Вот тогда-то острые когти и нанесли ей те кошмарные раны. Видите ли, хищница запуталась лапой в ее волосах, таких густых и длинных. От этого зрелища мне сделалось дурно, и я распалился не на шутку. Каким-то непостижимым образом – даже теперь, спустя семь лет, не знаю, как мне это удалось, – я сумел нанести чудищу еще несколько ударов, на сей раз весьма сильных, в голову и в шею, и походя отрубил зверю ухо. Кошка страшно взвыла – и прыгнула на меня. Я приготовился к битве, которая наверняка обернулась бы для меня последней, но тут хищница развернулась и скачками умчалась прочь, в направлении, противоположном тому, куда убежал Дик Скрибблер.
Мать Лауры уже не дышала. Что еще печальнее, прелестная маленькая Джульет тоже вскоре скончалась, несмотря на все заботы мистера Рейнольдса, домашнего врача моей тетушки. Спасти девочку просто не представлялось возможным. Сама Лаура была на грани жизни и смерти и провела в постели не один месяц, страшно страдая от ран. В конце концов она поправилась и вернулась к нормальной жизни – насколько такое возможно. Отец ее, видите ли, давным-давно умер; теперь она разом потеряла мать и сестру и в придачу еще и сводного брата. У девушки не осталось никого, кроме недужной бабушки.
– Потеряла сводного брата? Вы про Дика Скрибблера? Но как же? – недоуменно переспросил доктор.
– Бедный Дик уехал спустя две недели после трагедии. Никому не объяснив куда, не сообщив, когда вернется и вернется ли вообще. Короче говоря, он исчез, точно сквозь землю провалился. Спустя три года я совершенно случайно узнал, что он нашел прибыльную работу в Солтхеде. Он всегда превосходно управлялся с пером и пергаментом, все схватывал на лету, так что при желании с легкостью мог подыскать себе такую должность. Отец его торговал писчебумажными принадлежностями, а сам Дик какое-то время состоял в учениках у мистера Мола, типографа и гравера из Фридли. Так что, как вы сами имели возможность убедиться, профессор, к тому моменту, как мистер Скрибблер решился претендовать на должность вашего секретаря, он приобрел немалый опыт в обращении с чернилами, пером и линейкой. К сожалению, дар речи он утратил.
– Да-да, Гарри, будьте так добры, расскажите, что вы об этом знаете, – настойчиво попросил профессор.
– По всей видимости, в результате трагедии он изменился до неузнаваемости. Возможно, вам, доктор, встречались в вашей практике подобные случаи. Полагаю, тут сказались шок и горе, и неописуемый ужас пережитого, и, возможно, раскаяние при мысли о том, что он бросил на растерзание собственную семью. Голос у бедняги пропал окончательно и бесповоротно. Причем дело не в том, что говорить он не может – по всей видимости, это не так, – дело в том, что он сам не хочет.
– А! Да-да, конечно, – кивнул доктор Дэмп с видом весьма умудренным, давая понять, что совокупность симптомов ему знакома.
– Судя по всему, Дик сделался менее строг в привычках и выборе знакомств, менее прихотлив в том, что касается манер и платья. Он надел маску равнодушной беспечности; он ничего не воспринимает серьезно, разве что под принуждением. Настоящих друзей у него мало, если таковые вообще есть; в общем и целом он дает понять, что до ближних ему дела нет: разве что человека можно использовать к некоей собственной выгоде. Проблема в том, что все эти перечисленные мною черты, профессор, были совершенно несвойственны Ричарду Скрибблеру в пору нашего знакомства в Бродшире. Ощущение такое, будто вследствие того трагического дня личность его полностью изменилась. Единственное исключение – кстати, весьма значимое! – это, сэр, его тесная дружба с вашей племянницей. Дик Скрибблер, как его описывала Фиона, кажется мне куда ближе к прежнему Дику Скрибблеру, Дику Скрибблеру из Бродшира. Не знаю, в силу какой причины, но только девочка подобрала ключик к его сердцу. Ну что ж, вот вам и вся история, те немногие подробности, которыми я могу с вами поделиться. Вы только представьте себе, сегодня я видел Дика впервые за семь лет – и то лишь краем глаза, в окне.
Аудитория мистера Банистера с завороженным изумлением внимала каждому его слову. Сострадательный профессор не мог не преисполниться жалости к мисс Лауре Дейл и к злосчастному Дику. Более никогда не станет он удивляться сдержанности девушки, ее приступам отчужденности, ее замкнутости: что за страшные воспоминания, надо думать, приходят к ней в такие минуты! И никогда более не сможет он воспринимать мистера Ричарда Скрибблера в прежнем свете.
А мистером Кибблом, чье сочувствие принадлежало Лауре, и только ей одной, владело благоговейное восхищение: при том, что он, увы, чувствовал себя чужим и несправедливо обойденным. Как мало знал он об истории и характере этой молодой девушки! Сколько всего она хранила в тайне, сколько всего повидала и испытала в юности; и кто бы мог о таком догадаться! О том, как отважно Лаура бросилась защищать свою семью, мистер Киббл слушал едва ли не в священном экстазе. По иронии судьбы, эти открытия привели лишь к тому, что между ним и Лаурой разверзлась новая, еще более глубокая пропасть – история мисс Дейл ни в какое сравнение не шла с бессобытийной, скучной, негероической хроникой его собственного бытия.
Доктор Дэмп, медик до мозга костей, с типично врачебным суховато компетентным видом поглаживал бороду – теперь, когда непростая медицинская проблема благополучно разрешилась.
– А ведь действительно, между мисс Дейл и мистером Скрибблером, когда он заглядывал к нам на Пятничную улицу, ощущалась некая отчужденность, некий холодок, – отметил профессор. – Я счел это за равнодушие с ее стороны и особо об этом не задумывался.
– Если скромному школяру позволено будет высказать предположение, – проговорил Гарри, – сдается мне, она считает Дика виновным в смерти ее матери и сестры, поскольку сам он сбежал, а их бросил на произвол судьбы. Но у них ни тени шанса не было, вы уж мне поверьте. Ни малейшей надежды! Из такой переделки никто бы не спасся, не важно, сражался бы Дик Скрибблер или убежал. Чтобы один-единственный вооруженный мужчина, к тому же пеший, а не верхом, да одолел саблезубую кошку? Да это было бы чудо из чудес! Я, разумеется, не говорю о нашем мистере Хиллтопе.
– Что до Лауры Дейл, ее склонность к преувеличенным самообличениям, несомненно, проистекает из того, что девушка не смогла спасти их сама, – рассуждал вслух доктор Дэмп. – При том, что и от нее здесь ровным счетом ничего не зависело, как совершенно верно заметил Гарри. Такого рода феномены – отнюдь не редкость, знаете ли. Всепоглощающее чувство вины – это жуть что такое, тем паче если необоснованное. Это ж общеизвестно!
– Лишь благодаря фантастическому везению, доктор, и не иначе, мне удалось нанести те несколько последних ударов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
Мать Лауры уже не дышала. Что еще печальнее, прелестная маленькая Джульет тоже вскоре скончалась, несмотря на все заботы мистера Рейнольдса, домашнего врача моей тетушки. Спасти девочку просто не представлялось возможным. Сама Лаура была на грани жизни и смерти и провела в постели не один месяц, страшно страдая от ран. В конце концов она поправилась и вернулась к нормальной жизни – насколько такое возможно. Отец ее, видите ли, давным-давно умер; теперь она разом потеряла мать и сестру и в придачу еще и сводного брата. У девушки не осталось никого, кроме недужной бабушки.
– Потеряла сводного брата? Вы про Дика Скрибблера? Но как же? – недоуменно переспросил доктор.
– Бедный Дик уехал спустя две недели после трагедии. Никому не объяснив куда, не сообщив, когда вернется и вернется ли вообще. Короче говоря, он исчез, точно сквозь землю провалился. Спустя три года я совершенно случайно узнал, что он нашел прибыльную работу в Солтхеде. Он всегда превосходно управлялся с пером и пергаментом, все схватывал на лету, так что при желании с легкостью мог подыскать себе такую должность. Отец его торговал писчебумажными принадлежностями, а сам Дик какое-то время состоял в учениках у мистера Мола, типографа и гравера из Фридли. Так что, как вы сами имели возможность убедиться, профессор, к тому моменту, как мистер Скрибблер решился претендовать на должность вашего секретаря, он приобрел немалый опыт в обращении с чернилами, пером и линейкой. К сожалению, дар речи он утратил.
– Да-да, Гарри, будьте так добры, расскажите, что вы об этом знаете, – настойчиво попросил профессор.
– По всей видимости, в результате трагедии он изменился до неузнаваемости. Возможно, вам, доктор, встречались в вашей практике подобные случаи. Полагаю, тут сказались шок и горе, и неописуемый ужас пережитого, и, возможно, раскаяние при мысли о том, что он бросил на растерзание собственную семью. Голос у бедняги пропал окончательно и бесповоротно. Причем дело не в том, что говорить он не может – по всей видимости, это не так, – дело в том, что он сам не хочет.
– А! Да-да, конечно, – кивнул доктор Дэмп с видом весьма умудренным, давая понять, что совокупность симптомов ему знакома.
– Судя по всему, Дик сделался менее строг в привычках и выборе знакомств, менее прихотлив в том, что касается манер и платья. Он надел маску равнодушной беспечности; он ничего не воспринимает серьезно, разве что под принуждением. Настоящих друзей у него мало, если таковые вообще есть; в общем и целом он дает понять, что до ближних ему дела нет: разве что человека можно использовать к некоей собственной выгоде. Проблема в том, что все эти перечисленные мною черты, профессор, были совершенно несвойственны Ричарду Скрибблеру в пору нашего знакомства в Бродшире. Ощущение такое, будто вследствие того трагического дня личность его полностью изменилась. Единственное исключение – кстати, весьма значимое! – это, сэр, его тесная дружба с вашей племянницей. Дик Скрибблер, как его описывала Фиона, кажется мне куда ближе к прежнему Дику Скрибблеру, Дику Скрибблеру из Бродшира. Не знаю, в силу какой причины, но только девочка подобрала ключик к его сердцу. Ну что ж, вот вам и вся история, те немногие подробности, которыми я могу с вами поделиться. Вы только представьте себе, сегодня я видел Дика впервые за семь лет – и то лишь краем глаза, в окне.
Аудитория мистера Банистера с завороженным изумлением внимала каждому его слову. Сострадательный профессор не мог не преисполниться жалости к мисс Лауре Дейл и к злосчастному Дику. Более никогда не станет он удивляться сдержанности девушки, ее приступам отчужденности, ее замкнутости: что за страшные воспоминания, надо думать, приходят к ней в такие минуты! И никогда более не сможет он воспринимать мистера Ричарда Скрибблера в прежнем свете.
А мистером Кибблом, чье сочувствие принадлежало Лауре, и только ей одной, владело благоговейное восхищение: при том, что он, увы, чувствовал себя чужим и несправедливо обойденным. Как мало знал он об истории и характере этой молодой девушки! Сколько всего она хранила в тайне, сколько всего повидала и испытала в юности; и кто бы мог о таком догадаться! О том, как отважно Лаура бросилась защищать свою семью, мистер Киббл слушал едва ли не в священном экстазе. По иронии судьбы, эти открытия привели лишь к тому, что между ним и Лаурой разверзлась новая, еще более глубокая пропасть – история мисс Дейл ни в какое сравнение не шла с бессобытийной, скучной, негероической хроникой его собственного бытия.
Доктор Дэмп, медик до мозга костей, с типично врачебным суховато компетентным видом поглаживал бороду – теперь, когда непростая медицинская проблема благополучно разрешилась.
– А ведь действительно, между мисс Дейл и мистером Скрибблером, когда он заглядывал к нам на Пятничную улицу, ощущалась некая отчужденность, некий холодок, – отметил профессор. – Я счел это за равнодушие с ее стороны и особо об этом не задумывался.
– Если скромному школяру позволено будет высказать предположение, – проговорил Гарри, – сдается мне, она считает Дика виновным в смерти ее матери и сестры, поскольку сам он сбежал, а их бросил на произвол судьбы. Но у них ни тени шанса не было, вы уж мне поверьте. Ни малейшей надежды! Из такой переделки никто бы не спасся, не важно, сражался бы Дик Скрибблер или убежал. Чтобы один-единственный вооруженный мужчина, к тому же пеший, а не верхом, да одолел саблезубую кошку? Да это было бы чудо из чудес! Я, разумеется, не говорю о нашем мистере Хиллтопе.
– Что до Лауры Дейл, ее склонность к преувеличенным самообличениям, несомненно, проистекает из того, что девушка не смогла спасти их сама, – рассуждал вслух доктор Дэмп. – При том, что и от нее здесь ровным счетом ничего не зависело, как совершенно верно заметил Гарри. Такого рода феномены – отнюдь не редкость, знаете ли. Всепоглощающее чувство вины – это жуть что такое, тем паче если необоснованное. Это ж общеизвестно!
– Лишь благодаря фантастическому везению, доктор, и не иначе, мне удалось нанести те несколько последних ударов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168