Сперва он подумал, что звонок ошибочный, но настойчивая трель не прерывалась, словно кто-то поглядывал в окно, и он поднял трубку. Звонил Сухроб Ахмедович, с которым они расстались в первой половине дня.
– Хорошо, что застал дома, если бы вас успела перехватить родня или старые приятели, я не знал бы, как мне выкручиваться…
– Чем могу помочь, – спросил Камалов, заранее обрывая попытку пригласить его в гости, но он ошибся.
– Назавтра, после обеда, у нас назначена встреча с Первым, но его вызывают в Москву, пробудет он там три дня и в составе правительственной делегации улетит на неделю в Индию. Двадцать минут назад он вызвал меня и сказал, что не хотел бы улетать, не познакомившись и не переговорив с вами. В нынешнем положении пристального внимания всей страны к Узбекистану на прокуратуре лежит тяжелейшая ответственность, и он догадывается, что вы прибыли из Москвы с особыми полномочиями, видимо, ему уже звонили о вас из ЦК КПСС. Поэтому он решил пригласить вас домой на ужин, это рядом с гостиницей, иного выхода, чтобы встретиться с вами, он не видит, все расписано по минутам.
– Вы будете на этом ужине? – быстро спросил прокурор, высчитывая кое-какие варианты.
– Нет, меня он подобной чести не удостоил, у вас все-таки предпочитают говорить с глазу на глаз, но я бы с удовольствием составил вам компанию. Так что через полчаса за вами зайдут, и я желаю вам приятного вечера.
Отказаться от приглашения, тем более оно предполагалось быть деловым, не имело смысла, и он согласился. Положив трубку, он спокойно подумал, что с этой минуты он вступает в большую игру, оставалось одно: быстрее научиться разгадывать ее правила. Минут через сорок он уже сидел в гостиной у человека, ставшего преемником самого Рашидова. Неделю назад в Москве, когда ему предложили возглавить Прокуратуру республики, в конце долгой беседы хозяин кабинета, Виктор Сергеевич Рогов, давно знавший его, прощаясь, сказал доверительно:
– Ради бога, извините, весь вечер меня мучает одна дилемма: сказать или не сказать? Чисто по-служебному, по закону, наверное, я не должен это говорить. Делать преждевременные выводы в моем положении опрометчиво, но, зная вашу биографию, ведая, на что вы идете, я не могу промолчать, возможно, это в какой-то ситуации может стоить вам жизни. На днях я получил строго засекреченную информацию, что в коррупции, приписках и злоупотреблениях замешан и преемник Шарафа Рашидова, нынешний Первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана. Каждый ваш шаг будет регламентироваться им и его друзьями. Вот что я хотел вам сказать и от души пожелать удачи, и вот теперь он видел напротив этого человека.
Внешне он показался ему этаким благообразным, добродушным профессором или муллой, с мягкими вкрадчивыми манерами и тихим приятным голосом. И всякий раз, чтобы не расслабиться от обаяния, так и струившегося от хозяина дома, он напоминал себе, что он на Востоке, где и внешность и слова обманчивы, и не стоит обольщаться ни тем, ни другим. Когда, позже, он познакомится на допросах с ханом Акмалем, то удивится своему первому впечатлению от встречи с преемником Рашидова, оно окажется абсолютно точным. Арипов, любивший давать всем клички, называл его Фариштой, то есть Святым. Какой верный глаз у аксайского хана!
Ему самому еще предстояло выработать и новую манеру разговора и обрести умение отделять в многоплановом, полифоническом разговоре, характерном для Востока, главное, а пока следовало быть предельно собранным, внимательным, и по возможности не давать себя легко читать. На Востоке говорят: человек это открытая книга.
До того, как сели за стол, хозяин дома успел расспросить о семье, о детях, о ташкентской родне, не забыл спросить, где он будет жить. Узнав, что квартирный вопрос еще не разрешился, сказал, что утром он попросит управляющего делами, чтобы выдали ордер из жилищных фондов ЦК, это, мол, рядом, в специальной зоне. Позднее, анализируя великодушный жест, за который он, конечно, выразил признательность, понял одно, что каждый его шаг будет контролироваться, когда уехал, когда приехал и кто к нему наведывался, на то она и особая территория с охраной на въезде. Нет, не прост оказался благообразный профессор, он понимал, что действия нового прокурора с особыми полномочиями следует держать на контроле, и так уже многих сняли москвичи. После беседы в гостиной перешли в зал за щедро накрытый стол, живя в Москве, он давно отвык от такой обильной и плотной еды, и к этому следовало привыкать. За столом оказались не одни, ужинали вместе с домочадцами, но нить разговора находилась в руках у хозяина дома. Беседа велась и о Москве, и о Ташкенте, и о Индии, куда он направлялся через три дня. Позже, анализируя разговор, он ни на чем не мог остановить своего внимания и понял, что шел общий зондаж, что за человек, чем дышит, как держится за столом. Одно утешало прокурора за долгий и тягостный вечер: если он ничего и не познал, то особенно и не позволил сделать ясных выводов о себе. Первую встречу можно было оценить по-спортивному: ничья.
Возвратившись поздно в гостиницу, он еще некоторое время гулял во дворе; то и дело невольно поглядывая на горящие окна, и вдруг его прожгла неожиданная мысль:
«Сейчас за одним из этих ярко освещенных окон работает незнакомый человек, знающий тайну преемника Рашидова, и он догадывается, что тайна эта может стоить ему жизни, но он уже не остановится, ибо он сыщик, человек одной породы, с ним, для которого есть только один бог – Закон».
Камалов впервые в жизни встречался с человеком такого ранга, и только сейчас, наедине, понял, что такое гипноз власти, за весь вечер он ни разу не вспомнил о предупреждении, сказанном два дня назад Виктором Сергеевичем в Прокуратуре СССР.
Следовало постоянно помнить, что ошибки, иллюзии тут, как на минном поле, исключались.
И потянулись у Камалова однообразные, занятые до предела дни, Сухроб Ахмедович словно в воду глядел, и у него далеко за полночь горел в гостиничном окне свет. Даже квартиру, которую ему все-таки предложили через месяц, он не мог посмотреть в течение двух недель. И переезд семьи затянулся аж до первомайских праздников, и, если бы не родня, принявшая самое активное участие в этом, неизвестно когда бы у него наладилась нормальная жизнь. Но Восток силен родней, тут своих не оставят в беде. С первого дня он попал в жесточайший цейтнот, катастрофически не хватало времени.
Много лет чья-то властная рука сдерживала прокуратуру в наведении порядка, отчего она не имела настоящего опыта и не владела реальной ситуацией в республике, а теперь словно прорвало плотину, и она кинулась во все стороны, ошарашенная размахом творящегося вокруг, и сама же задохнулась от множества заведенных дел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
– Хорошо, что застал дома, если бы вас успела перехватить родня или старые приятели, я не знал бы, как мне выкручиваться…
– Чем могу помочь, – спросил Камалов, заранее обрывая попытку пригласить его в гости, но он ошибся.
– Назавтра, после обеда, у нас назначена встреча с Первым, но его вызывают в Москву, пробудет он там три дня и в составе правительственной делегации улетит на неделю в Индию. Двадцать минут назад он вызвал меня и сказал, что не хотел бы улетать, не познакомившись и не переговорив с вами. В нынешнем положении пристального внимания всей страны к Узбекистану на прокуратуре лежит тяжелейшая ответственность, и он догадывается, что вы прибыли из Москвы с особыми полномочиями, видимо, ему уже звонили о вас из ЦК КПСС. Поэтому он решил пригласить вас домой на ужин, это рядом с гостиницей, иного выхода, чтобы встретиться с вами, он не видит, все расписано по минутам.
– Вы будете на этом ужине? – быстро спросил прокурор, высчитывая кое-какие варианты.
– Нет, меня он подобной чести не удостоил, у вас все-таки предпочитают говорить с глазу на глаз, но я бы с удовольствием составил вам компанию. Так что через полчаса за вами зайдут, и я желаю вам приятного вечера.
Отказаться от приглашения, тем более оно предполагалось быть деловым, не имело смысла, и он согласился. Положив трубку, он спокойно подумал, что с этой минуты он вступает в большую игру, оставалось одно: быстрее научиться разгадывать ее правила. Минут через сорок он уже сидел в гостиной у человека, ставшего преемником самого Рашидова. Неделю назад в Москве, когда ему предложили возглавить Прокуратуру республики, в конце долгой беседы хозяин кабинета, Виктор Сергеевич Рогов, давно знавший его, прощаясь, сказал доверительно:
– Ради бога, извините, весь вечер меня мучает одна дилемма: сказать или не сказать? Чисто по-служебному, по закону, наверное, я не должен это говорить. Делать преждевременные выводы в моем положении опрометчиво, но, зная вашу биографию, ведая, на что вы идете, я не могу промолчать, возможно, это в какой-то ситуации может стоить вам жизни. На днях я получил строго засекреченную информацию, что в коррупции, приписках и злоупотреблениях замешан и преемник Шарафа Рашидова, нынешний Первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана. Каждый ваш шаг будет регламентироваться им и его друзьями. Вот что я хотел вам сказать и от души пожелать удачи, и вот теперь он видел напротив этого человека.
Внешне он показался ему этаким благообразным, добродушным профессором или муллой, с мягкими вкрадчивыми манерами и тихим приятным голосом. И всякий раз, чтобы не расслабиться от обаяния, так и струившегося от хозяина дома, он напоминал себе, что он на Востоке, где и внешность и слова обманчивы, и не стоит обольщаться ни тем, ни другим. Когда, позже, он познакомится на допросах с ханом Акмалем, то удивится своему первому впечатлению от встречи с преемником Рашидова, оно окажется абсолютно точным. Арипов, любивший давать всем клички, называл его Фариштой, то есть Святым. Какой верный глаз у аксайского хана!
Ему самому еще предстояло выработать и новую манеру разговора и обрести умение отделять в многоплановом, полифоническом разговоре, характерном для Востока, главное, а пока следовало быть предельно собранным, внимательным, и по возможности не давать себя легко читать. На Востоке говорят: человек это открытая книга.
До того, как сели за стол, хозяин дома успел расспросить о семье, о детях, о ташкентской родне, не забыл спросить, где он будет жить. Узнав, что квартирный вопрос еще не разрешился, сказал, что утром он попросит управляющего делами, чтобы выдали ордер из жилищных фондов ЦК, это, мол, рядом, в специальной зоне. Позднее, анализируя великодушный жест, за который он, конечно, выразил признательность, понял одно, что каждый его шаг будет контролироваться, когда уехал, когда приехал и кто к нему наведывался, на то она и особая территория с охраной на въезде. Нет, не прост оказался благообразный профессор, он понимал, что действия нового прокурора с особыми полномочиями следует держать на контроле, и так уже многих сняли москвичи. После беседы в гостиной перешли в зал за щедро накрытый стол, живя в Москве, он давно отвык от такой обильной и плотной еды, и к этому следовало привыкать. За столом оказались не одни, ужинали вместе с домочадцами, но нить разговора находилась в руках у хозяина дома. Беседа велась и о Москве, и о Ташкенте, и о Индии, куда он направлялся через три дня. Позже, анализируя разговор, он ни на чем не мог остановить своего внимания и понял, что шел общий зондаж, что за человек, чем дышит, как держится за столом. Одно утешало прокурора за долгий и тягостный вечер: если он ничего и не познал, то особенно и не позволил сделать ясных выводов о себе. Первую встречу можно было оценить по-спортивному: ничья.
Возвратившись поздно в гостиницу, он еще некоторое время гулял во дворе; то и дело невольно поглядывая на горящие окна, и вдруг его прожгла неожиданная мысль:
«Сейчас за одним из этих ярко освещенных окон работает незнакомый человек, знающий тайну преемника Рашидова, и он догадывается, что тайна эта может стоить ему жизни, но он уже не остановится, ибо он сыщик, человек одной породы, с ним, для которого есть только один бог – Закон».
Камалов впервые в жизни встречался с человеком такого ранга, и только сейчас, наедине, понял, что такое гипноз власти, за весь вечер он ни разу не вспомнил о предупреждении, сказанном два дня назад Виктором Сергеевичем в Прокуратуре СССР.
Следовало постоянно помнить, что ошибки, иллюзии тут, как на минном поле, исключались.
И потянулись у Камалова однообразные, занятые до предела дни, Сухроб Ахмедович словно в воду глядел, и у него далеко за полночь горел в гостиничном окне свет. Даже квартиру, которую ему все-таки предложили через месяц, он не мог посмотреть в течение двух недель. И переезд семьи затянулся аж до первомайских праздников, и, если бы не родня, принявшая самое активное участие в этом, неизвестно когда бы у него наладилась нормальная жизнь. Но Восток силен родней, тут своих не оставят в беде. С первого дня он попал в жесточайший цейтнот, катастрофически не хватало времени.
Много лет чья-то властная рука сдерживала прокуратуру в наведении порядка, отчего она не имела настоящего опыта и не владела реальной ситуацией в республике, а теперь словно прорвало плотину, и она кинулась во все стороны, ошарашенная размахом творящегося вокруг, и сама же задохнулась от множества заведенных дел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124