в утоптанную землю по щиколотку, словно в грязь, а потом выдирала ноги через силу так, что подошвы на сапогах трещали.
– Что это такое! – возмущался, высоко поднимая ноги, Илиодор, а я скрипела зубами: мне самой бы хотелось знать, такому нас не учили ни Августа, ни Рогнеда.
– Митруха, ну-ка живо в дом! – рявкнул кузнец.
Я подняла глаза и обнаружила черта. Он прыгал как-то кривенько от палисадника соседнего дома, явно нам наперерез, и мне не понравилось, как перекошена его фигура, словно черт решил поиграть в ребенка-утопленника. Лицо отекло, глаза налились дурной злобой, а от головы шел дым, словно он за спиной прятал головню.
– Ланка!!! – заверещала я, первой почуяв недоброе.
Всполошившийся Илиодор понес что-то о ведьмах и необходимости срочно прятаться в оградительном круге и попытался его цапнуть. Я уцепилась за Илиодорову руку, бросив судорожно свистевшего горлом боярина. Мытного мотнуло, и мы все трое упали на дорогу как раз в тот миг, когда от черта пошел волной жар, а потом бабахнуло так, словно взорвался винокуренный заводик. Дышать стало нечем, спину припекло. Я вскинулась, радуясь тому, что не сняла разорванный кафтан, и только тут поняла, что визжу. Прокопченную Надю отшвырнуло от забора, Силантий устоял, но борода его дымилась, и он смотрел с непониманием на мальца.
А черта корежило, личина сползала с него, и под ней что-то шипело, потрескивало угольями. Илиодор, поднявшийся на локте, потрясенно смотрел на Митруху, не замечая тлеющего рукава. Мытный дернулся и затих, захлебнувшись болотной тиной, зато Лана, оторвав руки от лица, резво бросилась в избу.
– Надо его обойти, – зашептала я, дергая Илиодора за рукав.
Златоградец растерянно кивнул, и немудрено: черт не отрывал от нас злобного взгляда. Я терялась в догадках – отчего он не кинется. Казалось, прыгни он сейчас – и ничто нас не спасет. Силищи в нем было столько, что он на спор подковы рвал.
Словно прочитав мои мысли, Пантерий заулыбался, пригнулся к земле и скакнул к нам, да так резво, что я только взвизгнуть успела, не поняв, каким чудом между мной и чертом оказался Илиодор. Кулак его смачно чавкнул о чертиный пятак. Пантерия бросило назад, а сам златоградец сморщился, видимо отбив себе руку.
– Маришка-а-а! Плаку-ун!!! – закричала еще от крыльца сестра, а добежав до границы, швырнула два мешочка.
Один, неудачно завязанный, рассыпался по дороге, другой шлепнулся у моих ног.
Я ухватила сенную труху молотого корня плакуна и швырнула горсть навстречу взрычавшему от неудачи черту. Выдрала ноги из липкой земли и побежала вокруг Пантерия, рисуя плакун-травой круг. Он бешено кинулся на меня, но златоградец, хоть и не понимая, что я делаю, накрепко ухватил его за хвост. За это озверевшая нечисть вмиг разодрала ему когтями руки, но Илиодор не выпустил ставшего таким боевым и страшным Митруху, хоть и выглядел потрясенным до невозможности.
– Мытного тащи в дом, откачивай! – велела я. – С Митрухой разберусь сама.
Лана кусала губы, теперь они на пару с Надей вцепились в забор, чуть не плача оттого, что ничем не могут нам помочь.
– Что ж это такое? – бесконечно повторяла костоправша.
Черт всхлипнул и внезапно осел на землю. Но я не успела порадоваться крупной слезе, скатившейся у него по щеке. В поселке вдруг разом умолкли все собаки.
– Это что? – вскинул голову Илиодор.
Мытного он едва-едва сумел перетолкнуть за черту, при этом вид у него был такой, словно он с кем-то сражался и этот невидимый мешал ему совершить задуманное. Надя и Ланка тут же принялись откачивать боярина, костоправша, с легкостью бросив боярина через колено, с уханьем выдавливала из него целые фонтаны воды, как из настоящего утопленника, Ланка суетилась вокруг него с тряпицей, озабоченно охая.
Силантий тоже доковылял-таки до границы и аккуратно положил на землю Селуяна и Серьгу. Воевода всхлипнул облегченно и потерял сознание. Серьга же, наоборот, повел вокруг мутным взглядом, как пьяница, у которого отобрали бутыль. Ему показалось, что он увидел что-то на улице, он развернулся было обратно, но Силантий одним ударом кулака в темя угомонил его, снова аккуратно пристроив рядом с воеводой.
– Все кончилось? – высказал глупую надежду Илиодор, косясь одним глазом на рыдающего черта, другим зыркая вдоль улицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126