— Если тебе так легче, то с удовольствием стану.
— Правда?
— Конечно, неправда.
— А насчет любви ты серьезно?
— Смотря что понимать под любовью.
— Не знаю, что понимаешь под этим ты, Марина, но мне хотелось бы… — Феликс коснулся плеча девушки.
— Сейчас слишком светло… — пробормотала она.
— При свете тоже есть своя прелесть, — невозмутимо заметил Колчанов.
— Не знаю, может быть… — Марина поморщилась, встала на колени и подалась к Феликсу. — Я боюсь, что мне будет неприятно.
— Неприятно! — рассмеялся Колчанов. — Словно я предлагаю тебе горькое лекарство.
— Это и есть лекарство, и в самом деле горькое.
— Тогда его нужно запить.
— Нет, давай без алкоголя. Я попробую закрыть глаза и представить себе, что в комнате темным-темно.
— Странные у тебя фантазии.
— Я понимаю тебя, Феликс, ты столько не видел женщин…
— Видеть-то я их иногда видел.
— Ты же знаешь, что я имею в виду. Марина сама медленно расстегивала блузку.
Феликс чувствовал, как застыло в напряжении ее тело, словно она готовилась к допросу с пристрастием, а не к любви.
И Феликс пожалел ее. Он нежно обнял девушку за плечи и стал гладить ее по голове, словно малого ребенка. Марина сперва вздрагивала, потом успокоилась. Ей было хорошо. Теперь она уже не стеснялась своей наготы, ей был приятен прохладный воздух, обтекавший ее грудь. Вскоре она расслабилась, стала податливой, мягкой, с удовольствием постанывала.
А Феликс все думал, посвящать Марину во все свои планы или нет. В конце концов он решил отложить этот разговор до лучших времен.
Красноватое закатное солнце коснулось крыш домов по другую сторону улицы. Марина и Феликс лежали на узком диване и, улыбаясь, смотрели друг на друга.
Марина набросила на плечи плед и пошла готовить кофе.
— И что мы теперь будем делать? — поинтересовался Колчанов, собирая с пола разбросанную одежду.
— Тебе решать, — не оборачиваясь, отвечала Марина, не спуская глаз с конфорки. — Что до меня, то я спать хочу.
— Ты что, днем не выспалась?
— Я бы спала и спала. Привыкла, пока тебя не было. Поем, прилягу, проснусь, приберусь в квартире — и снова на боковую.
— Зачем?
— Так быстрее проходит время. Наверное, и ты в тюрьме только и делал, что спал?
— Не только… — не стал вдаваться в подробности Феликс.
— У тебя там появились новые друзья?
— Другом его назвать тяжело, но…
— Что «но»?
— Да так, ничего.
— А как ты определяешь, кто друг, а кто так, приятель?
— Ты что, до сих пор этому не научилась?
— Да как-то…
— Друг — это тот, — задумчиво промолвил Колчанов, — на чье слово можно положиться, не требуя никаких гарантий.
— Не знаю, есть ли среди моих знакомых такие, — сказала девушка.
Тут вскипел кофе, и она накрыла джезве блюдечком, чтобы напиток настоялся.
— Ты хочешь мне что-то сказать? — Марина вернулась в гостиную и села рядом с Феликсом, старательно закутываясь в плед. Было бы глупо сейчас одеваться, и в то же время нагота тяготила ее.
— Да, хочу. Это можно назвать тайной. Но я еще не уверен, стоит ли тебе об этом знать и принесет ли тебе это счастье.
— Ты уверен, что тебе легче хранить тайну при тебе?
— Наверное, я все-таки расскажу, но потом, не сейчас.
— Почему?
— Сейчас мне слишком хорошо.
— Тогда и у меня есть к тебе просьба. —Какая?
— Никогда и ничего не обещай мне.
— Почему?
— Я легковерная. Наверное, поэтому мне и приходится нелегко. И особенно я прошу тебя: никогда не говори мне, что ты меня любишь.
— Честно признаться, я уже собирался это сделать.
— Ну так вот: не надо.
— Хорошо, не буду.
Остаток вечера они провели в гостиной, болтая о всякой чепухе. О любви никто из них не вспоминал, о деньгах и золоте тоже.
Наконец Колчанову удалось уговорить Марину лечь спать. Сам же он уселся за перегородкой и в который раз принялся изучать план, который отпечатался у него в памяти не хуже, чем на самом совершенном ксероксе. Феликс курил сигарету за сигаретой и прихлебывал остывший кофе, видел подземелье, а в нем тускло поблескивающие аккуратные слитки с изображением зловещего имперского орла.
Что он станет делать после того, как добудет сокровище, Феликс пока не думал. «Будет день, будет пища», — любил он повторять известное изречение, зная, что всегда нужно соотносить свои потребности с возможностями. Доберется ли он до золота — еще бабушка надвое сказала, а значит, не нужно загадывать. Но попробовать нужно. Иначе потом всю оставшуюся жизнь придется локти кусать.
И еще он дал обещание человеку, который надеялся на него. Месяц, проведенный в тюрьме, приучил Феликса ценить свободу. Конечно, бывший эсэсовец далеко не ангел, но он уже искупил свою вину, стал другим человеком — это Феликс понял. Ведь старик говорил о себе в молодости так, как рассказывают о ком-то другом.
«Да и потом, — подумал Колчанов, — вряд ли Моргенштерн был убежденным нацистом из тех, кого могила исправит. Просто так сложились обстоятельства. В другое время, в другой стране его способностям нашлось бы достойное применение».
«Впрочем, как и моим, — вздохнул Феликс. — Неужели я пришел в этот мир для того, чтобы ездить за тысячу километров получать пособие по безработице, гонять краденые машины и перепродавать рваные баксы?»
Но самое главное было то, что золото могло на всю жизнь гарантировать покой. Тот самый Покой с большой буквы…
Феликс подошел к окну, поднял раму и глянул на почти бесцветное небо, подсвеченное фонарями. Лишь несколько крупных звезд пробивалось сквозь сероватую пелену. Колчанов определил, где восток, и стал до боли в глазах смотреть в ту сторону, словно мог отсюда увидеть свой недостроенный дом.
Телефон работал исправно, можно было в любую минуту набрать номер, связаться с кем-нибудь из своих знакомых. Но потянувшаяся было к трубке рука Колчанова остановилась. Кому звонить и зачем? К чему телефон, когда говорить хочется с той, которая здесь, совсем рядом.
* * *
Когда Марина проснулась, то, к своему ужасу, обнаружила, что Феликса нет дома. Она обшарила всю квартиру в поисках записки, но нигде ее не нашла. Девушка наскоро оделась и побежала вниз, чтобы поинтересоваться у консьержки, когда ушел Колчанов. Но на полпути она поняла, что не сможет этого сделать, слова застрянут в горле.
Хороша же она будет в ее глазах! Если Феликс ушел навсегда, то расспросами делу не поможешь, а если же он вернется, то какого черта и заводить этот разговор?
Вскоре пропавший обнаружился рядом с домом. Он стоял возле своего «Лендровера» с открытым капотом и священнодействовал, словно какой-нибудь знаменитый хирург.
— Ты уже проснулась? — бросил он, не отрываясь от «пациента».
— Да, — коротко ответила Марина.
Ей хотелось все тут же выплеснуть, устроить сцену, сказать, что так с ней обращаться с его стороны форменное свинство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83