Вышедший от главного шефа лощеный, как отполированный сапог, адъютантик разлучил нас с Ларисой — ей он велел от имени шефа вернуться к своим обязанностям, а меня сопроводил к майору, который вел дело Шмелева.
Увидев его, я сразу понял, почему моя авантюра имела шансы увенчаться успехом. Физиономию этого щекастого и бровастого «бычка» я видел в рамке под стеклом на серванте в квартире Ларисы. Людям, которые горят на службе, не остается ничего иного, как довольствоваться служебными романами. Поэтому баба в море — к несчастью.
— Итак? — спросил щекастый майор, велевший называть его Юрием Юрьевичем. — Вы намерены противодействовать следствию? А ведь закон этого не любит!
На что я, мекая и бекая, изображая смущение упрямого, но недалекого обывателя, возразил, что предотвратить преступление — святой долг каждого гражданина РФ. И если для этого надо всего лишь объяснить Евгению Шмелеву, что затеянные им дела с оружием попадают под статьи Уголовного кодекса, то чего ж в этом противозаконного? Наоборот! А то, что при этом у конторы уважаемого Юрия Юрьевича повиснет дело и останутся невыявленными потенциальные покупатели секретов, так это не моя забота.
— И что же, вы хотите, чтобы это стало и вашей заботой? — постращав меня для порядка, все же спросил Юрий Юрьевич.
Я сказал, что хотел бы, чтобы он вывел Шмелева из числа соучастников, признав его участие в преступной цепочке по купле-продаже секретного изделия чистосердечной помощью следствию.
— Как это у вас просто выглядит! Но я же ни продавцу, ни покупателю на суде рот не заткну! Они ж сами вашего дружка обязательно назовут, когда для них запахнет жареным. И как я тогда объясню судье, что один из организаторов преступления на свободе?
— Простите, господин майор, но ведь вы тоже, зная о преступных замыслах, не спешите их пресекать? Но вы ж судьи не боитесь!
Это его взбеленило:
— Ты, лейтенант, не путай жопу с пальцем! Слежка за преступниками с целью пресечь работу криминальной группировки на разведку потенциального противника — это одно. Потому как гадов надо брать с поличным. А вот сколачивание такой преступной группы для торговли государственными секретами с целью наживы — другое. Твой дружок вляпался в это дело по уши.
Единственное, что могу тебе для него обещать, если он нам поможет, — это явку с повинной. И помощь следствию зафиксируем, если она еще будет. А там суд пусть разбирается. Пусть спасибо скажет, что мы тебе рисковать позволяем. Если что с тобой случится, кто будет отвечать? Я! Иду на это только из гуманизма. Без твоей помощи он бы себе верную вышку обеспечил.
— Так у нас вроде мораторий...
— Кому мораторий, а кому все равно вышка. Нет, не из гуманизма обрадовался майор моему предложению помочь. Просто на него возможность иметь своего человека в сердцевине преступной сделки свалилась как манна небесная. Нет слежки, от которой нельзя было бы уйти. Да и террористов столько развелось, что никакая слежка не помешает нажать кнопку на людном перекрестке. А тут я...
— Да и вы ж меня поймите, — взмолился я. — Как я могу своими руками яму другу рыть?
— А разве он не сам ее вырыл? А ты его как раз из нее вытаскиваешь! И потом, нужно, чтобы покупателя-то он нашел. По своей воле. Сам. Если ты, почти что наш сотрудник, этим будешь заниматься, то получается провокация.
Его адвокат от обвинения камня на камне не оставит...
В законах я не силен. И дело это такое, что не скоро найдешь, с кем можно проконсультироваться. Поэтому хоть и чуял я, что майор мухлюет, но возразить ему ничего не мог, а оттого просто уперся на том, что Шмелев не преступник. Юрий Юрьевич тоже не сдавался. Он еще не знал о моих планах в отношении своей службы. О том, что я рассчитываю потом спасти Принцессу и себя от САИП, я ему пока не сообщал. Вот когда я стану очень важным, ключевым свидетелем, тогда у нас совсем другая торговля пойдет. Пока же я изображал, что предел моих мечтаний вывести из-под статьи Женьку Шмелева.
Что, в общем-то, тоже соответствовало правде. Как я ее понимаю.
— Не обольщайся, парень. — В щекастом майоре впервые проглянуло что-то человеческое — какой-то не очень скрываемый отблеск самодовольства. — Мы и без тебя обойдемся. Не впервой. У тебя тоже, знаешь, репутация не безупречная. Так что хочешь помочь дружку — помоги. Подстрахуй. Его же и пришибить, кстати, могут. А не хочешь — обойдемся.
Был момент, я заколебался. Как чаши весов качнулись в душе.
С одной стороны — одуревший от жадности Шмелев, которому я уж все так разжевал, что дальше некуда. А с другой — будущее ни в чем не повинной сестры При, ее и моя жизни. На этих весах проблемы Женьки и его Веры были для меня явно менее весомы. И все-таки я упрямствовал. Не всегда даже самому себе это можно объяснить, но есть внутри нас некие «нельзя», которые посильнее любого здравого смысла. Вдруг я понял: если бы При сейчас участвовала в нашем разговоре с майором, пусть хотя бы молча рядом сидела, я бы сдался. Махнул бы на Шмелевых рукой... Неужели я из-за нее стал настолько уязвимее? Чепуха. Все, что делаю или не делаю в связи с ней, я делаю и ради себя тоже. А мне, для себя, жить предателем не хочется. Да и Ему такие фортели не нравятся.
— А если что-то стрясется? — угрюмо спросил я. — Рванет, например, что-то или кого-то? Каково будет вам жить с таким грехом на совести?
Уловив, что меня заклинило окончательно, майор со скрипом согласился забыть об участии Шмелевых в деле. Вернее, он пообещал перевести их в разряд невиновных свидетелей, как только Евгений выйдет на покупателя.
Уходя из «Отдела тендеров», я прокручивал мысленно весь разговор с майором и дивился странному от него впечатлению. Я уже упоминал как-то филологиню, которая обожала читать в постели стихи. И прямо в то самое время, и после. Причем, подпрыгивая на мне, она несла обычно Маяковского.
Так вот, однажды, поглаживая мой временно обожравшийся инструмент, она прочла длинное стихотворение Тарковского о том, как ей хорошо. Все содержание помню смутно, но крепко врезался самый конец. В общем, все так расчудесно и прекрасно вокруг, когда влюблен:
...и даже рыбы смеются, плывя вверх по реке!
А судьба идет за нами следом,
Как сумасшедший с бритвою в руке...
Излагаю по памяти, может, и неточно. Но свихнутый с бритвою — очень меня впечатлил. Ведь ни ты, ни он сам, никто не знает, что он теперь выкинет. Судьба! То ли побреет, то ли солнечного зайчика от лезвия запустит, то ли глотку перережет. Очень мне этот Юрий Юрьевич такого, страшного в непредсказуемости, но с бритвою, человека напоминал.
Следователи, привыкнув, что от того, как они бумажки составят, жизни людей зависят, от такой своей власти часто того, сдвиг по фазе имеют. Опять же они ведь нередко не истину ищут, а протоколы под заданный ответ подгоняют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Увидев его, я сразу понял, почему моя авантюра имела шансы увенчаться успехом. Физиономию этого щекастого и бровастого «бычка» я видел в рамке под стеклом на серванте в квартире Ларисы. Людям, которые горят на службе, не остается ничего иного, как довольствоваться служебными романами. Поэтому баба в море — к несчастью.
— Итак? — спросил щекастый майор, велевший называть его Юрием Юрьевичем. — Вы намерены противодействовать следствию? А ведь закон этого не любит!
На что я, мекая и бекая, изображая смущение упрямого, но недалекого обывателя, возразил, что предотвратить преступление — святой долг каждого гражданина РФ. И если для этого надо всего лишь объяснить Евгению Шмелеву, что затеянные им дела с оружием попадают под статьи Уголовного кодекса, то чего ж в этом противозаконного? Наоборот! А то, что при этом у конторы уважаемого Юрия Юрьевича повиснет дело и останутся невыявленными потенциальные покупатели секретов, так это не моя забота.
— И что же, вы хотите, чтобы это стало и вашей заботой? — постращав меня для порядка, все же спросил Юрий Юрьевич.
Я сказал, что хотел бы, чтобы он вывел Шмелева из числа соучастников, признав его участие в преступной цепочке по купле-продаже секретного изделия чистосердечной помощью следствию.
— Как это у вас просто выглядит! Но я же ни продавцу, ни покупателю на суде рот не заткну! Они ж сами вашего дружка обязательно назовут, когда для них запахнет жареным. И как я тогда объясню судье, что один из организаторов преступления на свободе?
— Простите, господин майор, но ведь вы тоже, зная о преступных замыслах, не спешите их пресекать? Но вы ж судьи не боитесь!
Это его взбеленило:
— Ты, лейтенант, не путай жопу с пальцем! Слежка за преступниками с целью пресечь работу криминальной группировки на разведку потенциального противника — это одно. Потому как гадов надо брать с поличным. А вот сколачивание такой преступной группы для торговли государственными секретами с целью наживы — другое. Твой дружок вляпался в это дело по уши.
Единственное, что могу тебе для него обещать, если он нам поможет, — это явку с повинной. И помощь следствию зафиксируем, если она еще будет. А там суд пусть разбирается. Пусть спасибо скажет, что мы тебе рисковать позволяем. Если что с тобой случится, кто будет отвечать? Я! Иду на это только из гуманизма. Без твоей помощи он бы себе верную вышку обеспечил.
— Так у нас вроде мораторий...
— Кому мораторий, а кому все равно вышка. Нет, не из гуманизма обрадовался майор моему предложению помочь. Просто на него возможность иметь своего человека в сердцевине преступной сделки свалилась как манна небесная. Нет слежки, от которой нельзя было бы уйти. Да и террористов столько развелось, что никакая слежка не помешает нажать кнопку на людном перекрестке. А тут я...
— Да и вы ж меня поймите, — взмолился я. — Как я могу своими руками яму другу рыть?
— А разве он не сам ее вырыл? А ты его как раз из нее вытаскиваешь! И потом, нужно, чтобы покупателя-то он нашел. По своей воле. Сам. Если ты, почти что наш сотрудник, этим будешь заниматься, то получается провокация.
Его адвокат от обвинения камня на камне не оставит...
В законах я не силен. И дело это такое, что не скоро найдешь, с кем можно проконсультироваться. Поэтому хоть и чуял я, что майор мухлюет, но возразить ему ничего не мог, а оттого просто уперся на том, что Шмелев не преступник. Юрий Юрьевич тоже не сдавался. Он еще не знал о моих планах в отношении своей службы. О том, что я рассчитываю потом спасти Принцессу и себя от САИП, я ему пока не сообщал. Вот когда я стану очень важным, ключевым свидетелем, тогда у нас совсем другая торговля пойдет. Пока же я изображал, что предел моих мечтаний вывести из-под статьи Женьку Шмелева.
Что, в общем-то, тоже соответствовало правде. Как я ее понимаю.
— Не обольщайся, парень. — В щекастом майоре впервые проглянуло что-то человеческое — какой-то не очень скрываемый отблеск самодовольства. — Мы и без тебя обойдемся. Не впервой. У тебя тоже, знаешь, репутация не безупречная. Так что хочешь помочь дружку — помоги. Подстрахуй. Его же и пришибить, кстати, могут. А не хочешь — обойдемся.
Был момент, я заколебался. Как чаши весов качнулись в душе.
С одной стороны — одуревший от жадности Шмелев, которому я уж все так разжевал, что дальше некуда. А с другой — будущее ни в чем не повинной сестры При, ее и моя жизни. На этих весах проблемы Женьки и его Веры были для меня явно менее весомы. И все-таки я упрямствовал. Не всегда даже самому себе это можно объяснить, но есть внутри нас некие «нельзя», которые посильнее любого здравого смысла. Вдруг я понял: если бы При сейчас участвовала в нашем разговоре с майором, пусть хотя бы молча рядом сидела, я бы сдался. Махнул бы на Шмелевых рукой... Неужели я из-за нее стал настолько уязвимее? Чепуха. Все, что делаю или не делаю в связи с ней, я делаю и ради себя тоже. А мне, для себя, жить предателем не хочется. Да и Ему такие фортели не нравятся.
— А если что-то стрясется? — угрюмо спросил я. — Рванет, например, что-то или кого-то? Каково будет вам жить с таким грехом на совести?
Уловив, что меня заклинило окончательно, майор со скрипом согласился забыть об участии Шмелевых в деле. Вернее, он пообещал перевести их в разряд невиновных свидетелей, как только Евгений выйдет на покупателя.
Уходя из «Отдела тендеров», я прокручивал мысленно весь разговор с майором и дивился странному от него впечатлению. Я уже упоминал как-то филологиню, которая обожала читать в постели стихи. И прямо в то самое время, и после. Причем, подпрыгивая на мне, она несла обычно Маяковского.
Так вот, однажды, поглаживая мой временно обожравшийся инструмент, она прочла длинное стихотворение Тарковского о том, как ей хорошо. Все содержание помню смутно, но крепко врезался самый конец. В общем, все так расчудесно и прекрасно вокруг, когда влюблен:
...и даже рыбы смеются, плывя вверх по реке!
А судьба идет за нами следом,
Как сумасшедший с бритвою в руке...
Излагаю по памяти, может, и неточно. Но свихнутый с бритвою — очень меня впечатлил. Ведь ни ты, ни он сам, никто не знает, что он теперь выкинет. Судьба! То ли побреет, то ли солнечного зайчика от лезвия запустит, то ли глотку перережет. Очень мне этот Юрий Юрьевич такого, страшного в непредсказуемости, но с бритвою, человека напоминал.
Следователи, привыкнув, что от того, как они бумажки составят, жизни людей зависят, от такой своей власти часто того, сдвиг по фазе имеют. Опять же они ведь нередко не истину ищут, а протоколы под заданный ответ подгоняют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113