Включив на всю мощь милицейскую сирену, «Волга» рванула в сторону Кибрая. Минут через двадцать, выключив сирену и погасив огни, они подъезжали к дому, за которым полковник Джураев давно установил догляд, но после отъезда Шубарина в Италию никто сюда не наведывался и никто не пользовался хитрым телефоном. Сегодня, видимо, Джураев оплошал, ослабил бдительность, снял наблюдение. Оценив обстановку во дворе, подошли к дому. Кругом стояла тишина, и ничто не напоминало засаду. Дверь оказалась крепкой, из толстой лиственницы, и на висящем замке. К тому же открывалась наружу, и вышибать ее пришлось бы долго и шумно. Нортухта, с автоматом в руках, показал взглядом на окно, его и решили выбить. В теплых краях рамы хлипкие, одинарные, от удара прикладом она вывалилась, и Камалов с Нортухтой нырнули следом в оконный проем. Ворвавшийся первым шофер отыскал в темноте выключатель. В просторной захламленной комнате с пустыми бутылками на неубранном столе никого не было, и они кинулись в смежную, откуда раздался стон.
Возле телефона-автомата давнишней конструкции, помнившего еще пятнашки пятидесятых годов, прибитого над обшарпанным письменным столом, чтобы можно было разговаривать сидя и делать записи, в луже крови почти нагишом лежал Шубарин. Следы пыток изменили его до неузнаваемости, но это был Артур Александрович. Камалов рывком оказался рядом и, положив голову Шубарина на колени, не обращая внимания на кровь, пытался привести его в чувство.
– Артур, я здесь… Артур, очнись, рядом я, Камалов…
Нортухта снова бросился к выбитому окну и вернулся с нашатырным спиртом из автомобильной аптечки, Камалов показал ему взглядом на телефон с болтающейся трубкой и сказал:
– Срочно вызови сюда реанимационную машину, позвони Саматову, чтобы приготовили палату в госпитале КГБ и собрали консилиум, мы будем там через полчаса.
Видимо, сильный раствор нашатыря подействовал или Шубарин слышал разговор, он вдруг открыл заплывшие в страшном кровоподтеке глаза и прошептал:
– Спасибо, вы всегда успеваете вовремя…
Камалов понимал: пока Шубарин в сознании, надо что-то узнать, чтобы действовать, в еще раз поднес тампон к лицу Артура Александровича.
– Где мы просчитались? Почему?
– Не просчитались. Сенатор увидел Стрельцова в аэропорту, – выдохнул с трудом меж выбитых зубов Шубарин.
– Чего они хотели?
– Узнать, почему Стрельцов следовал за мной и что меня связывает с вами и с Саматовым, а еще их интересовало, почему оказался в Италии Анвар Абидович.
– Они добились своего?
– Нет. Вы же видите. Я сказал, что, может, КГБ пасет меня самого и что не знаю никакого Стрельцова. А насчет Анвара Абидовича я сказал, что за деньги устроил тому миланские каникулы. Вы уж срочно переведите его куда-нибудь, иначе сегодня-завтра они доберутся до него, а он пыток не выдержит… Я думаю, дело с партийными деньгами мы еще провернем.
На краю жизни он думал о бывшем патроне и не забывал о своем долге, даже такие страшные пытки его не остановили. У Камалова от волнения навернулись на глаза слезы…
– Какие деньги, Артур, успокойся, а Тилляходжаевым мы с Саматовым займемся, я обещаю. Потерпи, сейчас «скорая» прибудет…
Чувствуя, что Шубарин пытается что-то сказать, борясь с уходящим сознанием, Камалов вновь поднес тампон с нашатырем. Шубарин вздрогнул, чуть приподнялся и слабым, едва заметным движением поломанной руки показал в дальний угол.
– Там какую-то девушку час назад привезли, когда ее вносили, я и очнулся, увидел над собой телефон.
Прокурор, осторожно положив под голову Артура Александровича свой пиджак, медленно направился в угол. Он уже догадывался, кто эта девушка. Когда он откинул грязное одеяло, увидел лежавшую навзничь Таню Шилову. Она была мертва. Он долго, в оцепенении, на время забыв про Шубарина, смотрел на ее прекрасное молодое лицо, застывшее словно в недоумении – за что? И вдруг, сжав кулаки, он дико, с надрывом, закричал:
– Ну все, гады, оборотни проклятые, теперь судить буду я…
Потом почти одновременно подъехали реанимационная и «скорая» из госпиталя бывшего КГБ, Нортухта монтировкой сорвал замок с двери, и Камалов сначала вместе с врачами вынес Шубарина, а затем сам, один, Татьяну. Как только машины уехали, шофер спросил застывшего в прострации прокурора:
– Хуршид-ака, куда вас теперь доставить – к Саматову, он просил заехать или позвонить, или вначале в госпиталь, определим Артура Александровича окончательно?
– Ты разве не слышал, как я поклялся Татьяне? – ответил Камалов непонятно и продолжил: – Поезжай к моему соседу…
– К какому соседу? – испуганно спросил Нортухта, решив, что с прокурором случился нервный срыв. Камалов понял, отчего вдруг испугался шофер, и пояснил:
– К Газанфару. Он через дом от меня живет. Эта мразь может знать, как заманили Артура в ловушку, может, и про Татьяну что-то поведает, она ведь за час до смерти хотела меня о чем-то срочно предупредить.
Когда подъехали к престижному кооперативному дому, Нортухта, подняв глаза на второй этаж, сказал радостно: «дома…» – он не раз подвозил Газанфара с работы. Поднялись вместе, позвонили, когда спросили – «кто?» – Нортухта небрежно ответил – «свои», – и дверь распахнулась. Увидев входящего следом за шофером прокурора, Газанфар кинулся в комнату, но Нортухта одним прыжком настиг его.
Камалов в ярости схватил Рустамова за грудки и выпалил зло:
– Подлец, из-за твоего предательства сегодня убили человека, и я поклялся, что буду сам судить оборотней, но прежде ты должен мне ответить на несколько вопросов. Кто выкрал Шубарина, Японца?
– Талиб, – мгновенно выдал Газанфар.
– А кто убил Шилову?
– Как убили?! Я же с ней расстался часа три назад, мы ужинали в «Лидо», – испуганно съежился Рустамов, и прокурору стало ясно, что это дело не рук Газанфара.
– В «Лидо»? А кто еще сегодня там был? – спросил в упор Камалов.
– Сенатор. Миршаб.
– Они еще в ресторане?
– Нет, я думаю, сейчас они у Талиба, в загородном доме, ночью большой сходняк, решают, что делать с Японцем.
– Адрес?
– Не помню. Записку с адресом я отдал Сенатору в ресторане, но это точно в Келесе. Талиб мне по телефону сказал – если не найдете мой дом, спросите в чайхане, там, мол, любой подскажет.
Камалов переглянулся с водителем и сказал хозяину дома:
– Ты пойдешь с нами.
– Нет, только не в Келес! – забился в истерике Газанфар.
– А мы тебя туда и не собираемся везти, – отрезал грубо Камалов и пошел к двери. Нортухта следом повел Рустамова. Когда подошли к машине, Камалов сказал:
– Отвези его к Саматову, он ведь ждет от нас вестей, а я пойду домой, с меня на сегодня хватит. Завтра займемся и Талибом, в Сенатором, и Миршабом тоже…
Подав на прощание руку Нортухте, он долго не выпускал его ладонь, словно хотел что-то сказать, но потом вдруг обнял его и произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102