Жена Илии никогда не была на Бейли-мире, не уезжала с Земли. Как она могла возражать? Нет, мне совершенно ясно, что Предок не хотел другой Глэдис. Никаких имитаций, никаких копий, никаких претензий. Глэдис одна. Единственная. И он просил также, чтобы не было Илий.
– Я думаю, ваш предок в последние годы жизни старался быть неэмоциональным, как Дэниел, но в душе всегда был романтиком. Он мог бы допустить существование других Илий и Глэдис. Я бы не обиделась, его жена, наверное, тоже. – Она принужденно засмеялась. Кусок не лез ей в горло.
– Все это кажется таким нереальным. Предок – практически древняя история. Я его потомок в седьмом колене, а вот сижу с женщиной, которая знала его еще молодым.
– Я его, в сущности, не знала, – сказала Глэдис, глядя в тарелку. – Я виделась с ним, и то на короткое время, три раза за семь лет.
– Я знаю. Сын Предка, Бен, написал его биографию, это стало литературной классикой на Бейли-мире. Даже я ее читал.
– Да? Я не читала, даже не знала, что она существует. И что… что там про меня?
Диджи усмехнулся.
– Ничего такого, против чего вы могли бы возражать. Вы там – что надо. Но не в этом дело. Меня потрясло, что мы здесь, с вами, через семь поколений. Сколько вам лет, миледи? Прилично ли задавать вам такой вопрос?
– Не знаю, прилично ли, но я не возражаю. Мне 235 Стандартных Галактических лет. Двадцать три с половиной десятилетия.
– А выглядите вы, словно вам нет и пятидесяти. Предок умер восьмидесяти двух, он был очень стар. Мне тридцать девять, а когда я умру, вы еще будете живы…
– Да, если ничего не случится.
– И проживете еще пять десятилетий…
– Вы завидуете мне, Диджи? – спросила Глэдис с легким оттенком горечи.
– Вы завидуете, что я пережила Илию больше чем на полтора столетия и осуждена пережить его еще на столетие?
– Конечно, завидую! Еще бы! Я бы не прочь прожить несколько столетий, если бы не создал этим дурной пример народу Бейли-мира. Я не хотел бы, чтобы они жили так долго. Замедлился бы шаг истории и интеллектуальное развитие. И правительство осталось бы у власти слишком долго. Бейли-мир погрузился бы в консерватизм и застой… как ваш мир.
Глэдис вздернула подбородок.
– Аврора в полном порядке.
– Я говорю о ВАШЕМ мире. О Солярии.
– Солярия не мой мир, – твердо сказала Глэдис.
– Надеюсь, что это не так. Я пришел к вам именно потому, что считал Солярию вашим миром.
– В таком случае вы напрасно тратили время.
– Но вы родились на Солярии и жили там какое-то время?
– Я жила там первые тридцать лет.
– Тогда вы достаточно солярианка, чтобы помочь мне в важном деле.
– Я НЕ солярианка, несмотря на ваше так называемое важное дело.
– Это дело войны и мира, если в ы считаете это важным. Внешние Миры стоят перед лицом войны с Поселенческими Мирами, и это будет скверно для всех. И от вас, миледи, зависит предупредить эту войну и обеспечить мир.
18
Еда закончилась, и Глэдис обнаружила, что смотрит на Диджи с холодной яростью.
Она спокойно жила последние два столетия, оттолкнувшись от сложностей жизни. Постепенно она забыла свои беды на Солярии, трудности привыкания к Авроре. Ей удалось похоронить, и очень глубоко, боль двух убийств и два экстаза необычной любви – с роботом и землянином и пройти мимо всего этого. Затем она долго и спокойно жила в браке, имела двух детей, занималась своим прикладным искусством. Сначала ушли дети, потом муж, и скоро она, вероятно, оставит свою работу. И останется одна с роботами, довольная или покорившаяся, жизнь ее покатится спокойно и без событий к своему концу, такому тихому, что она, наверное, и не заметит, как этот конец придет.
Так она желала. Но что же случилось?
Все началось с прошлого вечера, когда она напрасно искала в небе солнце Солярии, которого там не было. И эта глупость как бы вызвала прошлое, то прошлое, что должно было оставаться мертвым, и взорвала мыльный пузырь, который она создала вокруг себя.
Имя Илии Бейли, самое болезненно-радостное воспоминание, которое она так старательно прятала подальше, вдруг повторилось снова и снова.
Затем ее принудили иметь дело с человеком, ошибочно посчитавшим себя потомком Илии, и вот теперь с другим, который в самом деле его потомок. И, наконец, перед ней поставили проблемы и ответственность, подобные тем, какие мучили самого Илию в различных ситуациях.
Но должна ли она стать Илией по форме, не имея ни его таланта, ни его жестокой решимости выполнить свой долг любой ценой?
Что она сделала, чтобы заслужить это? Она чувствовала, как под покровом жалости к себе в ней тлеет ярость. Это несправедливо. Никто не имеет права наваливать на нее ответственность вопреки ее воле. Она сказала, стараясь говорить ровным тоном:
– Почему вы настаиваете, что я солярианка, когда я говорю вам обратное?
Диджи казалось, нисколько не смутил ее холодный тон.
– Миледи, я не ЗАСТАВЛЯЮ вас быть солярианкой. Я только указываю, что вы родились и прожили какое-то время на Солярии, значит, вас можно считать солярианкой. Вы знаете, что Солярия покинута?
– Да, я слышала.
– И на вас это никак не подействовало?
– Я не солярианка уже два столетия.
– Это не ответ. Даже уроженец Авроры может быть опечален смертью планеты-сестры. А как вы?
– Мне все равно, – ледяным тоном ответила Глэдис. – Почему это вас интересует?
– Сейчас объясню. Мы – я имею в виду торговцев Поселенческих Миров – заинтересованы, потому что надо делать дело и получать прибыли, чтобы заработать планету. Солярия – благоустроенный комфортабельный мир, вы, космониты, похоже, в нем не нуждаетесь, почему бы нам не заселить его?
– Потому что он не ваш.
– Что значит «не ваш», мадам? Разве Аврора имеет на него больше прав, чем Бейли-мир? Разве мы не можем предположить, что пустая планета принадлежит тому, кто хочет заселить ее?
– Так вы ее заселили?
– Нет, потому что она не пустая.
– Вы хотите сказать, что не все соляриане ушли с нее? – быстро спросила Глэдис.
Диджи широко улыбнулся.
– Вас задевает эта мысль, хотя вы и аврорианка.
Глэдис снова нахмурилась.
– Ответьте на мой вопрос.
Диджи пожал плечами.
– На Солярии было всего пять тысяч жителей перед тем, как они ее покинули – по нашим оценкам. Население уменьшалось с каждым годом. Но пусть пять тысяч – как мы можем быть уверены, что ушли все? Но не в этом дело. Даже если все соляриане ушли, планета не опустела. Там осталось двести миллионов, если не больше, роботов, бесхозных роботов, среди которых есть самые современные. Можно предположить, что соляриане взяли сколько-то роботов с собой. Трудно представить себе космонитов вообще без роботов (он с улыбкой оглядел ниши с роботами), однако они не могли взять по сорок тысяч роботов на каждого.
– Ну, поскольку ваши Поселенческие Миры полностью чисты от роботов, и так будет продолжаться, вы, стало быть, не можете заселить Солярию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
– Я думаю, ваш предок в последние годы жизни старался быть неэмоциональным, как Дэниел, но в душе всегда был романтиком. Он мог бы допустить существование других Илий и Глэдис. Я бы не обиделась, его жена, наверное, тоже. – Она принужденно засмеялась. Кусок не лез ей в горло.
– Все это кажется таким нереальным. Предок – практически древняя история. Я его потомок в седьмом колене, а вот сижу с женщиной, которая знала его еще молодым.
– Я его, в сущности, не знала, – сказала Глэдис, глядя в тарелку. – Я виделась с ним, и то на короткое время, три раза за семь лет.
– Я знаю. Сын Предка, Бен, написал его биографию, это стало литературной классикой на Бейли-мире. Даже я ее читал.
– Да? Я не читала, даже не знала, что она существует. И что… что там про меня?
Диджи усмехнулся.
– Ничего такого, против чего вы могли бы возражать. Вы там – что надо. Но не в этом дело. Меня потрясло, что мы здесь, с вами, через семь поколений. Сколько вам лет, миледи? Прилично ли задавать вам такой вопрос?
– Не знаю, прилично ли, но я не возражаю. Мне 235 Стандартных Галактических лет. Двадцать три с половиной десятилетия.
– А выглядите вы, словно вам нет и пятидесяти. Предок умер восьмидесяти двух, он был очень стар. Мне тридцать девять, а когда я умру, вы еще будете живы…
– Да, если ничего не случится.
– И проживете еще пять десятилетий…
– Вы завидуете мне, Диджи? – спросила Глэдис с легким оттенком горечи.
– Вы завидуете, что я пережила Илию больше чем на полтора столетия и осуждена пережить его еще на столетие?
– Конечно, завидую! Еще бы! Я бы не прочь прожить несколько столетий, если бы не создал этим дурной пример народу Бейли-мира. Я не хотел бы, чтобы они жили так долго. Замедлился бы шаг истории и интеллектуальное развитие. И правительство осталось бы у власти слишком долго. Бейли-мир погрузился бы в консерватизм и застой… как ваш мир.
Глэдис вздернула подбородок.
– Аврора в полном порядке.
– Я говорю о ВАШЕМ мире. О Солярии.
– Солярия не мой мир, – твердо сказала Глэдис.
– Надеюсь, что это не так. Я пришел к вам именно потому, что считал Солярию вашим миром.
– В таком случае вы напрасно тратили время.
– Но вы родились на Солярии и жили там какое-то время?
– Я жила там первые тридцать лет.
– Тогда вы достаточно солярианка, чтобы помочь мне в важном деле.
– Я НЕ солярианка, несмотря на ваше так называемое важное дело.
– Это дело войны и мира, если в ы считаете это важным. Внешние Миры стоят перед лицом войны с Поселенческими Мирами, и это будет скверно для всех. И от вас, миледи, зависит предупредить эту войну и обеспечить мир.
18
Еда закончилась, и Глэдис обнаружила, что смотрит на Диджи с холодной яростью.
Она спокойно жила последние два столетия, оттолкнувшись от сложностей жизни. Постепенно она забыла свои беды на Солярии, трудности привыкания к Авроре. Ей удалось похоронить, и очень глубоко, боль двух убийств и два экстаза необычной любви – с роботом и землянином и пройти мимо всего этого. Затем она долго и спокойно жила в браке, имела двух детей, занималась своим прикладным искусством. Сначала ушли дети, потом муж, и скоро она, вероятно, оставит свою работу. И останется одна с роботами, довольная или покорившаяся, жизнь ее покатится спокойно и без событий к своему концу, такому тихому, что она, наверное, и не заметит, как этот конец придет.
Так она желала. Но что же случилось?
Все началось с прошлого вечера, когда она напрасно искала в небе солнце Солярии, которого там не было. И эта глупость как бы вызвала прошлое, то прошлое, что должно было оставаться мертвым, и взорвала мыльный пузырь, который она создала вокруг себя.
Имя Илии Бейли, самое болезненно-радостное воспоминание, которое она так старательно прятала подальше, вдруг повторилось снова и снова.
Затем ее принудили иметь дело с человеком, ошибочно посчитавшим себя потомком Илии, и вот теперь с другим, который в самом деле его потомок. И, наконец, перед ней поставили проблемы и ответственность, подобные тем, какие мучили самого Илию в различных ситуациях.
Но должна ли она стать Илией по форме, не имея ни его таланта, ни его жестокой решимости выполнить свой долг любой ценой?
Что она сделала, чтобы заслужить это? Она чувствовала, как под покровом жалости к себе в ней тлеет ярость. Это несправедливо. Никто не имеет права наваливать на нее ответственность вопреки ее воле. Она сказала, стараясь говорить ровным тоном:
– Почему вы настаиваете, что я солярианка, когда я говорю вам обратное?
Диджи казалось, нисколько не смутил ее холодный тон.
– Миледи, я не ЗАСТАВЛЯЮ вас быть солярианкой. Я только указываю, что вы родились и прожили какое-то время на Солярии, значит, вас можно считать солярианкой. Вы знаете, что Солярия покинута?
– Да, я слышала.
– И на вас это никак не подействовало?
– Я не солярианка уже два столетия.
– Это не ответ. Даже уроженец Авроры может быть опечален смертью планеты-сестры. А как вы?
– Мне все равно, – ледяным тоном ответила Глэдис. – Почему это вас интересует?
– Сейчас объясню. Мы – я имею в виду торговцев Поселенческих Миров – заинтересованы, потому что надо делать дело и получать прибыли, чтобы заработать планету. Солярия – благоустроенный комфортабельный мир, вы, космониты, похоже, в нем не нуждаетесь, почему бы нам не заселить его?
– Потому что он не ваш.
– Что значит «не ваш», мадам? Разве Аврора имеет на него больше прав, чем Бейли-мир? Разве мы не можем предположить, что пустая планета принадлежит тому, кто хочет заселить ее?
– Так вы ее заселили?
– Нет, потому что она не пустая.
– Вы хотите сказать, что не все соляриане ушли с нее? – быстро спросила Глэдис.
Диджи широко улыбнулся.
– Вас задевает эта мысль, хотя вы и аврорианка.
Глэдис снова нахмурилась.
– Ответьте на мой вопрос.
Диджи пожал плечами.
– На Солярии было всего пять тысяч жителей перед тем, как они ее покинули – по нашим оценкам. Население уменьшалось с каждым годом. Но пусть пять тысяч – как мы можем быть уверены, что ушли все? Но не в этом дело. Даже если все соляриане ушли, планета не опустела. Там осталось двести миллионов, если не больше, роботов, бесхозных роботов, среди которых есть самые современные. Можно предположить, что соляриане взяли сколько-то роботов с собой. Трудно представить себе космонитов вообще без роботов (он с улыбкой оглядел ниши с роботами), однако они не могли взять по сорок тысяч роботов на каждого.
– Ну, поскольку ваши Поселенческие Миры полностью чисты от роботов, и так будет продолжаться, вы, стало быть, не можете заселить Солярию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103