– И он достал из кармана мятую пачку «Кента» и, не глядя, сколько осталось, протянул ее Артему.
– Всего две, – сказал разочарованно Беспалый.
– Потерпи, я же сказал, что завтра завезу, – ответил Се­натор и поспешил к двери.
Вернувшись в переполненную камеру, Беспалый стал об­думывать неожиданный визит Сенатора и решил, что тот по­спешил на встречу, заботясь прежде всего о своей шкуре, бо­ясь, чтобы он не сболтнул лишнего. Вот за это «лишнее», ви­димо, и следовало держаться, иначе загремишь далеко и на­долго, как выражается тут молодняк.
Возвращая в памяти встречу, Беспалый отметил какую-то неискренность, фальшивость в облике человека из ЦК, хотя, если подумать, тому было от чего нервничать и потерять естественность поведения. Но все же Беспалый ощущал от встречи не радость, а тревогу, а он, как и многие, полагался в жизни на интуицию. От тревожных дум ему захотелось закурить, и он вспомнил о сигаретах, что оставил ему Сенатор.
Он уже достал пачку, как что-то остановило, перед мыс­ленным взором возникли бегающие глаза его покровителя: «Завтра я привезу тебе блок…» И сейчас торопливый уход Се­натора казался Парсегяну бегством, хотя, казалось, кто бы по­смел торопить такого большого человека…
«Отравил, наверное, отравил», – думал Артем, не решаясь достать спички, хотя курить хотел страшно.
Лежавший на верхних нарах крепкий парень, задержан­ный, как и он, за вооруженное ограбление, увидев серебристую пачку «Кента», жадно поглядывал на нее, будь она у любого другого, он уже отобрал бы, но Беспалый, хотя и вел себя тихо, по рангу был самый «авторитетный» человек в камере. И вдруг Беспалый сделал неожиданный для себя жест, бросив пачку наверх, сказал:
– Если хочешь, поменяй на «Космос», я не люблю амери­канские.
Тот, поймав пачку на лету, быстро глянув в нее, подал вниз три сигаретки и спросил:
– Хватит?
– Вполне, – ответил Парсегян и с удовольствием закурил.
Всю ночь Беспалый не мог сомкнуть глаз, он маялся от навязчивой идеи – отравил или не отравил Сенатор сигареты? Он даже поднялся среди ночи и, разбудив соседа, попросил у него закурить, пообещав днем вернуть американскими. После этого у него немного успокоились нервы, и перед самым рас­светом он заснул тяжелым сном.
Проснулся он в камере одним из последних, неспокойный рваный сон заставил на время забыть о вчерашней истории, но как только взгляд его упал на верхний ярус нар, где, отвернувшись, лицом к стене лежал любитель американских сига­рет, он тут же вспомнил о Сенаторе, который должен был се­годня объявиться вновь. Если, конечно… «Если» и подтолкнуло Беспалого разбудить соседа. Едва он дотронулся до него, как понял, что тот мертв.
Он с трудом сдержал в себе крик, но ужас так стремитель­но распирал его, что он, словно обезумев, растолкал сокамер­ников, кинулся к двери и стал барабанить в нее руками и нога­ми, при этом он кричал на весь следственный изолятор: «Тре­бую прокурора! Немедленно доставьте меня к прокурору!»
В камере решили, что тихий мужик сошел с ума. На шум сбежалась администрация, поначалу они попытались силовы­ми приемами заставить замолчать Беспалого, но это не уда­лось, Парсегян обладал недюжинной силой. Раскидывая пы­тавшихся утихомирить его людей, он продолжал требовать встречи с прокурором.
Из соседних отделений поспешили на помощь, и Артема поволокли в одиночную камеру в конце длинного коридора. Но и там он не угомонился, продолжал стучать изо всех сил в дверь и требовал прокурора. В конце концов кто-то из дежур­ных офицеров догадался спросить арестанта, зачем ему проку­рор и с кем конкретно он настаивает на встрече. Беспалый от­ветил, что он требует встречи только с прокурором Камаловым и что он намерен сделать сообщение государственной важно­сти. Вызвали психиатра, но всякий случай, и тот, побыв нае­дине с арестантом минут десять, заверил администрацию, что тот в полном здравии.
Когда Камалову сообщили, что арестованный вчера за во­оруженный разбой некий Артем Парсегян, бывший владелец салона игровых автоматов, настаивает на немедленной встрече с ним, первое, о чем он подумал, а не связан ли этот человек с тем странным и тревожным анонимным письмом, что полу­чил он в прошлом месяце, поэтому он без промедления и раз­думий выехал в следственный изолятор.
С первой минуты встречи Парсегян просил Камалова не­медленно перевести его в другое место и чтобы местонахожде­ние держалось в тайне от Сухроба Ахмедовича Акрамходжаева, заведующего Отделом административных органов ЦК, кото­рый, по словам Беспалого, при первой возможности постара­ется отправить его снова на тот свет. Арестованный настолько был возбужден, испуган и нес такие невероятные вещи, что прокурор уже собирался вызвать психиатра, но Парсегян, словно прочитав его мысли, сказал:
– Вы, наверное, думаете, я сумасшедший и возвожу на­праслину на уважаемых людей, но вы должны мне поверить, вчера в первой половине дня он был здесь, уговаривал меня де­ржать язык за зубами и, прощаясь, оставил две сигареты «Кент». Хорошо зная Сенатора, у него в уголовном мире такая кликуха, я подумал, что он мог отравить их, и поэтому от стра­ха отдал курево соседу, и он уже мертв.
Вот тут-то прокурор Камалов окончательно уверился, что говорит с сумасшедшим, потому что о смерти сокамерника Парсегяна никто ему не докладывал, но Беспалый отчаянно просил проверить его утверждения. Чтобы прекратить беспо­лезный разговор, прокурор выглянул в коридор и попросил де­журного офицера проверить сказанное Парсегяном.
Через две минуты офицер без стука влетел в комнату и ис­пуганно доложил, что Снегирев, 1960 года рождения, задер­жанный за вооруженный разбой, мертв.
С этой минуты у них начался другой разговор, и длился он больше двух часов.
Наконец-то выяснилось, почему умирающий охранник из Прокуратуры республики настойчиво твердил: «Сухроб… Сухроб». Понял Камалов, откуда начался стремительный взлет районного прокурора и почему тот был огорчен арестом хана Акмаля.
Того, что рассказал арестованный, по кличке Беспалый, хватило, чтобы взять под стражу заведующего Отделом адми­нистративных органов ЦК, но Парсегян встречался с ним лишь эпизодически, и в жизни Сенатора оставалось еще много белых пятен. Например, Беспалый ничего не мог сказать о прослушивании телефонов в Прокуратуре республики и о смерти молодого турка по имени Айдын, читающего по губам.
Но, несомненно, Парсегян стал бесценным свидетелем против такого изощренного и коварного противника, каким оказался Акрамходжаев. Прокурор даже отметил про себя, что он, наверное, будет самым опасным оборотнем, попавшим ему в капкан. Понятным оказался и страх Парсегяна, конечно, человек из ЦК приложит все усилия, чтобы убрать единственно­го свидетеля своей тайной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124