джентльмены, находившиеся ближе к улице, возразили с не меньшей учтивостью, что они даже помыслить не могут о такой вещи; однако именно так они поступили, хоть и не помышляли о том, ибо другие джентльмены вытолкнули вперед человек шесть (в том числе Николасв) и, сомкнувшись сзади, пропихнули их не только на верхнюю площадку лестницы, но и прямо в гостиную мистера Грегсбери, куда они, таким образом, вошли с весьма непристойной стремительностью и лишенные возможности отступить: толпа, напиравшая сзади, заполнила все помещение.
– Джентльмены, – сказал мистер Грегсбери, – добро пожаловать! Я в восторге, что вижу вас.
Для джентльмена, пришедшего в восторг при виде массы посетителей, мистер Грегсбери имел вид крайне недовольный, но, быть может, это было вызвано сенаторской вежливостью и привычкой государственного деятеля скрывать свои чувства. Это был плотный, массивный, крепкоголовый джентльмен с громким голосом и напыщенным видом, обладавший порядочным запасом фраз, ровно ничего не выражающих, – короче говоря, всем, что необходимо хорошему члену парламента.
– Ну-с, джентльмены, – сказал мистер Грегсбери, бросая большую связку бумаг в стоявшую у его ног плетеную корзинку, откидываясь на спинку кресла и опираясь локтями на его ручки, – я вижу по газетам, что вы не удовлетворены моим поведением.
– Да, мистер Грегсбери, мы не удовлетворены, – с большой горячностью сказал полный старый джентльмен, вырываясь из толпы и останавливаясь перед ним.
– Неужели глаза меня обманывают, – сказал мистер Грегсбери, взглянув на говорившего, – или это и в самом деле мой старый друг Пагстайлс?
– Именно я и никто другой, сэр, – ответил полный старый джентльмен.
– Дайте мне вашу руку, достойный друг, – сказал мистер Грегсбери.Пагстайлс, дорогой друг, мне очень прискорбно видеть вас здесь.
– Мне очень прискорбно находиться здесь, сэр, – сказал мистер Пагстайлс, – но ваше поведение, мистер Грегсбери, вызвало крайнюю необходимость в этой депутации от ваших избирателей.
– Мое поведение, Пагстайлс, – сказал мистер Грегсбери, с милостивым великодушием окидывая взором депутацию, – мое поведение всегда определялось и будет определяться искренним уважением к подлинным и насущным интересам сей великой и счастливой страны. Обращаю ли я взгляд на то, что есть у нас дома или за границей, созерцаю ли я мирные трудолюбивые общины нашего родного острова – реки его, усеянные пароходами, железные его пути с локомотивами, улицы его с кэбами, его небо с воздушными шарами, величие и мощь которых доселе неведомы в истории воздухоплавания как у нашего, так и у любого другого народа, – обращаю ли я взгляд только на то, что есть у нас дома, или, устремляя его вдаль, взираю на безграничную перспективу побед и завоеваний, достигнутых британской настойчивостью и британской доблестью, на перспективу, развернувшуюся передо мной, – я сжимаю руки и, подняв взоры к широкому небосводу, над моей головой, восклицаю: «Хвала небу, я – британец!»
Было время, когда этот взрыв энтузиазма вызвал бы оглушительные приветственные возгласы, но теперь депутация встретила его с обескураживающей холодностью. Общее впечатление было, казалось, таково, что это объяснение политического поведения мистера Грегсбери грешит скудностью деталей, и один джентльмен в задних рядах не постеснялся заметить вслух, что, по его мнению, оно, пожалуй, слишком отзывается «пустозвонством».
– Смысл слова «пустозвонство» мне неизвестен, – сказал мистер Грегсбери. – Если оно означает, что, восхваляя мою родину, я становлюсь чуть-чуть слишком пылким или, пожалуй, впадаю в преувеличение, я вполне признаю справедливость такого замечания. Да, я горжусь этой свободной и счастливой страной. Я становлюсь выше ростом, глаза мои сверкают, грудь моя вздымается, сердце мое ширится, душа моя пылает, когда я помышляю о ее величии и славе.
– Мы хотим, сэр, задать вам несколько вопросов, – спокойно заметил мистер Пагстайлс.
– Прошу вас, джентльмены: мое время в распоряжении вашем и моей родины, да, и моей родины – сказал мистер Грегсбери.
Получив разрешение, мистер Пагстайлс надел очки и обратился к исписанной бумаге, которую извлек из кармана, причем почти все остальные члены депутации в свою очередь достали из карманов исписанные листы, чтобы дополнять мистера Пагстайлса, когда тот будет зачитывать вопросы.
Вслед за этим мистер Пагстайлс приступил к делу:
– Вопрос номер первый. Сэр, не было ли вами взято на себя добровольное обязательство, предшествовавшее вашему избранию, что в случае, если вы будете избраны, вы немедленно положите конец привычке кашлять и вопить в палате общин? И не подверглись ли вы тому, что при первых же дебатах сессии вас заставили замолчать кашлем и воплями и с тех пор вы не сделали ни малейшего усилия, чтобы провести реформу в этой области? Не было ли также взято вами на себя обязательство изумить правительство и заставить его поджать хвост? Изумили вы его и заставили поджать хвост или нет?
– Перейдите к следующему вопросу, дорогой мой Пагстайлс, – сказал мистер Грегсбери.
– Вы намерены дать какое-нибудь объяснение касательно этого вопроса? – спросил мистер Пагстайлс.
– Конечно, нет, – сказал мистер Грегсбери. Члены депутации свирепо посмотрели друг на друга, а затем на члена парламента. «Дорогой Пагстайлс», очень долго взиравший поверх очков на мистера Грегсбери, вновь обратился к списку вопросов:
– Вопрос номер второй. Сэр, не было ли также взято вами на себя добровольное обязательство поддерживать в любом случае вашего коллегу, и не покинули ли вы его третьего дня вечером, и не голосовали ли против него, потому что жена лидера противной партии пригласила миссис Грегсбери на вечеринку?
– Продолжайте, – сказал мистер Грегсбери.
– На это вы также ничего не имеете ответить, сэр? – спросил представитель депутации.
– Ровно ничего! – ответил мистер Грегсбери. Депутаты, видевшие его только во время избирательной кампании и во время выборов, были ошеломлены таким хладнокровием. Казалось, это был другой человек: тогда он весь был мед и млеко, теперь он весь был желчь и уксус. Но время так меняет людей!
– Вопрос номер третий и последний, – внушительно произнес мистер Пагстайлс. – Сэр, не заявляли ли вы во время избирательной кампании о своем твердом и неуклонном намерении восставать против любого предложения, требовать голосования в палате по каждому вопросу, требовать пересмотра по всякому поводу, ежедневно вносить запросы, – короче, повторяя ваши собственные достопамятные слова, вносить дьявольский беспорядок везде и всюду?
После этого многообъемлющего вопроса мистер Пагстайлс сложил свой список, что сделали и все его сторонники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270
– Джентльмены, – сказал мистер Грегсбери, – добро пожаловать! Я в восторге, что вижу вас.
Для джентльмена, пришедшего в восторг при виде массы посетителей, мистер Грегсбери имел вид крайне недовольный, но, быть может, это было вызвано сенаторской вежливостью и привычкой государственного деятеля скрывать свои чувства. Это был плотный, массивный, крепкоголовый джентльмен с громким голосом и напыщенным видом, обладавший порядочным запасом фраз, ровно ничего не выражающих, – короче говоря, всем, что необходимо хорошему члену парламента.
– Ну-с, джентльмены, – сказал мистер Грегсбери, бросая большую связку бумаг в стоявшую у его ног плетеную корзинку, откидываясь на спинку кресла и опираясь локтями на его ручки, – я вижу по газетам, что вы не удовлетворены моим поведением.
– Да, мистер Грегсбери, мы не удовлетворены, – с большой горячностью сказал полный старый джентльмен, вырываясь из толпы и останавливаясь перед ним.
– Неужели глаза меня обманывают, – сказал мистер Грегсбери, взглянув на говорившего, – или это и в самом деле мой старый друг Пагстайлс?
– Именно я и никто другой, сэр, – ответил полный старый джентльмен.
– Дайте мне вашу руку, достойный друг, – сказал мистер Грегсбери.Пагстайлс, дорогой друг, мне очень прискорбно видеть вас здесь.
– Мне очень прискорбно находиться здесь, сэр, – сказал мистер Пагстайлс, – но ваше поведение, мистер Грегсбери, вызвало крайнюю необходимость в этой депутации от ваших избирателей.
– Мое поведение, Пагстайлс, – сказал мистер Грегсбери, с милостивым великодушием окидывая взором депутацию, – мое поведение всегда определялось и будет определяться искренним уважением к подлинным и насущным интересам сей великой и счастливой страны. Обращаю ли я взгляд на то, что есть у нас дома или за границей, созерцаю ли я мирные трудолюбивые общины нашего родного острова – реки его, усеянные пароходами, железные его пути с локомотивами, улицы его с кэбами, его небо с воздушными шарами, величие и мощь которых доселе неведомы в истории воздухоплавания как у нашего, так и у любого другого народа, – обращаю ли я взгляд только на то, что есть у нас дома, или, устремляя его вдаль, взираю на безграничную перспективу побед и завоеваний, достигнутых британской настойчивостью и британской доблестью, на перспективу, развернувшуюся передо мной, – я сжимаю руки и, подняв взоры к широкому небосводу, над моей головой, восклицаю: «Хвала небу, я – британец!»
Было время, когда этот взрыв энтузиазма вызвал бы оглушительные приветственные возгласы, но теперь депутация встретила его с обескураживающей холодностью. Общее впечатление было, казалось, таково, что это объяснение политического поведения мистера Грегсбери грешит скудностью деталей, и один джентльмен в задних рядах не постеснялся заметить вслух, что, по его мнению, оно, пожалуй, слишком отзывается «пустозвонством».
– Смысл слова «пустозвонство» мне неизвестен, – сказал мистер Грегсбери. – Если оно означает, что, восхваляя мою родину, я становлюсь чуть-чуть слишком пылким или, пожалуй, впадаю в преувеличение, я вполне признаю справедливость такого замечания. Да, я горжусь этой свободной и счастливой страной. Я становлюсь выше ростом, глаза мои сверкают, грудь моя вздымается, сердце мое ширится, душа моя пылает, когда я помышляю о ее величии и славе.
– Мы хотим, сэр, задать вам несколько вопросов, – спокойно заметил мистер Пагстайлс.
– Прошу вас, джентльмены: мое время в распоряжении вашем и моей родины, да, и моей родины – сказал мистер Грегсбери.
Получив разрешение, мистер Пагстайлс надел очки и обратился к исписанной бумаге, которую извлек из кармана, причем почти все остальные члены депутации в свою очередь достали из карманов исписанные листы, чтобы дополнять мистера Пагстайлса, когда тот будет зачитывать вопросы.
Вслед за этим мистер Пагстайлс приступил к делу:
– Вопрос номер первый. Сэр, не было ли вами взято на себя добровольное обязательство, предшествовавшее вашему избранию, что в случае, если вы будете избраны, вы немедленно положите конец привычке кашлять и вопить в палате общин? И не подверглись ли вы тому, что при первых же дебатах сессии вас заставили замолчать кашлем и воплями и с тех пор вы не сделали ни малейшего усилия, чтобы провести реформу в этой области? Не было ли также взято вами на себя обязательство изумить правительство и заставить его поджать хвост? Изумили вы его и заставили поджать хвост или нет?
– Перейдите к следующему вопросу, дорогой мой Пагстайлс, – сказал мистер Грегсбери.
– Вы намерены дать какое-нибудь объяснение касательно этого вопроса? – спросил мистер Пагстайлс.
– Конечно, нет, – сказал мистер Грегсбери. Члены депутации свирепо посмотрели друг на друга, а затем на члена парламента. «Дорогой Пагстайлс», очень долго взиравший поверх очков на мистера Грегсбери, вновь обратился к списку вопросов:
– Вопрос номер второй. Сэр, не было ли также взято вами на себя добровольное обязательство поддерживать в любом случае вашего коллегу, и не покинули ли вы его третьего дня вечером, и не голосовали ли против него, потому что жена лидера противной партии пригласила миссис Грегсбери на вечеринку?
– Продолжайте, – сказал мистер Грегсбери.
– На это вы также ничего не имеете ответить, сэр? – спросил представитель депутации.
– Ровно ничего! – ответил мистер Грегсбери. Депутаты, видевшие его только во время избирательной кампании и во время выборов, были ошеломлены таким хладнокровием. Казалось, это был другой человек: тогда он весь был мед и млеко, теперь он весь был желчь и уксус. Но время так меняет людей!
– Вопрос номер третий и последний, – внушительно произнес мистер Пагстайлс. – Сэр, не заявляли ли вы во время избирательной кампании о своем твердом и неуклонном намерении восставать против любого предложения, требовать голосования в палате по каждому вопросу, требовать пересмотра по всякому поводу, ежедневно вносить запросы, – короче, повторяя ваши собственные достопамятные слова, вносить дьявольский беспорядок везде и всюду?
После этого многообъемлющего вопроса мистер Пагстайлс сложил свой список, что сделали и все его сторонники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270