Он быстро отошел и сел как можно дальше от нее.
Тусклого света фонарей на улице внизу, пробивавшегося в окно без занавески, было достаточно, чтобы рассеять мрак в комнате, хотя при таком свете нельзя было рассмотреть старые, перевязанные веревкой сундуки, поломанную мебель и всевозможный хлам, валявшийся повсюду. Потолок был скошен: высокий с одной стороны, он спускался с другой чуть ли не до пола. И к самой высокой его точке Ральф устремил взгляд и пристально смотрел на нее в течение нескольких минут. Потом он встал и передвинув старый ящик, на котором сидел, влез на него и обеими руками стал шарить по стене над головой. Наконец руки его коснулись большого железного крюка, крепко вбитого в балку.
В этот момент ему помешал громкий стук в дверь внизу. После недолгого колебания он открыл окно и спросил, кто там.
– Мне нужно мистера Никльби, – раздался ответ.
– Что вам от него нужно?
– Но ведь говорит не мистер Никльби? – последовало возражение.
Верно, голос отвечавшего был непохож на голос Ральфа, однако говорил Ральф, что он и сказал.
Послышался ответ, что братья-близнецы желаю знать, задержать ли человека, которого он видел в тот вечер, и что, хотя сейчас уже полночь, они послали узнать, как следует с ним поступить.
– Задержать, – крикнул Ральф. – Пусть задержат его до завтра! Потом пусть приведут его сюда – его и моего племянника – и сами пусть придут и удостоверятся, что я готов их принять.
– В котором часу? – осведомился голос.
– Когда угодно, – злобно ответил Ральф. – Скажите им – после полудня. В любой час, в любую минуту. Когда угодно. Во всякое время – мне все равно!
Он прислушивался к удаляющимся шагам человека, пока шум не затих, а потом, подняв взор вверх, к небу, увидел – или это ему показалось – все то же черное облако, которое словно следовало за ним до дому и теперь как будто нависло над самым домом.
– Теперь мне понятно, что означает оно, – пробормотал он, – что означают тревожные ночи и сны и почему я терзался последнее время. Все на это указывало. О, если бы люди, продавая душу свою, могли торжествовать хотя бы недолго, как охотно продал бы я мою душу сегодня!
Низкий звук колокола донесся с ветром. Один удар.
– Лги железным своим языком! – крикнул ростовщик. – Возвещай радостным звоном о рождениях, которые заставляют корчиться ожидающих наследства, и о браках, которые заключаются в аду, и горестно звони об усопшем, чей путь уже пройден! Призывай к молитве людей, которые благочестивы, потому что не разоблачены, и каждый раз встречай мелодическим звоном наступление нового года, который приближает этот проклятый мир к концу. Никаких колоколов, никаких священных книг для меня! Бросьте меня на кучу навоза и оставьте там гнить, отравляя воздух!
Окинув все вокруг диким взором, в котором сочетались бешенство и отчаяние, он погрозил кулаком небу, по-прежнему темному и зловещему, и закрыл окно.
Дождь и град били по стеклам; дымовые трубы дрожали и шатались; ветхая оконная рама дребезжала под порывами ветра, словно нетерпеливая рука пыталась распахнуть ее. Но не было там никакой руки, и окно не открылось.
– Как же это так? – воскликнул кто-то. – Джентльмены говорят, что никак не могут достучаться, вот уже два часа как они здесь.
– Но ведь он вернулся домой вчера вечером, – сказал другой, – он с кем-то говорил, высунувшись из того окна наверху.
Собралась кучка людей, и, когда речь зашла об окне, они вышли на середину улицы, чтобы посмотреть на него. Тут они заметили, что наружная дверь все еще заперта, – а заперла ее накануне вечером экономка, о чем она и сказала, – и это привело к бесконечным переговорам, закончившимся тем, что двое-трое смельчаков обошли дом и влезли в окно, в то время как остальные стояли в нетерпеливом ожидании.
Они осмотрели все комнаты внизу – мимоходом открывали ставни, чтобы впустить угасающий свет, и, никого не найдя и убедившись, что все спокойно и все в порядке, не знали, идти ли дальше. Но когда кто-то заметил, что они еще не побывали на чердаке и что там видели его в последний раз, они согласились заглянуть туда и потихоньку пошли наверх, потому что таинственная тишина вселила в них робость.
Секунду они постояли на площадке, посматривая друг на друга, после чего тот, кто предложил не прекращать поисков, повернул ручку, приоткрыл дверь и, посмотрев в щелку, тотчас отшатнулся.
– Очень странно, – прошептал он, – он прячется за дверью! Смотрите!
Люди подались вперед, чтобы заглянуть туда, но один из них, с криком отстранив других, вынул из кармана складной нож и, вбежав в комнату, перерезал веревку.
Ральф оторвал ее от одного из старых сундуков и повесился на железном крюке как раз под самым люком в потолке – под тем самым люком, на который четырнадцать лет назад так часто устремлялся в ребяческом страхе взор его сына, одинокого, заброшенного маленького существа.
Глава LXIII,
Братья Чирибл делают всевозможные декларации от своего имени и от имени других; Тим Линкинуотер делает декларацию от своего имени
Прошло несколько недель, и первое потрясение, вызванное этими событиями, начало забываться. Маделайн увезли; Фрэнк не появлялся; Николас и Кэт добросовестно старались заглушить свои сожаления и жить друг для друга и для матери, которая – бедная леди! – никак не могла примириться с этим новым и таким скучным образом жизни, но вот однажды вечером было получено через мистера Линкинуотера приглашение от братьев на обед послезавтра – приглашение, относившееся не только к миссис Никльби, Кэт и Николасу, но и к маленькой мисс Ла-Криви, о которой было упомянуто особо.
– Дорогие мои, – сказала миссис Никльби, когда приглашение было принято должным образом и Тим распрощался, – что под этим подразумевается?
– Что вы имеете в виду, мама? – улыбаясь, спросил Николас.
– Я говорю, дорогой мой, – сказала эта леди с видом непроницаемым и таинственным, – что подразумевается под этим приглашением на обед? Какова его цель и смысл?
– Я думаю, смысл его заключается в том, что в такой-то день мы будем есть и пить у них в доме, а цель – доставить нам удовольствие, – ответил Николас.
– Других выводов ты не делаешь, дорогой мой?
– К более глубоким выводам я еще не пришел, мама.
– В таком случае, я тебе скажу одно, – заявила миссис Никльби. – Ты будешь удивлен, вот и все. Можешь быть уверен, что под этим подразумевается не один обед.
– Может быть, чай и ужин? – предположил Николас.
– Будь я на твоем месте, дорогой мой, я бы таких глупостей не говорила, – с важностью ответила миссис Никльби, – потому что они совершенно неуместны и тебе не подобает их говорить. Я хотела только сказать, что мистеры Чириблы не зря приглашают нас на обед. Хорошо, хорошо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270
Тусклого света фонарей на улице внизу, пробивавшегося в окно без занавески, было достаточно, чтобы рассеять мрак в комнате, хотя при таком свете нельзя было рассмотреть старые, перевязанные веревкой сундуки, поломанную мебель и всевозможный хлам, валявшийся повсюду. Потолок был скошен: высокий с одной стороны, он спускался с другой чуть ли не до пола. И к самой высокой его точке Ральф устремил взгляд и пристально смотрел на нее в течение нескольких минут. Потом он встал и передвинув старый ящик, на котором сидел, влез на него и обеими руками стал шарить по стене над головой. Наконец руки его коснулись большого железного крюка, крепко вбитого в балку.
В этот момент ему помешал громкий стук в дверь внизу. После недолгого колебания он открыл окно и спросил, кто там.
– Мне нужно мистера Никльби, – раздался ответ.
– Что вам от него нужно?
– Но ведь говорит не мистер Никльби? – последовало возражение.
Верно, голос отвечавшего был непохож на голос Ральфа, однако говорил Ральф, что он и сказал.
Послышался ответ, что братья-близнецы желаю знать, задержать ли человека, которого он видел в тот вечер, и что, хотя сейчас уже полночь, они послали узнать, как следует с ним поступить.
– Задержать, – крикнул Ральф. – Пусть задержат его до завтра! Потом пусть приведут его сюда – его и моего племянника – и сами пусть придут и удостоверятся, что я готов их принять.
– В котором часу? – осведомился голос.
– Когда угодно, – злобно ответил Ральф. – Скажите им – после полудня. В любой час, в любую минуту. Когда угодно. Во всякое время – мне все равно!
Он прислушивался к удаляющимся шагам человека, пока шум не затих, а потом, подняв взор вверх, к небу, увидел – или это ему показалось – все то же черное облако, которое словно следовало за ним до дому и теперь как будто нависло над самым домом.
– Теперь мне понятно, что означает оно, – пробормотал он, – что означают тревожные ночи и сны и почему я терзался последнее время. Все на это указывало. О, если бы люди, продавая душу свою, могли торжествовать хотя бы недолго, как охотно продал бы я мою душу сегодня!
Низкий звук колокола донесся с ветром. Один удар.
– Лги железным своим языком! – крикнул ростовщик. – Возвещай радостным звоном о рождениях, которые заставляют корчиться ожидающих наследства, и о браках, которые заключаются в аду, и горестно звони об усопшем, чей путь уже пройден! Призывай к молитве людей, которые благочестивы, потому что не разоблачены, и каждый раз встречай мелодическим звоном наступление нового года, который приближает этот проклятый мир к концу. Никаких колоколов, никаких священных книг для меня! Бросьте меня на кучу навоза и оставьте там гнить, отравляя воздух!
Окинув все вокруг диким взором, в котором сочетались бешенство и отчаяние, он погрозил кулаком небу, по-прежнему темному и зловещему, и закрыл окно.
Дождь и град били по стеклам; дымовые трубы дрожали и шатались; ветхая оконная рама дребезжала под порывами ветра, словно нетерпеливая рука пыталась распахнуть ее. Но не было там никакой руки, и окно не открылось.
– Как же это так? – воскликнул кто-то. – Джентльмены говорят, что никак не могут достучаться, вот уже два часа как они здесь.
– Но ведь он вернулся домой вчера вечером, – сказал другой, – он с кем-то говорил, высунувшись из того окна наверху.
Собралась кучка людей, и, когда речь зашла об окне, они вышли на середину улицы, чтобы посмотреть на него. Тут они заметили, что наружная дверь все еще заперта, – а заперла ее накануне вечером экономка, о чем она и сказала, – и это привело к бесконечным переговорам, закончившимся тем, что двое-трое смельчаков обошли дом и влезли в окно, в то время как остальные стояли в нетерпеливом ожидании.
Они осмотрели все комнаты внизу – мимоходом открывали ставни, чтобы впустить угасающий свет, и, никого не найдя и убедившись, что все спокойно и все в порядке, не знали, идти ли дальше. Но когда кто-то заметил, что они еще не побывали на чердаке и что там видели его в последний раз, они согласились заглянуть туда и потихоньку пошли наверх, потому что таинственная тишина вселила в них робость.
Секунду они постояли на площадке, посматривая друг на друга, после чего тот, кто предложил не прекращать поисков, повернул ручку, приоткрыл дверь и, посмотрев в щелку, тотчас отшатнулся.
– Очень странно, – прошептал он, – он прячется за дверью! Смотрите!
Люди подались вперед, чтобы заглянуть туда, но один из них, с криком отстранив других, вынул из кармана складной нож и, вбежав в комнату, перерезал веревку.
Ральф оторвал ее от одного из старых сундуков и повесился на железном крюке как раз под самым люком в потолке – под тем самым люком, на который четырнадцать лет назад так часто устремлялся в ребяческом страхе взор его сына, одинокого, заброшенного маленького существа.
Глава LXIII,
Братья Чирибл делают всевозможные декларации от своего имени и от имени других; Тим Линкинуотер делает декларацию от своего имени
Прошло несколько недель, и первое потрясение, вызванное этими событиями, начало забываться. Маделайн увезли; Фрэнк не появлялся; Николас и Кэт добросовестно старались заглушить свои сожаления и жить друг для друга и для матери, которая – бедная леди! – никак не могла примириться с этим новым и таким скучным образом жизни, но вот однажды вечером было получено через мистера Линкинуотера приглашение от братьев на обед послезавтра – приглашение, относившееся не только к миссис Никльби, Кэт и Николасу, но и к маленькой мисс Ла-Криви, о которой было упомянуто особо.
– Дорогие мои, – сказала миссис Никльби, когда приглашение было принято должным образом и Тим распрощался, – что под этим подразумевается?
– Что вы имеете в виду, мама? – улыбаясь, спросил Николас.
– Я говорю, дорогой мой, – сказала эта леди с видом непроницаемым и таинственным, – что подразумевается под этим приглашением на обед? Какова его цель и смысл?
– Я думаю, смысл его заключается в том, что в такой-то день мы будем есть и пить у них в доме, а цель – доставить нам удовольствие, – ответил Николас.
– Других выводов ты не делаешь, дорогой мой?
– К более глубоким выводам я еще не пришел, мама.
– В таком случае, я тебе скажу одно, – заявила миссис Никльби. – Ты будешь удивлен, вот и все. Можешь быть уверен, что под этим подразумевается не один обед.
– Может быть, чай и ужин? – предположил Николас.
– Будь я на твоем месте, дорогой мой, я бы таких глупостей не говорила, – с важностью ответила миссис Никльби, – потому что они совершенно неуместны и тебе не подобает их говорить. Я хотела только сказать, что мистеры Чириблы не зря приглашают нас на обед. Хорошо, хорошо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270