– Ишь, какая злющая, сама себя грызет.
– Все, теперь ночь не усну, может, в кабак пойти, нажраться?
По опустевшей улице мы с Ланкой потопали к Августе, другой дурневской знаменитости, к которой тайком частенько ездили лечиться ну о-очень большие люди. Вот Августа, в отличие от Рогнеды, лицом была – ну вылитая кикимора, я уж не говорю про характер, и уж кто мог собачиться с нашей Мартой, дак это она. Знахарством Августа пренебрегала в принципе, жила только чарами, и другой такой ведьмы, по нашему с Ланкой убеждению, во всем свете не было! Она даже князей лечила, и потому все противоведьминские указы ей были по барабану. Бабулю из-за этого жаба душила, а Августа хохотала ей прямо в зеленые глазки. Правда, денежки в Ведьмин Круг присылала регулярно. Мы с Ланкой поначалу очень-очень хотели, чтобы она с бабушкой все-таки рассорилась, потому что Августа была убежденной сторонницей старой школы преподавания, когда все знания закладываются прямо в голову, отчего та трещит и пухнет, а любое недопонимание между учителем и учеником легко утрясается при помощи вымоченных в соленом отваре розог. Очень мы ее не любили первые два года, зато потом…
Августа сидела в резной беседке, выполненной неизвестным мастером в стиле эпохи Поречья, одетая ярко, но безвкусно, и вместо изысканного миренского вина, которое положено пить в таких беседках, дула из глиняной кружки вульгарное черное пиво.
– Привет богатеям! – повисли мы с Ланкой на кованой калитке.
– Да я уж слышу, что вы идете, – ухмыльнулась она, не вытаскивая носа из кружки, – опять Рогнеде всю землянку разворотили.
– Ой, да что там было разворачивать-то? – хмыкнула я, перепрыгивая через невысокий заборчик. Ланка предпочла войти как положено – через калитку. Прошлый раз они с Августой что-то не поделили, так сестрица на ограде половину платья оставила.
– Оборачиваться-то не разучились? – стрельнула глазами вдоль улицы тетка Августа.
– Что, вот так сразу? Ни здрасти, ни присаживайтесь? – плюхнулась я напротив, ногой выуживая из-под стола глиняную бутыль. – Кружки-то есть?
– Да не про вашу честь, – проворчала Августа, упорно полоща свой длинный нос в пиве и буравя взглядом сестру.
Лана шагала бодро, но каждый следующий шажок у нее получался короче предыдущего, в результате чего получалось что-то похожее на марш на месте. Глазами она рассеянно обшаривала дорожку из желтого кирпича, кустики, высаженные по линеечке, двухэтажную хоромину Августы с настоящими горгульями на крыше, только на саму хозяйку не желала смотреть. Августа тоже тихо посмеивалась в пиво, пока мне не надоело.
Я укоризненно поинтересовалась у сестры, долго ли она намерена изображать солдата на плацу. Лана немедленно выпучила козьи глаза:
– А что?
Я повернулась к Августе:
– Чего опять не поделили?
– Мы?! – удивилась ведьма, а Ланка тут же наябедничала:
– Она меня пороть обещала, если я снова в собаку обернусь. А я не виноватая, что у меня только эта страхолюдная псина получается!
Я осуждающе посмотрела на Августу, та презрительно фыркнула, едва не забрызгав меня пивом, уставшая маршировать Ланка обиженно вякнула:
– Да ну вас всех! – и для начала задрала руки, словно собираясь помолиться солнцу, а потом, хекнув, согнулась пополам, упершись лбом в землю.
– О! – оживилась Августа. – Смотри, сейчас оборачиваться будет.
С оборачиванием у Ланки было очень плохо. И я даже не знаю, в чем дело: в том, что она кувыркаться не умела или настрой у нее какой-то зверский, – но кроме огромной белой страхолюдной собаки у сестры мало что получалось. Крыса-переросток один раз получилась и еще нечто такое, что я две ночи икала от страха. Наверное, потому что кувыркалась она так же, как Брюха телегу тащила. Сначала с натужным сопением раскачивала свой зад, нервно осматривая взглядом то место, по которому должна прокатиться, после чего с отчаянным визгом поджимала руки и хряпалась на землю так, что пыль клубами поднималась.
– Раз! – подняла Августа палец после громкого падения Ланки на землю. Сопя от ненависти ко всему миру, Ланка поднялась на ноги и снова выполнила свой ритуал поклонения солнцу.
– Два! – разогнула другой палец Августа, а мне стало нехорошо, и я стала канючить:
– Может, не надо, мне плохо, она себе спину поломает.
– Сама поломает – сама вылечит, – отрезала суровая Августа, разгибая третий палец.
Ланка тоже пошла на принцип, снова вздымаясь из пыли, пошатываясь и кряхтя. А я вдруг подумала: хорошо, что девок в дружину не набирают, а то у некоторых такое упорство в крови, что, пока всех врагов не поубивают, не остановятся. А где ж для всего воинства Ланок врагов набрать? Чай, у соседних государств казна не бездонная.
– Девять, – промычала, тяжело ворочая налитыми кровью глазами, сестрица.
– Десять, – ехидно разогнула последний палец Августа, а я забеспокоилась:
– А она не сильно разбежалась? Сколько раз она собралась кувыркнуться? Того и гляди лбом в беседку врежется. Ей прямо от калитки надо было начинать.
– С соседней улицы ей надо было начать, – захихикала Августа, снова берясь за свое пиво.
Тут-то Ланка и закончила свои упражнения – на последнем кувырке, шумно и как-то даже хулиганисто ударившись лбом о резной столб. От удара ее отбросило назад, и я как-то не поняла – это считалось уже завершением двенадцатого кувырка или началом первого назад? Ведьмины чары тоже, видать, задумались, потому что целую минуту с сестрой не происходило ничего. Она полежала, раскинув руки, потом открыла глаза, поняла, что жива, здорова, не убилась, только опозорилась. Наконец, видимо решив, что пора кончать балаган, перевернулась на живот. Вот тут она с хлопком и потеряла человеческий облик.
– Тьфу ты! – плюнула в свое пиво Августа, а я ободряюще потрепала сестрицу за ухом.
Ланка стояла виноватая, стараясь спрятать лапу за лапу и стыдливо отворачивая морду. Какой-то прохожий охнул и уставился на неведомую зверюгу, а мне стало обидно за сестру, и я недолго думая велела:
– Куси его!
Ланка радостно рявкнула, так что даже Августа, раздумывавшая, стоит ли пить оплеванное пиво, выронила от неожиданности кружку. Сестра в три прыжка долетела до калитки и ударилась в нее грудью, да так, что прутья, заскрипев, выгнулись наружу. Понятно, что ее тут же бросило назад, и двенадцать положенных кувырков дались ей легко, я бы даже сказала, непринужденно, она в конце еще и проехала маленько на пузе задом наперед, отчего сарафан задрался, бесстыдно оголяя ножки.
– А-а! – заорал мужик с перепугу, Августа заржала, а я засвистела вслед, крича:
– Держи вора! Любимую собаку спер, отраду старой ведьмы!!!
Народ снова повыскакивал на улицу, но ничего, кроме явно ушибленной девки и улепетывающего мужика, не увидел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126