И этот аппарат не убивает. В каком-то смысле он делает худшее. Он производит вибрацию, которая стимулирует нервные окончания, ответственные за чувство боли. Он вредит много сильнее, чем вы можете себе представить. Никто добровольно не согласится испытать это второй раз, и те, кто носит такое оружие, редко применяют его. Мы называем его нейтронным хлыстом.
– Отвратительно! У нас роботы, но они никогда не причиняют никому вреда, разве что в крайнем случае, и то вред минимальный.
Диджи пожал плечами:
– Это звучит весьма цивилизованно, но лучше немного боли, немного убийства, чем распад души, вызываемый роботами. Кстати, нейронный хлыст не предназначен для убийства, а у вашего народа на космических кораблях есть оружие, которое может вызвать массовую смерть и разрушение.
– Потому что мы воевали на заре нашей истории, когда наследство Земли было еще сильно в нас, но потом мы научились лучшему.
– Вы пользовались этим оружием на Земле и после.
– Это… – начала она, но закрыла рот.
Диджи кивнул.
– Я знаю. Вы собирались сказать: «Это другое дело». Подумайте об этом, миледи, и не удивляйтесь, что моя команда не любит космонитов. И я н е люблю. Но вы нужны мне, миледи, поэтому я отгоняю свои эмоции.
– Как я могу быть полезной вам?
– Вы солярианка.
– Вы упорно твердите это. Прошло больше двух столетий. Я не знаю, какова теперь Солярия. И ничего не знаю о ней. Каков был Бейли-мир два столетия назад?
– Он не существовал тогда, но Солярия существовала, и я надеюсь, что вы вспомните что-нибудь полезное.
Он встал, поклонился с насмешливой вежливостью, и вышел.
20
Некоторое время Глэдис молчала, потом сказала:
– А он не слишком вежлив, верно?
– Мадам Глэдис, – сказал Дэниел. – Поселенец явно в напряжении. Он идет к планете, где погибли два корабля и убиты их экипажи. Он и его экипаж идут к большой опасности.
– Ты всегда защищаешь любое человеческое существо, Дэниел, – запальчиво сказала Глэдис. – Опасность и для меня тоже, и я не хотела бы с ней встречаться, но это не заставляет меня грубить.
Дэниел не ответил.
– Ну, может и заставляет. Я была чуточку груба?
– Я думаю, поселенец не обиделся. Могу я посоветовать вам, мадам, приготовиться ко сну? Уже поздно.
– Ладно, я лягу, но вряд ли усну.
– Друг Жискар уверяет меня, что вы уснете, мадам, а он обычно бывает прав в таких вещах.
И она в самом деле уснула.
21
Дэниел и Жискар стояли в темноте в каюте Глэдис.
– Она крепко спит, друг Дэниел, и ей нужен отдых. Впереди опасное путешествие.
– Мне кажется, друг Жискар, что она согласилась ехать под твоим влиянием. У тебя, видимо, были причины.
– Друг Дэниел, мы так мало знаем о природе кризиса, стоящего теперь перед Галактикой, что мы просто не можем отказаться от действий, которые могут расширить наши знания. Мы должны узнать, что происходит на Солярии, и единственный способ – устроить так, чтобы мадам Глэдис поехала туда. Что касается влияния, то это почти не требовало усилий. Несмотря на ее заявление, она жаждала поехать. Ее переполняло желание увидеть Солярию. Это была внутренняя боль, которая не прекратится, пока мадам не побывает там.
– Если ты говоришь, то так оно и есть, но меня это удивляет. Она часто давала понять, что была несчастной на Солярии, что она полностью адаптировалась на Авроре и никогда не желала вернуться.
– Да, и это тоже. В ее мозгу совершенно ясно существовали оба чувства. Я не раз наблюдал в человеческих мозгах одновременное существование двух противоположных эмоций.
– Вроде бы нелогично.
– Согласен, и могу только заключить, что люди не всегда и не во всех отношениях логичны. Вероятно, это одна из причин, по которой так трудно разработать Законы поведения человека. В случае мадам Глэдис я время от времени замечал ее желание увидеть Солярию. Обычно оно было хорошо скрыто, затемнено куда более интенсивной антипатией, которую она тоже чувствует к этой планете. Когда стало известно, что Солярия покинута своим народом, чувства мадам Глэдис изменились.
– Почему? Какое отношение имеет это событие к юношеским переживаниям мадам Глэдис, породившей эту антипатию? Если ее желание увидеть этот мир сдерживалось в течение двух столетий, когда там было развитое общество, почему же это сдерживающее начало ушло, как только планета стала покинутой, и ей вдруг захотелось увидеть ее? Мир, ставший для нее совсем чужим?
– Не могу объяснить, друг Дэниел. Чем больше я собираю знаний о человеческом мозге, тем в большее отчаяние прихожу, что не способен понять его. Не такое уж это счастье – заглядывать в мозг, и я часто завидую твоей простоте контролируемого поведения, исходящей из твоей неспособности видеть под поверхностью.
– Но у тебя есть предположительное объяснение? – настаивал Дэниел.
– Полагаю, она огорчена опустошением планеты. Она дезертировала оттуда два столетия назад…
– Она была вынуждена уехать.
– Теперь ей кажется, что она дезертировала, и я думаю, она считает, что подала дурной пример: если бы она там осталась, то и другие не уехали бы и планета была бы теперь населена и счастлива. Поскольку я не могу читать ее мысли, я отталкиваюсь, может и неправильно, только от ее эмоций.
– Но она же не могла подать дурной пример, друг Жискар. Прошло два столетия с тех пор, как она уехала и, значит, не может быть никакой связи между столь разными по времени событиями.
– Согласен, но люди иногда находят удовольствие в том, чтобы питать болезненные эмоции, порицать себя без оснований и даже вопреки им. Во всяком случае, мадам Глэдис чувствовала такое острое желание вернуться, что было необходимо лишь ослабить сдерживающий эффект, под действием которого она могла бы отказаться ехать. Это потребовало простейшего прикосновения. Я чувствовал, что ей необходимо приехать, потому что это означало, что поедем и мы, но у меня неприятное ощущение, что невыгодных сторон, возможно, будет больше, чем пользы.
– В каком смысле, друг Жискар?
– Совет был рад отправить мадам с поселенцами. Не означает ли это, что ее желательно было удалить с Авроры на критический период, пока подготавливается падение Земли и Поселенческих Миров?
Дэниел, видимо, обдумывал это положение, потому что сделал длительную паузу, а затем сказал:
– А зачем, по-твоему, нужно отсутствовать мадам Глэдис?
– Не могу решить, друг Дэниел. Хотел бы услышать твое мнение.
– Я не думал об этом.
– Ну, так подумай сейчас.
Будь Жискар человеком, эта просьба прозвучала бы приказом.
Последовала еще более долгая пауза.
– Друг Жискар, до появления доктора Мандамуса в доме мадам Глэдис, она никогда не выказывала интереса к международным делам. Она была другом доктора Фастальфа и Илии Бейли, но эта дружба была личным чувством и не имела идеологической основы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
– Отвратительно! У нас роботы, но они никогда не причиняют никому вреда, разве что в крайнем случае, и то вред минимальный.
Диджи пожал плечами:
– Это звучит весьма цивилизованно, но лучше немного боли, немного убийства, чем распад души, вызываемый роботами. Кстати, нейронный хлыст не предназначен для убийства, а у вашего народа на космических кораблях есть оружие, которое может вызвать массовую смерть и разрушение.
– Потому что мы воевали на заре нашей истории, когда наследство Земли было еще сильно в нас, но потом мы научились лучшему.
– Вы пользовались этим оружием на Земле и после.
– Это… – начала она, но закрыла рот.
Диджи кивнул.
– Я знаю. Вы собирались сказать: «Это другое дело». Подумайте об этом, миледи, и не удивляйтесь, что моя команда не любит космонитов. И я н е люблю. Но вы нужны мне, миледи, поэтому я отгоняю свои эмоции.
– Как я могу быть полезной вам?
– Вы солярианка.
– Вы упорно твердите это. Прошло больше двух столетий. Я не знаю, какова теперь Солярия. И ничего не знаю о ней. Каков был Бейли-мир два столетия назад?
– Он не существовал тогда, но Солярия существовала, и я надеюсь, что вы вспомните что-нибудь полезное.
Он встал, поклонился с насмешливой вежливостью, и вышел.
20
Некоторое время Глэдис молчала, потом сказала:
– А он не слишком вежлив, верно?
– Мадам Глэдис, – сказал Дэниел. – Поселенец явно в напряжении. Он идет к планете, где погибли два корабля и убиты их экипажи. Он и его экипаж идут к большой опасности.
– Ты всегда защищаешь любое человеческое существо, Дэниел, – запальчиво сказала Глэдис. – Опасность и для меня тоже, и я не хотела бы с ней встречаться, но это не заставляет меня грубить.
Дэниел не ответил.
– Ну, может и заставляет. Я была чуточку груба?
– Я думаю, поселенец не обиделся. Могу я посоветовать вам, мадам, приготовиться ко сну? Уже поздно.
– Ладно, я лягу, но вряд ли усну.
– Друг Жискар уверяет меня, что вы уснете, мадам, а он обычно бывает прав в таких вещах.
И она в самом деле уснула.
21
Дэниел и Жискар стояли в темноте в каюте Глэдис.
– Она крепко спит, друг Дэниел, и ей нужен отдых. Впереди опасное путешествие.
– Мне кажется, друг Жискар, что она согласилась ехать под твоим влиянием. У тебя, видимо, были причины.
– Друг Дэниел, мы так мало знаем о природе кризиса, стоящего теперь перед Галактикой, что мы просто не можем отказаться от действий, которые могут расширить наши знания. Мы должны узнать, что происходит на Солярии, и единственный способ – устроить так, чтобы мадам Глэдис поехала туда. Что касается влияния, то это почти не требовало усилий. Несмотря на ее заявление, она жаждала поехать. Ее переполняло желание увидеть Солярию. Это была внутренняя боль, которая не прекратится, пока мадам не побывает там.
– Если ты говоришь, то так оно и есть, но меня это удивляет. Она часто давала понять, что была несчастной на Солярии, что она полностью адаптировалась на Авроре и никогда не желала вернуться.
– Да, и это тоже. В ее мозгу совершенно ясно существовали оба чувства. Я не раз наблюдал в человеческих мозгах одновременное существование двух противоположных эмоций.
– Вроде бы нелогично.
– Согласен, и могу только заключить, что люди не всегда и не во всех отношениях логичны. Вероятно, это одна из причин, по которой так трудно разработать Законы поведения человека. В случае мадам Глэдис я время от времени замечал ее желание увидеть Солярию. Обычно оно было хорошо скрыто, затемнено куда более интенсивной антипатией, которую она тоже чувствует к этой планете. Когда стало известно, что Солярия покинута своим народом, чувства мадам Глэдис изменились.
– Почему? Какое отношение имеет это событие к юношеским переживаниям мадам Глэдис, породившей эту антипатию? Если ее желание увидеть этот мир сдерживалось в течение двух столетий, когда там было развитое общество, почему же это сдерживающее начало ушло, как только планета стала покинутой, и ей вдруг захотелось увидеть ее? Мир, ставший для нее совсем чужим?
– Не могу объяснить, друг Дэниел. Чем больше я собираю знаний о человеческом мозге, тем в большее отчаяние прихожу, что не способен понять его. Не такое уж это счастье – заглядывать в мозг, и я часто завидую твоей простоте контролируемого поведения, исходящей из твоей неспособности видеть под поверхностью.
– Но у тебя есть предположительное объяснение? – настаивал Дэниел.
– Полагаю, она огорчена опустошением планеты. Она дезертировала оттуда два столетия назад…
– Она была вынуждена уехать.
– Теперь ей кажется, что она дезертировала, и я думаю, она считает, что подала дурной пример: если бы она там осталась, то и другие не уехали бы и планета была бы теперь населена и счастлива. Поскольку я не могу читать ее мысли, я отталкиваюсь, может и неправильно, только от ее эмоций.
– Но она же не могла подать дурной пример, друг Жискар. Прошло два столетия с тех пор, как она уехала и, значит, не может быть никакой связи между столь разными по времени событиями.
– Согласен, но люди иногда находят удовольствие в том, чтобы питать болезненные эмоции, порицать себя без оснований и даже вопреки им. Во всяком случае, мадам Глэдис чувствовала такое острое желание вернуться, что было необходимо лишь ослабить сдерживающий эффект, под действием которого она могла бы отказаться ехать. Это потребовало простейшего прикосновения. Я чувствовал, что ей необходимо приехать, потому что это означало, что поедем и мы, но у меня неприятное ощущение, что невыгодных сторон, возможно, будет больше, чем пользы.
– В каком смысле, друг Жискар?
– Совет был рад отправить мадам с поселенцами. Не означает ли это, что ее желательно было удалить с Авроры на критический период, пока подготавливается падение Земли и Поселенческих Миров?
Дэниел, видимо, обдумывал это положение, потому что сделал длительную паузу, а затем сказал:
– А зачем, по-твоему, нужно отсутствовать мадам Глэдис?
– Не могу решить, друг Дэниел. Хотел бы услышать твое мнение.
– Я не думал об этом.
– Ну, так подумай сейчас.
Будь Жискар человеком, эта просьба прозвучала бы приказом.
Последовала еще более долгая пауза.
– Друг Жискар, до появления доктора Мандамуса в доме мадам Глэдис, она никогда не выказывала интереса к международным делам. Она была другом доктора Фастальфа и Илии Бейли, но эта дружба была личным чувством и не имела идеологической основы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103