Аш посмотрела вдаль, через усыпанный колосьями пол. Возле трона шла какая-то суета, требовавшая участия священнослужителей: люди с проседью в волосах, в зеленых рясах совершали вокруг господина амира Гелимера какие-то священнодействия. Аш напрягла зрение, стараясь увидеть его лицо в фокусе, по-детски убежденная в душе, что человек внешне меняется после того, как его уснастят благовониями, после того, как он перестал быть человеком и стал королем.
Неужели у меня вышло? Неужели я рискнула и выиграла?
Тысячи свечей согрели воздух, так что ей уже стало почти слишком тепло в плаще; в их мягком свете стены отсвечивали золотом. Она подняла голову, взглянула на огромный Лик Христа, изображенный над святыми, и на голубовато-зеленую листву Древа, вырастающую из Его уст.
Его уста охватывали круглое отверстие вверху, над ротондой, как будто Он раскрыл их в усеянный звездами мрак.
— Христос Управитель, — прошептала Аш. У нее заболела шея от долгого смотрения вверх. Внутри все сжималось не столько от голода, сколько от страха и предчувствий.
— Уста Господа. Да. Здесь, в Карфагене, Его предпочитают воспринимать, каким Он был, когда правил римлянами, — пробормотал Годфри Максимиллиан, обхватывая ее за плечи, она ощутила рядом с собой тепло и уют его тела. — Слухи правдивы?
— Какие слухи? — улыбнулась Аш.
Она решила, что сумела придать лицу должное выражение: что-то между почтением и самодовольством. Естественно, Аннибале Вальзачи взглянул на нее с презрением. Флориан-то сразу бы увидел ее насквозь, подумала она. Искоса взглянув на Годфри, она убедилась, что он будет молчать. Соучастник.
Леофрик не притащил бы меня сюда, если бы не имел каких-то видов на меня. Но каких именно? Имеет ли для него какое-то значение, что он считает себя отцом — ее отцом — моим?
Но я-то не Фарис.
И калифом теперь стал Гелимер…
Аш зашевелилась, и двое из назиров Альдерика посмотрели на нее. Они поняли, что она хочет увидеть их господина амира за толпой его домочадцев, и ни один не схватился за эфес меча.
Наконец Аш увидела Леофрика — в верхнем ряду скамей слева от арки. Он опирался локтем о ручку своего резного кресла, изготовленного из древесины грецкого ореха, и разговаривал с каким-то богато одетым молодым человеком, — сын? брат? — но напряженно смотрел вперед, на трон короля-калифа, на Гелимера. Аш стала сверлить глазами Леофрика, желая поймать его взгляд.
Сидевшие вокруг него наклонились вперед и тихо заговорили и спинами заслонили Леофрика от нее. Мужчины в мантиях, мужчины в кольчугах; домашние священники в своих головных уборах, высоких спереди.
— Красиво, верно? — прошептал ей в ухо гортанный голос по-готски. Это опять был Гейзерих.
Ант с удивлением внимательно посмотрела в лицо мальчику, и тут воины сплотились под знаменем с изображением черного зазубренного колеса. Дворяне в наскоро сметанных шерстяных тогах и плащах с капюшоном, более старые в бархатных широких плащах, на которые идет девять ярдов ткани; рыцари в полном кольчужном облачении. Мечи, кинжалы, гравированные кожаные кошельки, сапоги для верховой езды; она знает, что стоит заказать мастеру изготовить все это и почем все это можно продать.
Она знает, что такое быть разутым, иметь одну смену шерстяного белья и есть не каждый день.
По Гейзериху видно, что он из маленькой деревни или с фермы, где в доме земляной пол, где одна комната для людей, а другая — для скота; родом из свободнорожденных; на его лице нет ранних морщин от недоедания. Мальчик из благополучного сельского мира…
— Ну, так что король? — шепотом спросила Аш.
Лицо юноши озарилось обожанием, какое вызывают только священники, раздающие у алтаря плоть и кровь Христову.
— Там — ни одного старика. Он не запретит нам вести войну.
Девять десятых цивилизованного мира — это лес, чересполосица земельных участков, домики из дранки и штукатурки, голод и холод; ранняя смерть от болезней или несчастных случаев, и никогда тело твое не узнает ощущения ткани мягче, чем шерсть, спряденная у зимнего очага. Стоило ради этого увешивать себя металлом и без страха стоять лицом к лицу с твердым лезвием топора и наносить удары острой стальной стрелой? Да, стоило — для Гейзериха. Стоило сейчас оказаться в городе с населением шестьдесят тысяч человек, когда твоего короля коронуют именем Господа.
«А для меня? — подумала Аш. — Стоило ли всю жизнь существовать не по колено в грязи родимой пашни? Даже если в итоге я оказалась тут, не догадываясь, что со мной будет дальше, зная, что моя участь решится только в ближайшие несколько минут? Стоило ли?.. О да. Да».
Годфри Максимиллиан взял ее за руку. Звуки горнов нарушили пение хора мальчиков, расколов огромный купол воздуха над их головами. Задрожало пламя восковых свечей; толстых, сладко пахнущих свечей толщиной с мужское бедро. Она почувствовала выброс адреналина в кровь, руки сами потянулись к поясу. Им не хватало ощущения эфеса меча и кинжала, так же как телу не хватало ощущения тяжести защитных доспехов.
Из всех углов зала народ двинулся к центру.
На короткий миг ей удалось увидеть лица этих людей, первого ряда толпы. Бледные бородатые лица; молодые и старые, но исключительно мужчины. Они шли вперед из-под каждой арки, оставляя за собой пустые проходы между рядами скамей; так что между верхними рядами, где сидели господа амиры, и троном короля-калифа оказались большие пустые пространства. В промежутках плечом к плечу в своих лучших одеждах стояли люди в штатском — это могли быть торговцы, судовладельцы, поставщики специй, зерна и шелков.
Звуки горнов становились все громче и разрывали барабанную перепонку. Аш почувствовала, что ей на глаза навернулись слезы, почему — сама не знала. В отдалении встал король-калиф, закутанный в свои одежды из золотой ткани, и поднял руку.
Наступила тишина.
Бородатый визиготский воин заговорил торжественно — слов она не поняла. В самом дальнем углу храма, где сидели разряженные домочадцы какого-то многолюдного рода, началось движение — мужчины вставали на ноги, поднимали над головой знамена, извлекали из ножен мечи, издавали общий крик. Потом они двинулись вперед, вниз по ступеням на усыпанные зелеными стеблями мозаичные плиты, устремились к трону, и каждый упал ниц, когда господин амир и его домашние в унисон присягали на верность правителю визиготской империи.
Подобным же образом зашевелилось, готовясь, и войско Альдерика. Аш бросила взгляд в ту часть ротонды, которую занимали домочадцы господина амира Леофрика. Там подняли знамена, развевавшиеся на заостренных и раскрашенных шестах. Назир Тиудиберт поднял вымпел. Альдерик что-то быстро проговорил — какое-то профессиональное замечание другому арифу Леофрика, тот ухмыльнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209