«Что ты, сука, от меня скрываешь?» Но вряд ли бы он мне на него подробно ответил. Хуже нет, когда не знаешь, о чем спрашивать. Пора смываться.
Ясно, что народ за меня взялся серьезный, располагающий очень разнообразными и обильными ресурсами. И очень квалифицированными кадрами.
Вряд ли такие люди оставили Каткова сегодня, накануне его завтрашней встречи с Мухой, без присмотра.
— А ты сам? Тебя они на чем завербовали?
— Зачем им это? Я еще сразу после академии подписку дал. А своей присяге Родине я не изменяю. Ишь ты, каков товарищ подполковник. Патриот.
— Вот и хорошо, значит, мы с вами, — я тоже перешел на вежливость, — на одно ведомство служить будем. Тогда тихо, по дружбе: какой у вас сигнал тревоги предусмотрен?
— Тревоги? — Он опять заюлил и, сам того не замечая, тут же втянул голову в плечи. Такой вот рефлекс на собственное вранье успел у человека выработаться.
— Ай-ай-ай, подполковник. К чему врать коллегам?
— Жалюзи на кухне — открыть. Или светом мигнуть.
Врет, конечно. Но некогда допытываться.
— Значит, так. Барахла у тебя тут плюс евроремонт — тысяч на тридцать, так? Мы тут у тебя в нескольких местах пару-тройку мин заначили. Так что жалюзями поиграешься не раньше, чем через пятнадцать минут после моего ухода. Или позже — когда я позвоню и скажу, где гостинец лежит. Ну а если нас возьмут, сам понимаешь: нам не до твоей квартиры будет. Представляешь: вся эта лепота и — в головешки, а?! Не горячись!.. А теперь нам пора прощаться. Чтобы не увидеть лишнего, ступай-ка ты в туалет. Как хлопнем дверью, все свободны... Да! Где у тебя патроны к стволу?.. Контрибуция, родной. Еще Муха велел тебя предупредить: теперь и сука твоя, и гаденыши — заложники. Чуть-чуть попробуешь смухлевать, они — первые.
Последние фразы я говорил в полный голос, чтобы Валентина тоже все хорошенько расслышала. Пока ее муженек на унитазе переваривал все нами друг другу сказанное, я сгреб его деньги из портфеля и вместе с пистолетом, патронами к нему, новым электронным блоком и кое-какими заинтересовавшими меня бумагами уложил в свою сумку-рюкзак. Если трофеев не брать, на кой тогда и боевые действия? Тем более что агрессор — не я.
В третьей комнате, оказавшейся детской, я высыпал на пол специально принесенную с собой в пакете грязь, растоптал и втер в коврик, чтобы казалось, будто здесь сидел в засаде еще минимум один человек. Бросил и пару окурков, прихваченных из урны на улице. А чтобы следаков не смущало, что дымом не воняет, распахнул балконную дверь. Наследил, в общем, как мог.
Глава шестнадцатая. Судьбы безвестные
Катков, а может, это его супруга образумила, проявил здравомыслие. Я вышел из их парадного, пересек двор и уже был на пешеходном мостике, когда наконец взревела, засияв фарами, чернявая иномарка у него под окнами. Пока она выруливала, пока кто-то из ее седоков топал по мосту, я уже скрылся среди заставленных вагонами тупиков Киевского вокзала. Потом выбрался на какую-то прилегающую вплотную к железной дороге улицу, соблазнил баксами частника, он газанул, и мы вскоре переулками да огородами ушли слишком далеко, чтобы из погони, если таковая имела место, получилось что-нибудь путное. Учитывая, что финансовое положение позволяло сегодня не экономить, да и притомившись, я прокатился на частнике до Казанского вокзала. Там забрал из камеры хранения свой оперативный сундучок, вернулся на Киевский, переоделся, сложил в сундучок все, что сегодня больше не потребуется.
Все! Сдав барахлишко в камеру хранения, я был свободен и мог отправиться к Шмелю, но, выходя из вокзала, не удержался и позвонил При.
Она ответила сразу, и меня бросило в дрожь, как пацана.
— Алло-алло?! — кричала она в трубке, а у меня сжало горло, и я никак не мог вспомнить, что нужно сказать.
— Ира...
— Олег, ты! Наконец-то. Я так истосковалась, словно год тебя не видела. Где ты? Как ты?
— Конечно, хочу!
Она засмеялась так, что у меня ноги подкосились.
— Так где ты сейчас?
— На вокзале. На Киевском.
— Почему... Ты куда-то собрался? — Голос ее упал.
— Нет. Просто следы заметаю. Отрываюсь от твоих коллег.
Ответил и замолчал, ожидая ее реплики. Мне очень хотелось, захлебываясь нетерпением и восторгом, выложить ей, как я измаялся без нее, как я мечтаю ее увидеть, обнять, потискать, ощущая всю ее, жаркую и нежную.
Но я молчал, потому что успел привыкнуть, что меня подслушивают все, кому не лень. А что нейтрального сказать — не знал. Высветить Киевский не боялся, потому что через минуту отсюда исчезну, а коль я был неподалеку, у Каткова, пусть думают, что все это время я тут и отсиживался.
— От каких коллег?.. Впрочем, ладно. — Чем-то ей мой тон не понравился, и она заговорила суше. А может, дошло, что нас вполне могли слушать посторонние. А может, она знала это совершенно точно. Бывает же, что молчание понимаешь лучше, чем слова. Кроме того, она ведь профи, ни к чему ей показывать коллегам, что она о ком-то скучает. Слишком легко насадить твою привязанность на крючок. В виде наживки. — Помнишь, я тебе говорила о своем шефе? Он хочет с тобой встретиться.
— Когда и где?
— А со мной ты не хочешь увидеться?! — Мгновенный этот вопрос прозвучал у нее с милой свирепостью.
— Когда и где? — повторил я.
— Сегодня! В любом парадном!
— Хочу, конечно...
— Ага, снова «но»...
— Но сегодня я очень поздно освобожусь.
— Слушай, Олег!.. — Она весьма красноречиво пошипела в трубку, а потом снова сухо закончила:
— Завтра буду ждать твоего звонка. Около одиннадцати.
— И отключилась. У меня от этого что-то оборвалось в солнечном сплетении.
Не было печали — так теперь на тебе почти наркотическую зависимость от настроений некоего взбалмошного майора.
Но даже негодуя, я был счастлив. Уж слишком давно я ни от кого не зависел. А у бесхозного положения есть и свои минусы. Однако это идиотское балансирование между восторгом оттого, что она по мне скучает, и раздражением от своей привязанности к столь малонадежной партнерше привело меня к мысли, что все это вполне может быть элементарной игрой. Какой самый простой и надежный путь для женщины, чтобы задурить голову мужику: закатывать глаза от того восторга, который он ей якобы доставляет. И это не помешает ей тотчас после подобной сцены нырнуть в койку к тому, кто либо люб по-настоящему, либо просто следующий на очереди. Думать об этом противно, но полезно. Приводит в чувство и помогает лучше настроиться на встречу со Шмелем.
Когда я накоплю достаточно денег, чтобы выбирать клиентов, я буду работать только в теплое время года. А зиму, конец осени и начало весны стану отсиживаться, изучая книжки возле уютного камина.
Пока я тихонько осматривал окрестности шмелевского дома — типичной хрущевки в районе «Чертановской», задубел в своем парадно-выходном одеянии до полной бесчувственности ступней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Ясно, что народ за меня взялся серьезный, располагающий очень разнообразными и обильными ресурсами. И очень квалифицированными кадрами.
Вряд ли такие люди оставили Каткова сегодня, накануне его завтрашней встречи с Мухой, без присмотра.
— А ты сам? Тебя они на чем завербовали?
— Зачем им это? Я еще сразу после академии подписку дал. А своей присяге Родине я не изменяю. Ишь ты, каков товарищ подполковник. Патриот.
— Вот и хорошо, значит, мы с вами, — я тоже перешел на вежливость, — на одно ведомство служить будем. Тогда тихо, по дружбе: какой у вас сигнал тревоги предусмотрен?
— Тревоги? — Он опять заюлил и, сам того не замечая, тут же втянул голову в плечи. Такой вот рефлекс на собственное вранье успел у человека выработаться.
— Ай-ай-ай, подполковник. К чему врать коллегам?
— Жалюзи на кухне — открыть. Или светом мигнуть.
Врет, конечно. Но некогда допытываться.
— Значит, так. Барахла у тебя тут плюс евроремонт — тысяч на тридцать, так? Мы тут у тебя в нескольких местах пару-тройку мин заначили. Так что жалюзями поиграешься не раньше, чем через пятнадцать минут после моего ухода. Или позже — когда я позвоню и скажу, где гостинец лежит. Ну а если нас возьмут, сам понимаешь: нам не до твоей квартиры будет. Представляешь: вся эта лепота и — в головешки, а?! Не горячись!.. А теперь нам пора прощаться. Чтобы не увидеть лишнего, ступай-ка ты в туалет. Как хлопнем дверью, все свободны... Да! Где у тебя патроны к стволу?.. Контрибуция, родной. Еще Муха велел тебя предупредить: теперь и сука твоя, и гаденыши — заложники. Чуть-чуть попробуешь смухлевать, они — первые.
Последние фразы я говорил в полный голос, чтобы Валентина тоже все хорошенько расслышала. Пока ее муженек на унитазе переваривал все нами друг другу сказанное, я сгреб его деньги из портфеля и вместе с пистолетом, патронами к нему, новым электронным блоком и кое-какими заинтересовавшими меня бумагами уложил в свою сумку-рюкзак. Если трофеев не брать, на кой тогда и боевые действия? Тем более что агрессор — не я.
В третьей комнате, оказавшейся детской, я высыпал на пол специально принесенную с собой в пакете грязь, растоптал и втер в коврик, чтобы казалось, будто здесь сидел в засаде еще минимум один человек. Бросил и пару окурков, прихваченных из урны на улице. А чтобы следаков не смущало, что дымом не воняет, распахнул балконную дверь. Наследил, в общем, как мог.
Глава шестнадцатая. Судьбы безвестные
Катков, а может, это его супруга образумила, проявил здравомыслие. Я вышел из их парадного, пересек двор и уже был на пешеходном мостике, когда наконец взревела, засияв фарами, чернявая иномарка у него под окнами. Пока она выруливала, пока кто-то из ее седоков топал по мосту, я уже скрылся среди заставленных вагонами тупиков Киевского вокзала. Потом выбрался на какую-то прилегающую вплотную к железной дороге улицу, соблазнил баксами частника, он газанул, и мы вскоре переулками да огородами ушли слишком далеко, чтобы из погони, если таковая имела место, получилось что-нибудь путное. Учитывая, что финансовое положение позволяло сегодня не экономить, да и притомившись, я прокатился на частнике до Казанского вокзала. Там забрал из камеры хранения свой оперативный сундучок, вернулся на Киевский, переоделся, сложил в сундучок все, что сегодня больше не потребуется.
Все! Сдав барахлишко в камеру хранения, я был свободен и мог отправиться к Шмелю, но, выходя из вокзала, не удержался и позвонил При.
Она ответила сразу, и меня бросило в дрожь, как пацана.
— Алло-алло?! — кричала она в трубке, а у меня сжало горло, и я никак не мог вспомнить, что нужно сказать.
— Ира...
— Олег, ты! Наконец-то. Я так истосковалась, словно год тебя не видела. Где ты? Как ты?
— Конечно, хочу!
Она засмеялась так, что у меня ноги подкосились.
— Так где ты сейчас?
— На вокзале. На Киевском.
— Почему... Ты куда-то собрался? — Голос ее упал.
— Нет. Просто следы заметаю. Отрываюсь от твоих коллег.
Ответил и замолчал, ожидая ее реплики. Мне очень хотелось, захлебываясь нетерпением и восторгом, выложить ей, как я измаялся без нее, как я мечтаю ее увидеть, обнять, потискать, ощущая всю ее, жаркую и нежную.
Но я молчал, потому что успел привыкнуть, что меня подслушивают все, кому не лень. А что нейтрального сказать — не знал. Высветить Киевский не боялся, потому что через минуту отсюда исчезну, а коль я был неподалеку, у Каткова, пусть думают, что все это время я тут и отсиживался.
— От каких коллег?.. Впрочем, ладно. — Чем-то ей мой тон не понравился, и она заговорила суше. А может, дошло, что нас вполне могли слушать посторонние. А может, она знала это совершенно точно. Бывает же, что молчание понимаешь лучше, чем слова. Кроме того, она ведь профи, ни к чему ей показывать коллегам, что она о ком-то скучает. Слишком легко насадить твою привязанность на крючок. В виде наживки. — Помнишь, я тебе говорила о своем шефе? Он хочет с тобой встретиться.
— Когда и где?
— А со мной ты не хочешь увидеться?! — Мгновенный этот вопрос прозвучал у нее с милой свирепостью.
— Когда и где? — повторил я.
— Сегодня! В любом парадном!
— Хочу, конечно...
— Ага, снова «но»...
— Но сегодня я очень поздно освобожусь.
— Слушай, Олег!.. — Она весьма красноречиво пошипела в трубку, а потом снова сухо закончила:
— Завтра буду ждать твоего звонка. Около одиннадцати.
— И отключилась. У меня от этого что-то оборвалось в солнечном сплетении.
Не было печали — так теперь на тебе почти наркотическую зависимость от настроений некоего взбалмошного майора.
Но даже негодуя, я был счастлив. Уж слишком давно я ни от кого не зависел. А у бесхозного положения есть и свои минусы. Однако это идиотское балансирование между восторгом оттого, что она по мне скучает, и раздражением от своей привязанности к столь малонадежной партнерше привело меня к мысли, что все это вполне может быть элементарной игрой. Какой самый простой и надежный путь для женщины, чтобы задурить голову мужику: закатывать глаза от того восторга, который он ей якобы доставляет. И это не помешает ей тотчас после подобной сцены нырнуть в койку к тому, кто либо люб по-настоящему, либо просто следующий на очереди. Думать об этом противно, но полезно. Приводит в чувство и помогает лучше настроиться на встречу со Шмелем.
Когда я накоплю достаточно денег, чтобы выбирать клиентов, я буду работать только в теплое время года. А зиму, конец осени и начало весны стану отсиживаться, изучая книжки возле уютного камина.
Пока я тихонько осматривал окрестности шмелевского дома — типичной хрущевки в районе «Чертановской», задубел в своем парадно-выходном одеянии до полной бесчувственности ступней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113