Я нашла, что он теперь очарователен и еще более достоин любви.
Я была восхищена, но немного и нервничала. Модифицировать Жискара без одобрения Фастальфа было явным нарушением предписанных мне правил, и я это прекрасно знала, но не хотела разрушить то, что сделала. Когда я изменила мозг Жискара, я оправдывалась перед собой, что это ненадолго, что потом я нейтрализую изменение. Но когда изменение было произведено, мне стало ясно, что я НЕ СТАНУ нейтрализовывать его. И с тех пор я больше не модифицировала Жискара, боясь испортить то, что уже сделала.
И я так и не сказала об этом Фастальфу. Я уничтожила все записи чудесной структуры, и Фастальф так и не узнал, что Жискар был изменен без его ведома.
А затем мы с Фастальфом расстались, и он мне не отдал Жискара. Я кричала, что Жискар мой, что я люблю его, но добродушная благожелательность Фастальфа, которую он всю жизнь выставлял напоказ – любовь ко всему, большому и малому – никогда не могла встать на пути его личных желаний. Он отдал мне других роботов, в которых я не нуждалась, но Жискара оставил у себя. А когда он умер, он завещал Жискара солярианке – еще одна пощечина мне.
– Если все это говорится для того, чтобы передать владение Жискаром от солярианки к вам, то это не поможет. Я вам уже объяснил, что не могу игнорировать завещание Фастальфа.
– Дело не только в этом, Келдин. Тут гораздо большее. Бесконечно большее. Вы хотите сейчас остановить меня?
Амадейро скривил губы.
– Я слушаю вас уже так долго, что, пожалуй, сваляю дурака и дослушаю.
– Вы сваляли бы дурака, если бы не дослушали, потому что теперь я перехожу к самой сути.
Я никогда не переставала думать о Жискаре, о жестокости и несправедливости, с какой меня лишили его, но почему-то никогда не думала о схеме, которую я изменила в нем, руководствуясь только собственными познаниями.
Я совершенно уверена, что не смогла бы воспроизвести тот рисунок, и помню только то, что он совершенно не походил на то, что я когда-либо видела в роботехнике… до тех пор, пока мельком не увидела нечто похожее на Солярии.
Солярианская схема показалась мне знакомой, но я не понимала, почему.
Только через несколько недель я вытянула откуда-то из подсознания беглую мысль о том рисунке, который я придумала два с половиной столетия назад.
Хотя я не могла вспомнить точно свою схему, я поняла, что солярианская была лишь бледной тенью моей, не больше. Это был только намек на что-то такое, что я заключила в чудесную сложную симметрию.
Но я смотрела на солярианскую с тем опытом, который я приобрела за два с половиной столетия глубокого проникновения в теорию роботехники, и он намекнул мне на телепатию.
Если эта простая малоинтересная схема давала такой намек, что же должен был означать мой оригинал, тот, что я изобрела в детстве и больше не трогала?
– Вы сказали, что подходите к сути, Василия. Стану ли я окончательно дураком, если попрошу вас прекратить стоны и жалобы и подать суть в одной простой фразе? – поинтересовался Амадейро не без сарказма.
– Охотно. Я сказала вам, Келдин, что я, сама того не зная, сделала Жискара роботом-телепатом, и таковым он и остался до сих пор.
62
Амадейро долго смотрел на Василию, а потом, поскольку рассказ, похоже, подошел к концу, вернулся к своему рыбному муссу и стал задумчиво есть. Через некоторое время он сказал:
– Этого не может быть! Не считаете ли вы меня идиотом?
– Я считаю вас неудачником, – сказала Василия. – Я не говорю, что Жискар может читать мысли, что он воспринимает в чужом мозгу слова или идеи, это, вероятно, невозможно даже в теории. Но я уверена, что он может определить эмоции и общую мысленную активность и, вполне возможно, умеет изменять их.
Амадейро резко затряс головой.
– Невозможно!
– Невозможно? Подумайте. Два столетия назад вы почти добились своей цели. Фастальф был у вас в кулаке. Председатель был вашим союзником. Что произошло? Почему все пошло наперекосяк?
– Землянин… – начал Амадейро, задохнувшись от воспоминаний.
– Землянин, – передразнила Василия, – землянин? Или солярианка? Нет! Нет! Это Жискар, который был там все время. Чувствовал, направлял.
– Ему-то какой интерес? Он же робот.
– Робот, преданный хозяину, Фастальфу. По Первому Закону он следил, чтобы Фастальфу не повредили, и как телепат не мог учитывать один лишь физический вред. Он знал, что если Фастальф не сможет идти своим путем, не сможет поддержать заселение подходящих для этого планет Галактики, он будет глубоко разочарован, и это в телепатическом сознании Жискара было бы вредом. Он не мог допустить этого вреда и вмешался.
– Нет, нет, – с отвращением сказал Амадейро, – у вас какое-то дикое романтическое желание, чтобы это было так, но так не было. Я прекрасно помню, что произошло. Это все землянин. Чтобы объяснить события, не нужно никакого робота-телепата.
– А что случилось потом, Келдин? За два столетия вы хоть раз взяли верх над Фастальфом? При всех фактах в вашу пользу, при явном банкротстве политики Фастальфа, вы хоть раз получили большинство в Совете? Когда вы могли настолько повлиять на Председателя, чтобы пользоваться реальной властью?
Как вы объясните это, Келдин? За все эти два столетия землянин не бывал больше на Авроре. Он умер более ста шестидесяти лет назад, его жалкая короткая жизнь проходит за восемь десятилетий. Однако ваши неудачи продолжаются, у вас непревзойденный рекорд провалов. Даже сейчас, после смерти Фастальфа, смогли ли вы полностью использовать обломки его коалиции, или успех все еще ускользает от вас?
Что же остается? Землянин умер. Фастальф умер. Остается Жискар, и именно он работал против вас все это время. Теперь он так же предан солярианке, как раньше Фастальфу, а солярианка не имеет причин любить вас, я думаю.
Лицо Амадейро исказилось злобой.
– Нет. Это не так. Это ваше воображение.
Василия оставалась холодно-спокойной.
– Нет, я ничего не воображаю. Я объясняю. Я объяснила то, чего вы не могли объяснить. Может, у вас есть альтернативное объяснение? А я могу помочь вам. Передайте мне право собственности на Жискара, и события сразу же начнут изменяться в вашу пользу.
– Нет, – сказал Амадейро. – Они уже сдвинулись в мою пользу.
– Вы можете так думать, но так не будет, пока Жискар работает против вас. Как бы близко вы ни подошли к победе, как бы вы ни были уверены в успехе, все расползается, пока Жискар не окажется на вашей стороне. Так случилось два столетия назад, так случится и теперь.
Лицо Амадейро вдруг просветлело.
– Ну, если подумать, то неважно, что со мной нет ни Жискара, ни вас, потому что я докажу вам, что Жискар не телепат. Если бы он был телепатом, как вы говорите, если бы он мог поворачивать все по своему желанию или по желанию своей хозяйки, разве он позволил бы солярианке сделать то, что возможно будет ее концом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Я была восхищена, но немного и нервничала. Модифицировать Жискара без одобрения Фастальфа было явным нарушением предписанных мне правил, и я это прекрасно знала, но не хотела разрушить то, что сделала. Когда я изменила мозг Жискара, я оправдывалась перед собой, что это ненадолго, что потом я нейтрализую изменение. Но когда изменение было произведено, мне стало ясно, что я НЕ СТАНУ нейтрализовывать его. И с тех пор я больше не модифицировала Жискара, боясь испортить то, что уже сделала.
И я так и не сказала об этом Фастальфу. Я уничтожила все записи чудесной структуры, и Фастальф так и не узнал, что Жискар был изменен без его ведома.
А затем мы с Фастальфом расстались, и он мне не отдал Жискара. Я кричала, что Жискар мой, что я люблю его, но добродушная благожелательность Фастальфа, которую он всю жизнь выставлял напоказ – любовь ко всему, большому и малому – никогда не могла встать на пути его личных желаний. Он отдал мне других роботов, в которых я не нуждалась, но Жискара оставил у себя. А когда он умер, он завещал Жискара солярианке – еще одна пощечина мне.
– Если все это говорится для того, чтобы передать владение Жискаром от солярианки к вам, то это не поможет. Я вам уже объяснил, что не могу игнорировать завещание Фастальфа.
– Дело не только в этом, Келдин. Тут гораздо большее. Бесконечно большее. Вы хотите сейчас остановить меня?
Амадейро скривил губы.
– Я слушаю вас уже так долго, что, пожалуй, сваляю дурака и дослушаю.
– Вы сваляли бы дурака, если бы не дослушали, потому что теперь я перехожу к самой сути.
Я никогда не переставала думать о Жискаре, о жестокости и несправедливости, с какой меня лишили его, но почему-то никогда не думала о схеме, которую я изменила в нем, руководствуясь только собственными познаниями.
Я совершенно уверена, что не смогла бы воспроизвести тот рисунок, и помню только то, что он совершенно не походил на то, что я когда-либо видела в роботехнике… до тех пор, пока мельком не увидела нечто похожее на Солярии.
Солярианская схема показалась мне знакомой, но я не понимала, почему.
Только через несколько недель я вытянула откуда-то из подсознания беглую мысль о том рисунке, который я придумала два с половиной столетия назад.
Хотя я не могла вспомнить точно свою схему, я поняла, что солярианская была лишь бледной тенью моей, не больше. Это был только намек на что-то такое, что я заключила в чудесную сложную симметрию.
Но я смотрела на солярианскую с тем опытом, который я приобрела за два с половиной столетия глубокого проникновения в теорию роботехники, и он намекнул мне на телепатию.
Если эта простая малоинтересная схема давала такой намек, что же должен был означать мой оригинал, тот, что я изобрела в детстве и больше не трогала?
– Вы сказали, что подходите к сути, Василия. Стану ли я окончательно дураком, если попрошу вас прекратить стоны и жалобы и подать суть в одной простой фразе? – поинтересовался Амадейро не без сарказма.
– Охотно. Я сказала вам, Келдин, что я, сама того не зная, сделала Жискара роботом-телепатом, и таковым он и остался до сих пор.
62
Амадейро долго смотрел на Василию, а потом, поскольку рассказ, похоже, подошел к концу, вернулся к своему рыбному муссу и стал задумчиво есть. Через некоторое время он сказал:
– Этого не может быть! Не считаете ли вы меня идиотом?
– Я считаю вас неудачником, – сказала Василия. – Я не говорю, что Жискар может читать мысли, что он воспринимает в чужом мозгу слова или идеи, это, вероятно, невозможно даже в теории. Но я уверена, что он может определить эмоции и общую мысленную активность и, вполне возможно, умеет изменять их.
Амадейро резко затряс головой.
– Невозможно!
– Невозможно? Подумайте. Два столетия назад вы почти добились своей цели. Фастальф был у вас в кулаке. Председатель был вашим союзником. Что произошло? Почему все пошло наперекосяк?
– Землянин… – начал Амадейро, задохнувшись от воспоминаний.
– Землянин, – передразнила Василия, – землянин? Или солярианка? Нет! Нет! Это Жискар, который был там все время. Чувствовал, направлял.
– Ему-то какой интерес? Он же робот.
– Робот, преданный хозяину, Фастальфу. По Первому Закону он следил, чтобы Фастальфу не повредили, и как телепат не мог учитывать один лишь физический вред. Он знал, что если Фастальф не сможет идти своим путем, не сможет поддержать заселение подходящих для этого планет Галактики, он будет глубоко разочарован, и это в телепатическом сознании Жискара было бы вредом. Он не мог допустить этого вреда и вмешался.
– Нет, нет, – с отвращением сказал Амадейро, – у вас какое-то дикое романтическое желание, чтобы это было так, но так не было. Я прекрасно помню, что произошло. Это все землянин. Чтобы объяснить события, не нужно никакого робота-телепата.
– А что случилось потом, Келдин? За два столетия вы хоть раз взяли верх над Фастальфом? При всех фактах в вашу пользу, при явном банкротстве политики Фастальфа, вы хоть раз получили большинство в Совете? Когда вы могли настолько повлиять на Председателя, чтобы пользоваться реальной властью?
Как вы объясните это, Келдин? За все эти два столетия землянин не бывал больше на Авроре. Он умер более ста шестидесяти лет назад, его жалкая короткая жизнь проходит за восемь десятилетий. Однако ваши неудачи продолжаются, у вас непревзойденный рекорд провалов. Даже сейчас, после смерти Фастальфа, смогли ли вы полностью использовать обломки его коалиции, или успех все еще ускользает от вас?
Что же остается? Землянин умер. Фастальф умер. Остается Жискар, и именно он работал против вас все это время. Теперь он так же предан солярианке, как раньше Фастальфу, а солярианка не имеет причин любить вас, я думаю.
Лицо Амадейро исказилось злобой.
– Нет. Это не так. Это ваше воображение.
Василия оставалась холодно-спокойной.
– Нет, я ничего не воображаю. Я объясняю. Я объяснила то, чего вы не могли объяснить. Может, у вас есть альтернативное объяснение? А я могу помочь вам. Передайте мне право собственности на Жискара, и события сразу же начнут изменяться в вашу пользу.
– Нет, – сказал Амадейро. – Они уже сдвинулись в мою пользу.
– Вы можете так думать, но так не будет, пока Жискар работает против вас. Как бы близко вы ни подошли к победе, как бы вы ни были уверены в успехе, все расползается, пока Жискар не окажется на вашей стороне. Так случилось два столетия назад, так случится и теперь.
Лицо Амадейро вдруг просветлело.
– Ну, если подумать, то неважно, что со мной нет ни Жискара, ни вас, потому что я докажу вам, что Жискар не телепат. Если бы он был телепатом, как вы говорите, если бы он мог поворачивать все по своему желанию или по желанию своей хозяйки, разве он позволил бы солярианке сделать то, что возможно будет ее концом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103