посетить могилы жены и сына.
Нортухта, с которым они попали в засаду на кокандской дороге, быстро доставил его на кладбище Чиготай и, несмотря на все запреты, заехал туда на машине, потому что прокурор все-таки передвигался с трудом.
На кладбище он пробыл долго, замерз, устал и, когда возвращались в центр, приметил красочную рекламу ресторана «Лидо», того самого, куда некогда пригласили Татьяну, точно вычислившую предателя.
Хуршид Азизович понимал, что в этот скорбный день, когда он впервые посетил могилы сына и жены, должен что-то сделать, собрать друзей, родственников, коллег, но у него в распоряжении от увольнительной осталось чуть больше двадцати часов. Наверное, следовало прочитать какие-то строки из Корана, чтобы облегчить душу, но как человек атеистического поколения он, к сожалению, не знал ни одной суры, ни одного аята. В самый последний момент, когда показался парадный вход «Лидо», выполненный в ложно-классическом стиле, с мраморными колоннами на просторной, открытой веранде, прокурор вспомнил житейское – помянуть! Помянуть!
И как-то сразу все стало на место. Он попросил шофера остановиться. Сейчас он вовсе не думал, что этот ресторан как-то связан с Сенатором, с Миршабом и тут наверняка не раз велись разговоры о нем. Все его помыслы были об одном – хоть и запоздало, пока в одиночку, но помянуть по-человечески жену и сына.
Высокая дверь с тонированными стеклами оказалась закрыта, хотя в холле сновали люди.
Камалов нажал кнопку, и тотчас у двери, в форме швейцара появился Карен, он сразу узнал прокурора, хотя раньше никогда с ним не встречался. Одолев секундный шок, Карен молча распахнул дверь. Оставив спортивную куртку гардеробщику, тому самому парню, что должен был добить его из пистолета, если бы не вмешался в операцию полковник Джураев, прокурор перешел в другой, более просторный холл и сразу отметил, с каким размахом и вкусом отстроили «Лидо».
В таком респектабельном заведении он, честно говоря, никогда не бывал. Он недолго простоял в холле, раздумывая, в какой из двух залов пойти, как увидел в торце вестибюля, рядом с широкой, мраморной лестницей, ведущей на второй этаж, бар, с несколькими столиками, прятавшимися в тени роскошной лестницы с ковровыми дорожками. Уютное место, особенно для тех, кто заскочил ненадолго, туда и направился прокурор. Не успел он взгромоздиться на высокий вращающийся стул, как бармен спросил любезно:
– Коньяк, виски, джин, ликер?
– Водку, – ответил Камалов, разглядывая богатую и со вкусом обставленную витрину.
– Не держим, – уже несколько суше, но без хамства ответил человек за стойкой.
Прокурор раздумывал, поминают все-таки водкой, и он не хотел нарушать традицию, как вдруг кто-то за его спиной, из-за столика у лестницы, громко сказал буфетчику:
– Принеси из зала, редкий гость к нам заглянул.
В мгновение ока бармен слетал в зал на втором этаже и вернулся с бутылкой «Столичной». Обтерев запотевшую бутылку, он поставил перед болезненного вида клиентом рюмку, но тот попросил еще одну, и тогда вышколенный официант дрогнул, спросил:
– Зачем?
Человек со свежим рваным шрамом на лбу молча забрал бутылку из рук хозяина и, наполнив вторую рюмку, сказал:
– За жену, за сына.
Парень так ничего и не понял, но видел, что люди за столиком у лестницы внимательно слушают их разговор. Выпив, странный клиент отодвинул рюмки и сказал:
– А теперь можно рюмку коньяка. – И стал шарить по карманам сигареты, но бармен, желая угодить, тут же протянул ему распечатанную пачку «Винстона».
Как только человек со шрамом поднес сигарету к губам, кто-то молча, из-за спины, протянул ему огонек зажигалки. Камалов склонился к «Ронсону» в холеной руке с безукоризненно отглаженными манжетами, прикурил, поднял глаза и увидел… Хашимова, это он послал бармена за водкой.
Прежде чем что-то сказать, Миршаб глянул на бармена, и тот поспешил из-за стойки, только потом, пряча зажигалку в жилетный кармашек, он произнес:
– С наступающим Новым годом. Рад видеть вас живым и здоровым, слышал, вы попали в серьезную аварию…
Прокурор ничего не ответил, только молча смотрел на человека, о котором уже многое знал.
Человек из Верховного суда не выдержал затянувшейся паузы.
– Говорят, вы чудом остались живы и теперь наверняка оставите опасную работу, уже и фамилии ваших преемников называют…
Камалов молча выпил рюмку коньяка, что успел налить ему ловкий бармен, осторожно опустился с высокого табурета и только тогда, глядя собеседнику в глаза, ответил:
– Не обольщайтесь, Салим Хасанович, не оставлю. Считайте, что мы с вами, Миршаб, начинаем все сначала. Я уже включил счетчик, вы слишком много мне с Сенатором задолжали… – И он пошел к выходу, заметно припадая на левую ногу, чувствовалось, что каждый шаг дается ему с болью, это читалось на его лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Нортухта, с которым они попали в засаду на кокандской дороге, быстро доставил его на кладбище Чиготай и, несмотря на все запреты, заехал туда на машине, потому что прокурор все-таки передвигался с трудом.
На кладбище он пробыл долго, замерз, устал и, когда возвращались в центр, приметил красочную рекламу ресторана «Лидо», того самого, куда некогда пригласили Татьяну, точно вычислившую предателя.
Хуршид Азизович понимал, что в этот скорбный день, когда он впервые посетил могилы сына и жены, должен что-то сделать, собрать друзей, родственников, коллег, но у него в распоряжении от увольнительной осталось чуть больше двадцати часов. Наверное, следовало прочитать какие-то строки из Корана, чтобы облегчить душу, но как человек атеистического поколения он, к сожалению, не знал ни одной суры, ни одного аята. В самый последний момент, когда показался парадный вход «Лидо», выполненный в ложно-классическом стиле, с мраморными колоннами на просторной, открытой веранде, прокурор вспомнил житейское – помянуть! Помянуть!
И как-то сразу все стало на место. Он попросил шофера остановиться. Сейчас он вовсе не думал, что этот ресторан как-то связан с Сенатором, с Миршабом и тут наверняка не раз велись разговоры о нем. Все его помыслы были об одном – хоть и запоздало, пока в одиночку, но помянуть по-человечески жену и сына.
Высокая дверь с тонированными стеклами оказалась закрыта, хотя в холле сновали люди.
Камалов нажал кнопку, и тотчас у двери, в форме швейцара появился Карен, он сразу узнал прокурора, хотя раньше никогда с ним не встречался. Одолев секундный шок, Карен молча распахнул дверь. Оставив спортивную куртку гардеробщику, тому самому парню, что должен был добить его из пистолета, если бы не вмешался в операцию полковник Джураев, прокурор перешел в другой, более просторный холл и сразу отметил, с каким размахом и вкусом отстроили «Лидо».
В таком респектабельном заведении он, честно говоря, никогда не бывал. Он недолго простоял в холле, раздумывая, в какой из двух залов пойти, как увидел в торце вестибюля, рядом с широкой, мраморной лестницей, ведущей на второй этаж, бар, с несколькими столиками, прятавшимися в тени роскошной лестницы с ковровыми дорожками. Уютное место, особенно для тех, кто заскочил ненадолго, туда и направился прокурор. Не успел он взгромоздиться на высокий вращающийся стул, как бармен спросил любезно:
– Коньяк, виски, джин, ликер?
– Водку, – ответил Камалов, разглядывая богатую и со вкусом обставленную витрину.
– Не держим, – уже несколько суше, но без хамства ответил человек за стойкой.
Прокурор раздумывал, поминают все-таки водкой, и он не хотел нарушать традицию, как вдруг кто-то за его спиной, из-за столика у лестницы, громко сказал буфетчику:
– Принеси из зала, редкий гость к нам заглянул.
В мгновение ока бармен слетал в зал на втором этаже и вернулся с бутылкой «Столичной». Обтерев запотевшую бутылку, он поставил перед болезненного вида клиентом рюмку, но тот попросил еще одну, и тогда вышколенный официант дрогнул, спросил:
– Зачем?
Человек со свежим рваным шрамом на лбу молча забрал бутылку из рук хозяина и, наполнив вторую рюмку, сказал:
– За жену, за сына.
Парень так ничего и не понял, но видел, что люди за столиком у лестницы внимательно слушают их разговор. Выпив, странный клиент отодвинул рюмки и сказал:
– А теперь можно рюмку коньяка. – И стал шарить по карманам сигареты, но бармен, желая угодить, тут же протянул ему распечатанную пачку «Винстона».
Как только человек со шрамом поднес сигарету к губам, кто-то молча, из-за спины, протянул ему огонек зажигалки. Камалов склонился к «Ронсону» в холеной руке с безукоризненно отглаженными манжетами, прикурил, поднял глаза и увидел… Хашимова, это он послал бармена за водкой.
Прежде чем что-то сказать, Миршаб глянул на бармена, и тот поспешил из-за стойки, только потом, пряча зажигалку в жилетный кармашек, он произнес:
– С наступающим Новым годом. Рад видеть вас живым и здоровым, слышал, вы попали в серьезную аварию…
Прокурор ничего не ответил, только молча смотрел на человека, о котором уже многое знал.
Человек из Верховного суда не выдержал затянувшейся паузы.
– Говорят, вы чудом остались живы и теперь наверняка оставите опасную работу, уже и фамилии ваших преемников называют…
Камалов молча выпил рюмку коньяка, что успел налить ему ловкий бармен, осторожно опустился с высокого табурета и только тогда, глядя собеседнику в глаза, ответил:
– Не обольщайтесь, Салим Хасанович, не оставлю. Считайте, что мы с вами, Миршаб, начинаем все сначала. Я уже включил счетчик, вы слишком много мне с Сенатором задолжали… – И он пошел к выходу, заметно припадая на левую ногу, чувствовалось, что каждый шаг дается ему с болью, это читалось на его лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124