Махровый квадрат никак не хотел прикрывать все тело.
Марина осторожно открыла дверь и выглянула в комнату. Отсюда она могла видеть только часть кухни, соседствовавшую со стойкой по типу бара.
Колчанов сидел спиной, нервно затягиваясь только что закуренной сигаретой. Он чуть дернулся, заслышав звук открывающейся двери.
— Не смотри! — крикнула ему Марина.
— Иначе что?
— Иначе ослепнешь.
— А может, мне отрубят голову, как Аладдину? «Дочь наша, Бу-у-дур!» — Он медленно повернулся на высокой круглой табуретке, но увидел только мокрую голову да четыре пальца.
— Отвернись, — попросила Марина.
— Да, — Феликс закрыл глаза.
Внезапно девушка поняла, как глупо она выглядит в его глазах. Мол, тогда, на озере, небось не ломалась. Все это было так, но, наверное, стыдливость свойственна женщине в любой ситуации.
Наконец девушка нерешительно шагнула в комнату. Феликс честно не открывал глаз, хотя это стоило ему физических, да и моральных усилий. Марина быстро прошла к дивану, стоявшему посреди комнаты, присела за его спинку и стала распаковывать сумку. Одеться в полусогнутом состоянии было под силу разве что какой-нибудь цирковой «женщине-змее». Пришлось ограничиться бельем и закутаться в плед, лежавший на диване.
— Все, спокойной ночи, — сказала Марина.
— Сейчас день, — возразил Феликс.
— Ночь для меня наступает, когда я ложусь спать.
— На вечер у нас намечена культурная программа, — сыронизировал Феликс, — так что будь готова.
— В оперу, что ли, пойдем, Моцарта слушать?
— Покруче. Я провезу тебя по адресам клиентов вместе со здешними, бывшими нашими, проститутками. И ты увидишь кое-какие тонкости их работы своими глазами. Раньше бы это назвали экскурсией на производство.
Марина остановилась возле зеркала, поправила мокрые волосы, а затем, поняв, что высушить их до сна у нее нет сил, махнула рукой: черт с ними, пусть торчат потом в разные стороны, словно ветки из вороньего гнезда.
— Гутен нахт, фрейлейн, — Феликс поднялся из-за стойки и подошел к Марине.
— Ну, чего ты ждешь? — Девушка искоса посмотрела на него.
— Жду ясности, — ответил Колчанов.
— Она никогда между нами не наступит.
— Это именно тот ответ, которого я ждал.
Марина подошла к Феликсу и, привстав на цыпочки, поцеловала его в небритую щеку. Только сейчас она по-настоящему поняла, какой он высокий и сильный.
— На большее я сейчас не способна, даже если бы мне и хотелось, — проговорила она.
— А я легко довольствуюсь малым. — Он сжал ее руку в своей и быстро отпустил. — Спи. Вечером мы проедемся, и ты увидишь изнанку города. Это как вышивка. С одной стороны — гладь, красота, а с другой — обрывки ниток, которые висят, словно кишки из распоротого живота.
— Ну и сравнения у тебя!
— Жизнь меня другим не научила. — Феликс распахнул дверь спальни.
— А кофе? — спросила Марина.
— Кофе тебе ни к чему. И не вздумай курить в постели — сгорим.
Марина усмехнулась.
— Я так устала, что даже забыла, курю я или нет. Ты не помнишь?
И она уснула, едва коснувшись щекой подушки.
Феликс помылся быстро. Зато брился он долго, старательно проходя лезвием по густо намыленным щекам, вслушиваясь в треск срезаемых волосков. Приезжая в Вену, он всегда брился до зеркальной гладкости. И причиной здесь было отнюдь не желание стать похожим на австрияка, а жажда чистоты после утомительной дороги.
Обычно в первый же день приезда Феликс встречался со своей постоянной женщиной по имени Ханна. Кроме секса, их почти ничего не объединяло. Они обходились в постели без слов, и каждый раз все шло по заведенной программе: ужин с вином, душ, постель, снова душ, короткий сон и снова любовь на рассвете. А затем Ханна уходила, чтобы вернуться назад. Феликс даже не знал, замужем она или нет, кем работает. Он встретил ее на улице возле картинной галереи. Подошел и сразу же, без обиняков, не слишком полагаясь на свое знание немецкого, сказал, что свободен и ему не с кем провести ночь.
Связь они держали странным образом. Звонил обычно Феликс, трубку неизменно поднимала какая-то девушка с бесстрастным голосом, и ей он сообщал, где его можно найти. Затем его подруга звонила ему. Между звонками проходило не больше четверти часа, и они наскоро договаривались о месте встречи. У Колчанова даже успел выработаться своеобразный ритуал: он брал в руки трубку не раньше, чем побреется.
Последний лоскут пены, густой, уже успевшей немного подсохнуть, исчез под лезвием бритвы. Чуть теплая вода смыла крем для бритья, одеколон обжег кожу, и Феликс понял, что он не позвонит
Ханне ни сегодня, ни завтра и, наверное, не позвонит до самого своего отъезда. Может быть, на обратном пути он остановит машину возле телефонной будки и наберет знакомый номер. Он еще не знал, что скажет. Но одно знал наверняка: прижимая трубку к уху, он будет смотреть на Марину, сидящую в машине, и даже не сумеет вспомнить лицо своей прежней подруги.
«Все хорошее когда-нибудь кончается, — подумал Колчанов. — Мне было хорошо, и надо быть за это благодарным судьбе».
Он вышел из ванной. На наклонном потолке гостиной плясали солнечные зайчики. Приоткрытая дверь в спальню словно приглашала Феликса пройти именно туда, хотя можно было расположиться и на диване — не так удобно, зато меньше ходить. Мягкий ворс ковра приглушил его шаги. Колчанов остановился возле кровати.
Марина спала, по-детски свернувшись калачиком, с ладонью под щекой. Она то и дело вздрагивала во сне, и Феликс, глянув на нее, тут же понял, что никогда в жизни не сможет ее обидеть. Более того, не даст в обиду никому. С каким-то виноватым чувством он улегся рядом с ней и не отрываясь смотрел на ее грудь, видневшуюся из-под сползшего полотенца. Затем аккуратно, стараясь не разбудить, он накрыл девушку одеялом до самого подбородка
Уже давно ему не было так спокойно. А ведь он так мечтал именно о покое…
«Да, — подумал Колчанов, — расскажи кому-нибудь — засмеют. Ведь можно было бы… Можно, а не нужно — вот в этом, наверное, и есть мудрость жизни. Нельзя перелюбить всех женщин в мире, нельзя заработать все деньги… Нужно уметь останавливаться, выжидать, радоваться не только счастью, но и ожиданию его. И совсем не обязательно хватать все, что идет тебе в руки…»
Тихо-тихо дышала Марина. Феликсу даже казалось, что он слышит стук ее сердца. Вот она, совсем близко, стоит только протянуть руку — коснешься ее обнаженного плеча. Ее тела… Но тогда не будет покоя — того самого желанного покоя…
Девушка что-то пробормотала во сне. Феликс прислушался. Неужели его имя?
«Этого еще не хватало! — подумал Колчанов. — Надо же, влюбилась! Нет, мне моя свобода дорога!»
Но развить эту тему он не успел. Через полчаса его свалил сон.
Глава одиннадцатая
День уже клонился к вечеру, когда в центральном управлении полиции Вены собралось около половины всего личного состава.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Марина осторожно открыла дверь и выглянула в комнату. Отсюда она могла видеть только часть кухни, соседствовавшую со стойкой по типу бара.
Колчанов сидел спиной, нервно затягиваясь только что закуренной сигаретой. Он чуть дернулся, заслышав звук открывающейся двери.
— Не смотри! — крикнула ему Марина.
— Иначе что?
— Иначе ослепнешь.
— А может, мне отрубят голову, как Аладдину? «Дочь наша, Бу-у-дур!» — Он медленно повернулся на высокой круглой табуретке, но увидел только мокрую голову да четыре пальца.
— Отвернись, — попросила Марина.
— Да, — Феликс закрыл глаза.
Внезапно девушка поняла, как глупо она выглядит в его глазах. Мол, тогда, на озере, небось не ломалась. Все это было так, но, наверное, стыдливость свойственна женщине в любой ситуации.
Наконец девушка нерешительно шагнула в комнату. Феликс честно не открывал глаз, хотя это стоило ему физических, да и моральных усилий. Марина быстро прошла к дивану, стоявшему посреди комнаты, присела за его спинку и стала распаковывать сумку. Одеться в полусогнутом состоянии было под силу разве что какой-нибудь цирковой «женщине-змее». Пришлось ограничиться бельем и закутаться в плед, лежавший на диване.
— Все, спокойной ночи, — сказала Марина.
— Сейчас день, — возразил Феликс.
— Ночь для меня наступает, когда я ложусь спать.
— На вечер у нас намечена культурная программа, — сыронизировал Феликс, — так что будь готова.
— В оперу, что ли, пойдем, Моцарта слушать?
— Покруче. Я провезу тебя по адресам клиентов вместе со здешними, бывшими нашими, проститутками. И ты увидишь кое-какие тонкости их работы своими глазами. Раньше бы это назвали экскурсией на производство.
Марина остановилась возле зеркала, поправила мокрые волосы, а затем, поняв, что высушить их до сна у нее нет сил, махнула рукой: черт с ними, пусть торчат потом в разные стороны, словно ветки из вороньего гнезда.
— Гутен нахт, фрейлейн, — Феликс поднялся из-за стойки и подошел к Марине.
— Ну, чего ты ждешь? — Девушка искоса посмотрела на него.
— Жду ясности, — ответил Колчанов.
— Она никогда между нами не наступит.
— Это именно тот ответ, которого я ждал.
Марина подошла к Феликсу и, привстав на цыпочки, поцеловала его в небритую щеку. Только сейчас она по-настоящему поняла, какой он высокий и сильный.
— На большее я сейчас не способна, даже если бы мне и хотелось, — проговорила она.
— А я легко довольствуюсь малым. — Он сжал ее руку в своей и быстро отпустил. — Спи. Вечером мы проедемся, и ты увидишь изнанку города. Это как вышивка. С одной стороны — гладь, красота, а с другой — обрывки ниток, которые висят, словно кишки из распоротого живота.
— Ну и сравнения у тебя!
— Жизнь меня другим не научила. — Феликс распахнул дверь спальни.
— А кофе? — спросила Марина.
— Кофе тебе ни к чему. И не вздумай курить в постели — сгорим.
Марина усмехнулась.
— Я так устала, что даже забыла, курю я или нет. Ты не помнишь?
И она уснула, едва коснувшись щекой подушки.
Феликс помылся быстро. Зато брился он долго, старательно проходя лезвием по густо намыленным щекам, вслушиваясь в треск срезаемых волосков. Приезжая в Вену, он всегда брился до зеркальной гладкости. И причиной здесь было отнюдь не желание стать похожим на австрияка, а жажда чистоты после утомительной дороги.
Обычно в первый же день приезда Феликс встречался со своей постоянной женщиной по имени Ханна. Кроме секса, их почти ничего не объединяло. Они обходились в постели без слов, и каждый раз все шло по заведенной программе: ужин с вином, душ, постель, снова душ, короткий сон и снова любовь на рассвете. А затем Ханна уходила, чтобы вернуться назад. Феликс даже не знал, замужем она или нет, кем работает. Он встретил ее на улице возле картинной галереи. Подошел и сразу же, без обиняков, не слишком полагаясь на свое знание немецкого, сказал, что свободен и ему не с кем провести ночь.
Связь они держали странным образом. Звонил обычно Феликс, трубку неизменно поднимала какая-то девушка с бесстрастным голосом, и ей он сообщал, где его можно найти. Затем его подруга звонила ему. Между звонками проходило не больше четверти часа, и они наскоро договаривались о месте встречи. У Колчанова даже успел выработаться своеобразный ритуал: он брал в руки трубку не раньше, чем побреется.
Последний лоскут пены, густой, уже успевшей немного подсохнуть, исчез под лезвием бритвы. Чуть теплая вода смыла крем для бритья, одеколон обжег кожу, и Феликс понял, что он не позвонит
Ханне ни сегодня, ни завтра и, наверное, не позвонит до самого своего отъезда. Может быть, на обратном пути он остановит машину возле телефонной будки и наберет знакомый номер. Он еще не знал, что скажет. Но одно знал наверняка: прижимая трубку к уху, он будет смотреть на Марину, сидящую в машине, и даже не сумеет вспомнить лицо своей прежней подруги.
«Все хорошее когда-нибудь кончается, — подумал Колчанов. — Мне было хорошо, и надо быть за это благодарным судьбе».
Он вышел из ванной. На наклонном потолке гостиной плясали солнечные зайчики. Приоткрытая дверь в спальню словно приглашала Феликса пройти именно туда, хотя можно было расположиться и на диване — не так удобно, зато меньше ходить. Мягкий ворс ковра приглушил его шаги. Колчанов остановился возле кровати.
Марина спала, по-детски свернувшись калачиком, с ладонью под щекой. Она то и дело вздрагивала во сне, и Феликс, глянув на нее, тут же понял, что никогда в жизни не сможет ее обидеть. Более того, не даст в обиду никому. С каким-то виноватым чувством он улегся рядом с ней и не отрываясь смотрел на ее грудь, видневшуюся из-под сползшего полотенца. Затем аккуратно, стараясь не разбудить, он накрыл девушку одеялом до самого подбородка
Уже давно ему не было так спокойно. А ведь он так мечтал именно о покое…
«Да, — подумал Колчанов, — расскажи кому-нибудь — засмеют. Ведь можно было бы… Можно, а не нужно — вот в этом, наверное, и есть мудрость жизни. Нельзя перелюбить всех женщин в мире, нельзя заработать все деньги… Нужно уметь останавливаться, выжидать, радоваться не только счастью, но и ожиданию его. И совсем не обязательно хватать все, что идет тебе в руки…»
Тихо-тихо дышала Марина. Феликсу даже казалось, что он слышит стук ее сердца. Вот она, совсем близко, стоит только протянуть руку — коснешься ее обнаженного плеча. Ее тела… Но тогда не будет покоя — того самого желанного покоя…
Девушка что-то пробормотала во сне. Феликс прислушался. Неужели его имя?
«Этого еще не хватало! — подумал Колчанов. — Надо же, влюбилась! Нет, мне моя свобода дорога!»
Но развить эту тему он не успел. Через полчаса его свалил сон.
Глава одиннадцатая
День уже клонился к вечеру, когда в центральном управлении полиции Вены собралось около половины всего личного состава.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83