– Это я, отец… это я убил твою жену, это я наставляю тебе рога!
Верней вздрогнул и поспешил в комнату д'Эстерваля, возбужденный как застоявшийся бык. Ему показали тело его супруги, вернее окровавленные останки несчастной женщины, испустившей дух в результате пыток, о которых даже страшно рассказывать. Верней овладел сыном, который, как известно, сношал в этот момент Доротею; Брессак совокуплялся с дядей, Джон содомировал Брессака; Марселина орудовала хлыстом, подбадривая участников этой потрясающей оргии; она стихла только для того, чтобы возобновиться в новых формах и продолжаться до появления дневной звезды, которой предстояло осветить, наконец сцену расставания наших героев.
Нетрудно представить, что расставание сопровождалось самыми горячими заверениями скоро встретиться вновь, каждый дал слово и отправился своей дорогой.
Жернанд провел несколько дней в замке новой супруги, затем увез ее в свой. Мадам де Вольмир не могла поехать с дочерью: скрученная подагрой и ревматизмом, она не покидала своего кресла, поэтому Жернанд, завладев девушкой, скоро изолировал ее так же, как и прежнюю жену. Только вместо сумасшествия стали поговаривать об эпилепсии, о том, что за молодой графиней следует строго присматривать, что ей необходим покой; мать несчастной, женщина небогатая и осыпанная милостями Жернанда, не осмелилась проверить, слухи обрели силу фактов, и распутник стал спокойно наслаждаться с новой жертвой теми же удовольствиями, которые свели в могилу предыдущую.
В разгаре этих событий и замыслила Жюстина побег и, конечно, она осуществила бы его незамедлительно, если бы не надежда, что ей больше повезет со своей второй хозяйкой, нежели с той, которой ее лишила жестокость этих чудовищ. Мадемуазель де Вольмир, девятнадцатилетняя девушка, еще более красивая и нежная, чем прежняя госпожа, настолько покорила Жюстину, что та решила спасти ее, невзирая на грозящие ей опасности. Прошло около шести месяцев с тех пор, как коварный Жернанд начал приучать к своим омерзительным прихотям это кроткое очаровательное существо, приближалось время года, когда следовало ожидать нашествия всей злодейской шайки, и Жюстина, поколебавшись, открылась своей несчастной хозяйке: она сделала это с такой прямотой, с таким желанием разбить ее оковы, что та поверила ей.
Они договорились сообщить матери о жестокости графа. Мадемуазель де Вольмир не сомневалась в том, что женщина, давшая ей жизнь, несмотря на недуг, тут же поспешит на помощь к дочери. Но как предупредить ее? Привыкшая преодолевать преграды, Жюстина на глаз измерила высоту террасы – не более тридцати футов. Ее глаза не встретили никакой внешней ограды, и она решила, что окажется на лесной дороге, как только переберется через стену. Мадемуазель де Вольмир, приехавшая в замок ночью, не могла ни подтвердить, ни опровергнуть ее предположение, а в отсутствие графа Жюстина, бывшая под постоянным присмотром старух, не имела возможности произвести разведку местности. Итак наша храбрая и верная подруга решилась попытать счастья. Вольмир написала матери достаточно убедительное письмо, чтобы разжалобить ее и побудить тотчас поспешить на помощь своей несчастной дочери. Жюстина спрятала его на груди, затем с помощью связанных простыней спустилась к подножию крепости. Но что с ней стало, великий Боже, когда она обнаружила, что оказалась в парке, окруженном высокими стенами, которые были прежде не видны из-за множества густых деревьев; эти стены высотой тридцать футов, толщиной три фута, были утыканы битым стеклом… Что же предпринять? Вот в таком отчаянном положении должен был застать ее приближавшийся рассвет. Что о ней подумают, увидев ее в таком месте, где она могла оказаться единственно с намерением бежать? Разве удастся ей укрыться от ярости графа? Никакой пощады нечего было ожидать от этого дикого вепря! Он насытится ее кровью, она не сомневалась в этом: такую кару он ей обещал… Возвращение было невозможно: Вольмир сразу убрала связанные простыни; стучаться в двери – значило наверняка выдать себя. Каким-то чудом наша бедная Жюстина не потеряла голову окончательно и не сдалась на милость своего отчаяния. Если бы только она заметила хотя бы искорку жалости в душе хозяина, возможно, надежда бросила бы ее навстречу опасности, но это был тиран, варвар, монстр, презирающий женщин, который давно искал повод расправиться с ней, выпустить из нее всю кровь капля за каплей, чтобы посмотреть, сколько часов она будет умирать от этой пытки – разве можно было рассчитывать на снисхождение? Не зная, что делать, окруженная со всех сторон опасностями, она села под деревом, молча отдаваясь на волю Всевышнего. Наконец забрезжило утро, и первое, что бросилось ей в глаза, был сам граф. Он вышел для того, чтобы подстеречь мальчишек, которым он молчаливо позволял собирать ветки в своем парке, а потом с удовольствием заставал их на месте преступления и избивал до крови. И в этот раз его экспедиция увенчалась успехом: он поймал одного воришку, порвал несчастному ягодицы и прогнал прочь увесистой палкой, и тут он увидел Жюстину: ему показалось, что он столкнулся с привидением… Он невольно отпрянул. Редко храбрость входит в число достоинств злодея. Жюстина поднялась, дрожа всем телом, и снова упала в ноги злодею.
– Что ты здесь делаешь? – свирепо спросил антропофаг.
– О сударь, накажите меня, я виновата, мне нечего ответить…
Несчастная… На свою беду она забыла порвать письмо госпожи. Жернанд сразу заподозрил неладное, заметил злосчастную записку, достал ее, пробежал глазами и коротко приказал Жюстине следовать за ним.
Они вошли в замок через потайную лестницу, расположенную под сводами, там царила гробовая тишина. После нескольких поворотов граф открыл темницу и швырнул туда Жюстину.
– Глупая девчонка, – сказал он, – я ведь предупреждал, что такой проступок карается смертью, так что готовься к этому справедливому возмездию: завтра после трапезы я займусь тобой.
Бедное создание упало к ногам варвара, но жестокосердный, схватив ее за волосы, бросил на пол и два или три раза протащил по каземату, а в довершение едва не расплющил о стену.
– Тебе стоило бы немедленно вскрыть все четыре вены, – злобно проговорил он перед тем, как уйти, – и если я откладываю твою казнь, будь уверена, что только для того, чтобы сделать ее еще более долгой и ужасной.
Не поддается описанию ночь, которую провела Жюстина; мучительные видения, теснившиеся у нее в голове, в сочетании с многочисленными ушибами – следами гнева Жернанда – сделали ее самой ужасной в жизни нашей героини.
Надо самому испытать несчастье, чтобы представить себе жуткое состояние обреченного, который в любую минуту ожидает казни, у которого отобрана всякая надежда и который не знает, не будет ли очередной вздох последним в его жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228