Правильно они рассчитали когда-то, застолбив место в Верховном суде, там решалась судьба многих денежных лю­дей, не принадлежащих к партийной и советской элите, ими занималась вплотную Москва, и судить их, вероятнее всего, предстояло Военной коллегии Верховного суда СССР. Сенатор видел официальные рапорты следователей по особо важным делам, где они отмечали, что начальник областной торговой вотчины Тилляходжаева, некий Шудратов, арестованный од­новременно с полковником ОБХСС Нурматовым, свояком секретаря обкома, предлагал миллион только за то, чтобы его дело со всеми обвинениями передали в Верховный суд респуб­лики, видимо, хорошо знал нравы местной Фемиды.
Еще одним нескончаемым источником информации Се­натору служили… анонимные письма, их поток, и без того никогда не прерывавшийся с тех печальных тридцатых годов, в период правления Андропова – Черненко вырос в десятки раз.
Снова, пользуясь историческим опытом, одни пытались руками государства потопить других, и опытный глаз Сухроба Ахмедовича безошибочно видел в большинстве из них только корысть и зависть, иных, добивающихся правды и справедли­вости, встречалось мало, они тонули в море оговоров, да они и не интересовали прокурора.
Можно сказать, у Акрамходжаева даже хобби появилось, он тщательно и любовно собирал подметные письма, система­тизировал их по тематике: хищения, взятки, должностные преступления, аморальное поведение, политическая неблаго­надежность. Часто из разных источников сигнализировали об одном и том же, и опять же он интуитивно чувствовал, стоит ли за ними дирижер, закоперщик или действительно прорвало плотину терпения. Такую информацию он ставил особо высо­ко, выделял ее, тут, при надобности, прихлопнуть человека ни­чего не стоило. Иногда он часами читал анонимки, для него это было увлекательнее самого изощренного кроссворда, так он тренировал свой коварный ум: высчитывал, сопоставлял, анализировал, приходил к неожиданным выводам.
Технологию составления грязных писем он знал хорошо, потому-то и легко ориентировался в них, немало людей они с Миршабом скомпрометировали, довели до инфаркта. Если к иному человеку не имели подхода, писали сами на собствен­ное имя в прокуратуру анонимное послание, с чем и приступа­ли к делу. В какую бы он ни приходил организацию, всегда ин­тересовался – а как у вас идет работа с сигналами трудящих­ся? И при случае всегда снимал для себя ксерокопии с наибо­лее интересных доносов, затрагивающих определенный круг людей, для пополнения личного архива. У него с дружком дав­но появились планы обзавестись персональным компьюте­ром. В него они собирались подробнейшим образом внести все данные по анонимным посланиям. Они даже оплатили японский комплект «Агари», но человек по гостевой визе из США, которому они помогли по линии ОВИРа с выездом, за­держивался. Иным письмам он давал ход и даже контролиро­вал их выполнение, тут уж учитывались ближайшие планы и сводились счеты со старыми недругами. Поистине на волшеб­ном месте он оказался, оставаясь в тени, успел нанести кое-ко­му сокрушительный удар. Но не только перемирие или объе­динение враждующих кланов наблюдал он, иные, пользуясь временными успехами, дорвавшись до власти, старались све­сти счеты с теми, кто еще вчера им оказывался не по зубам. В ход тут шло все, и собственные возможности, когда оттирали от кормушек, выгоняли со всех престижных и хлебных должностей конкурентов, расправлялись и откровенными доносами, и анонимками, используя государственные рычаги и карательный аппарат.
За подобными затяжными боями Сенатор следил особо внимательно, учитывая свои сегодняшние интересы и расклад наверху, и перспектив не игнорировал. Иногда он со злорадством плескал в костер вражды бензин, переснимал на ксероксе доносы, анонимки, жалобы, адресованные в самые верха, и тут же отсылал противоборствующей стороне для принятия мер. Делал он это, конечно, анонимно, но почту такого рода тайно регистрировал. Чем черт не шутит, пути господни неисповедимы, может, клан выживет, придет к власти, тогда можно обратиться к нему и сказать, это я вас не бросил в трудную минуту, я считал справедливым поставить в известность о кознях ваших врагов. Аналогичные материалы он, естественно, пересылал другой стороне. Одно из отличий восточной среднеазиатской мафии, рожденной социализмом, от западноевропейской – это метод борьбы с конкурентом, там сводят лично счеты с обидчиками, тут больше в ходу делать это руками го­сударства, легально, так сказать, на законной основе, что выглядит пристойно и не привлекает внимания общественности. Не оттого ли в Средней Азии гипертрофированное почитание чина, должности, и не потому ли так рвутся к постам? Да и не черта ли это нашего общества в целом?
Параллельно такие вот философские мысли одолевали доктора юридических наук Акрамходжаева. Будь у меня время, размышлял он однажды, сокрушаясь, я бы написал трактат «Должность и преступность». Наверное, человечество потеряло из-за его занятости удивительный по наблюдениям и выводам труд, предметом он владел в совершенстве, преступность знал не понаслышке и должностями аллах не обидел.
Арест первого секретаря Заркентского обкома партии, вы­звавший в регионе шок, оказался роковым не для него одного. Непонятно, что успел предпринять он за две недели до задер­жания, предупрежденный верным вассалом, но действия его оказались непредсказуемыми для многих. За одно изъятие у него десяти пудов золота и почти шести миллионов наличны­ми деньгами он, как говорится, без суда и следствия тянул на высшую меру, наверное, исходя из этих обстоятельств они с Шубариным и выстроили тактику зашиты.
Он добровольно и без сожаления расстался с наворован­ным богатством, сердечно признался, что запутался в жизни, нанес партии непоправимый вред и хотел бы, по его словам, раскаянием и помощью следствию искупить вину перед обще­ством. Следствие, воспользовавшись раскаянием секретаря обкома, пустилось на тактический ход, объявив, что Тилляходжаев в закрытом судебном заседании приговорен к рас­стрелу и что приговор обжалованию не подлежит. Как оживи­лись, приподняли головы многие арестованные чиновники из партийного и государственного аппарата в московской тюрьме под романтическим названием «Матросская тишина». Все, что только можно было свалить, они дружно перекладывали на Анвара Абидовича, какой с мертвеца спрос.
Следователи терпеливо фиксировали заведомую ложь и по вечерам показывали протоколы допросов Тилляходжаеву, вы­зывая у того справедливый гнев, бывшие коллеги в подлости и коварстве превзошли все его ожидания. Учитывая эмоцио­нальность секретаря обкома, вспышки возмущения надо было видеть, а еще лучше снимать на видеокассеты, такие бурные сцены не удавались и гениальным актерам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124