А может быть, просто здесь мы оказались в наибольшем приближении к стенам города, возведенным Иродом Агриппой и укрепленным императором Адрианом. Стрелы посыпались на нас с Сионской вершины, где располагалась угловая башня крепости. Кажется, она называлась Змеиной. Несмотря на обстрел, мы не убыстряли свой ход. Тех, кто нес кресты, хоругви, знамена и образа, другие рыцари защищали своими щитами. Но не всех миновала смерть, и несколько десятков человек осталось лежать здесь в подтверждение пророчества Иеремии о том, что место сие назовется долиной Убиения.
Мы обошли Гигонский пруд слева, миновали водопровод Пилата и могилу Ирода, поднялись немного на Исполинскую гору, выросшую слева от нас стеной. Из башен дворца Давида нас вновь обстреляли, но не так сильно и метко, как в долине Енном. Когда крестный ход добрался до горы Радости, на востоке вспыхнули первые лучи зари. Проделав такой достаточно утомительный путь, никто из нас не чувствовал ни малейшей усталости, и даже мой старый ворчун изумлялся, хлопая себя по толстым ляжкам и икрам. Он изъявлял желание немедленно идти в бой, правда объяснял это желание тем, что ему не очень хочется еще год совершать такие крестные ходы «вокруг да около».
Не успел диск солнца подняться за горой Елеонской, как с трех сторон на штурм города двинулись воодушевленные совершенным крестным ходом войска крестоносцев; осадные башни, накрытые мокрыми шкурами для меньшей подверженности воспламенению, двинулись к стенам иерусалимским; огромные фрондиболы и ловкие катапульты принялись осыпать головы осажденных грудами камней и бочками с греческим огнем. Я со своим отрядом, следуя за Годфруа Буйонским, бросился к воротам Святого Стефана, и можно сколь угодно не верить в чудеса и знамения, но именно тут, прямо напротив того места, где Пьеру Эрмиту явилась Богородица Дева, на одном из самых укрепленных участков города, нашим храбрецам удалось вскарабкаться на стену и завязать там бой с сарацинами. Крепкая винея, несущая огромный таран, достигла ворот и, под градом камней и потоками горячего масла, выломала ворота. У меня перехватило дух, сердце загорелось радостью от предчувствия близкой победы. В этот миг проломленные тараном ворота окончательно рухнули, сверху перестали сыпаться камни и брызги кипящей лавы, и белое знамя, трепеща, понеслось внутрь города. Я ринулся вслед за Годфруа, стараясь не отставать, мы ворвались в город и тотчас сразились с отрядом сарацин, которые бились отчаянно и озверело, как раненые львы, но силы были неравные, и мы довольно быстро расправились с врагами, преследуя их и разя беспощадно.
— Вперед! Вперед! Ко Гробу Господню! — восклицал Годфруа, держа в левой руке знамя, в правой — меч. Вид его был великолепен, лицо, забрызганное кровью врагов, сияло торжеством. Он направил своего коня к развалинам стены Манассии, и мы двинулись вдоль них вперед, видя перед собой лишь разрозненные толпы сарацин, спасающиеся от нас, рассыпаясь по сторонам. Возле башни Антония мы приняли еще один бой, но он так быстро закончился, что мне даже не довелось сразить ни одного сарацина.
Улица, по которой мы двигались, шла вверх и вверх, испуганные лица выглядывали из окон домов. Вдруг из одного дома выскочил человек такого возбужденного вида, что граф Вермандуа чуть было не рубанул его своим мечом. Но, обращаясь к нам на языке франков, этот человек, темный лицом и мало похожий на европейца, залопотал:
— О воины Христа! Я христианин, и зовут меня Авудим. Сегодня день моего ангела, и я рад приветствовать вашу победу именно сегодня. Следуйте за мной, я поведу вас к Голгофе.
— Нам не нужна Голгофа! При чем тут Голгофа! — возмутился невежественный Евстафий Буйонский. — Нам нужен Гроб Господень.
— Не волнуйся, брат, — сказал ему Годфруа, — Авудим знает, куда вести нас.
Мы последовали за Авудимом и вскоре еще несколько христиан, радостно приветствуя нас, составили компанию нашему провожатому. Вскоре все они громко закричали, показывая на скопление каких-то нелепых, налезающих одно на другое зданий и говоря, что там и находится Гроб Господень. Сколько раз, Христофор, я представлял себе эту минуту, каким величественным и необыкновенным мне виделся в мечтаниях Голгофский холм, в одной из пещер которого находится Господняя Гробница, но какое же разочарование я испытал при виде плоских, неровных террас и тесной площадки перед Святыми Вратами с основаниями разбитых столбов. Подбежав к самим Вратам, провожатые наши стали хватать руками тяжелый замок, висящий на них и, продолжая клясться, что Гроб находится именно там, в отчаянии восклицали, что не знают, где и у кого ключ от замка. Тогда Бодуэн, сойдя с коня, подошел к Вратам и принялся сбивать замок своим тяжеленным мечом. Замок долго не поддавался, и должно быть, лишь с двадцатого удара слетел на землю. Годфруа, Бодуэн, Гуго Вермандуа, Евстафий и я первыми вошли в храм, внутренний вид которого ничего общего не имел с внешним. Здесь все было пышно и величественно, но нам некогда было разглядывать интерьер здания, и мы поспешили к стоящей в центре храма широкой ротонде, в которой и располагался Гроб Господень. Мы решились только заглянуть в тесное помещение этой часовни, дабы увидеть камень, на котором лежало тело Сына Божия после распятия. Тут он и восстал и вышел из гроба.
Мы преклонили колена пред главной часовней христианского мира, и каждый из нас воздал хвалу Господу за Его великую милость. Затем Годфруа, оставив в храме знамя Святого Петра и Бодуэна с отрядом рыцарей, повел нас за собой дальше. Покинув на время храм Гроба Господня, мы устремились к замку Давида, который снаружи продолжали штурмовать отряды Боэмунда и Танкреда. Здесь завязалось настоящее и долгое сражение, в котором я был ранен в плечо и даже не сразу заметил этого, настолько был охвачен пылом битвы. Рана оказалась неглубокая, и как только замок Давида был захвачен, как только через проломленные Яффские ворота хлынули норманны, копыта моего Шарканя вновь зацокали по каменным мостовым Иерусалима. Теперь мы устремились на Сион — туда, откуда ночью нас осыпали дождем стрел.
Трепетное чувство, овладевшее мною после посещения Гроба Господня, продолжало нарастать. Свершилось то, к чему мы так долго стремились, о чем мечтало все европейское рыцарство на протяжении нескольких веков, и теперь мы стали бессмертными, ни стрела, ни копье, ни меч, ни камень, ничто не могло причинить нам вреда.
— Добились вы, все ж таки, чего хотели, сударь, — весело гоготал скачущий подле меня Аттила. — Освободили, все ж таки, Святой Град Иерусалим. Вот батюшка-то ваш, Георг фон Зегенгейм, порадуется, будет старику утешение.
Отец Иерусалима, священный Сион открылся пред нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
Мы обошли Гигонский пруд слева, миновали водопровод Пилата и могилу Ирода, поднялись немного на Исполинскую гору, выросшую слева от нас стеной. Из башен дворца Давида нас вновь обстреляли, но не так сильно и метко, как в долине Енном. Когда крестный ход добрался до горы Радости, на востоке вспыхнули первые лучи зари. Проделав такой достаточно утомительный путь, никто из нас не чувствовал ни малейшей усталости, и даже мой старый ворчун изумлялся, хлопая себя по толстым ляжкам и икрам. Он изъявлял желание немедленно идти в бой, правда объяснял это желание тем, что ему не очень хочется еще год совершать такие крестные ходы «вокруг да около».
Не успел диск солнца подняться за горой Елеонской, как с трех сторон на штурм города двинулись воодушевленные совершенным крестным ходом войска крестоносцев; осадные башни, накрытые мокрыми шкурами для меньшей подверженности воспламенению, двинулись к стенам иерусалимским; огромные фрондиболы и ловкие катапульты принялись осыпать головы осажденных грудами камней и бочками с греческим огнем. Я со своим отрядом, следуя за Годфруа Буйонским, бросился к воротам Святого Стефана, и можно сколь угодно не верить в чудеса и знамения, но именно тут, прямо напротив того места, где Пьеру Эрмиту явилась Богородица Дева, на одном из самых укрепленных участков города, нашим храбрецам удалось вскарабкаться на стену и завязать там бой с сарацинами. Крепкая винея, несущая огромный таран, достигла ворот и, под градом камней и потоками горячего масла, выломала ворота. У меня перехватило дух, сердце загорелось радостью от предчувствия близкой победы. В этот миг проломленные тараном ворота окончательно рухнули, сверху перестали сыпаться камни и брызги кипящей лавы, и белое знамя, трепеща, понеслось внутрь города. Я ринулся вслед за Годфруа, стараясь не отставать, мы ворвались в город и тотчас сразились с отрядом сарацин, которые бились отчаянно и озверело, как раненые львы, но силы были неравные, и мы довольно быстро расправились с врагами, преследуя их и разя беспощадно.
— Вперед! Вперед! Ко Гробу Господню! — восклицал Годфруа, держа в левой руке знамя, в правой — меч. Вид его был великолепен, лицо, забрызганное кровью врагов, сияло торжеством. Он направил своего коня к развалинам стены Манассии, и мы двинулись вдоль них вперед, видя перед собой лишь разрозненные толпы сарацин, спасающиеся от нас, рассыпаясь по сторонам. Возле башни Антония мы приняли еще один бой, но он так быстро закончился, что мне даже не довелось сразить ни одного сарацина.
Улица, по которой мы двигались, шла вверх и вверх, испуганные лица выглядывали из окон домов. Вдруг из одного дома выскочил человек такого возбужденного вида, что граф Вермандуа чуть было не рубанул его своим мечом. Но, обращаясь к нам на языке франков, этот человек, темный лицом и мало похожий на европейца, залопотал:
— О воины Христа! Я христианин, и зовут меня Авудим. Сегодня день моего ангела, и я рад приветствовать вашу победу именно сегодня. Следуйте за мной, я поведу вас к Голгофе.
— Нам не нужна Голгофа! При чем тут Голгофа! — возмутился невежественный Евстафий Буйонский. — Нам нужен Гроб Господень.
— Не волнуйся, брат, — сказал ему Годфруа, — Авудим знает, куда вести нас.
Мы последовали за Авудимом и вскоре еще несколько христиан, радостно приветствуя нас, составили компанию нашему провожатому. Вскоре все они громко закричали, показывая на скопление каких-то нелепых, налезающих одно на другое зданий и говоря, что там и находится Гроб Господень. Сколько раз, Христофор, я представлял себе эту минуту, каким величественным и необыкновенным мне виделся в мечтаниях Голгофский холм, в одной из пещер которого находится Господняя Гробница, но какое же разочарование я испытал при виде плоских, неровных террас и тесной площадки перед Святыми Вратами с основаниями разбитых столбов. Подбежав к самим Вратам, провожатые наши стали хватать руками тяжелый замок, висящий на них и, продолжая клясться, что Гроб находится именно там, в отчаянии восклицали, что не знают, где и у кого ключ от замка. Тогда Бодуэн, сойдя с коня, подошел к Вратам и принялся сбивать замок своим тяжеленным мечом. Замок долго не поддавался, и должно быть, лишь с двадцатого удара слетел на землю. Годфруа, Бодуэн, Гуго Вермандуа, Евстафий и я первыми вошли в храм, внутренний вид которого ничего общего не имел с внешним. Здесь все было пышно и величественно, но нам некогда было разглядывать интерьер здания, и мы поспешили к стоящей в центре храма широкой ротонде, в которой и располагался Гроб Господень. Мы решились только заглянуть в тесное помещение этой часовни, дабы увидеть камень, на котором лежало тело Сына Божия после распятия. Тут он и восстал и вышел из гроба.
Мы преклонили колена пред главной часовней христианского мира, и каждый из нас воздал хвалу Господу за Его великую милость. Затем Годфруа, оставив в храме знамя Святого Петра и Бодуэна с отрядом рыцарей, повел нас за собой дальше. Покинув на время храм Гроба Господня, мы устремились к замку Давида, который снаружи продолжали штурмовать отряды Боэмунда и Танкреда. Здесь завязалось настоящее и долгое сражение, в котором я был ранен в плечо и даже не сразу заметил этого, настолько был охвачен пылом битвы. Рана оказалась неглубокая, и как только замок Давида был захвачен, как только через проломленные Яффские ворота хлынули норманны, копыта моего Шарканя вновь зацокали по каменным мостовым Иерусалима. Теперь мы устремились на Сион — туда, откуда ночью нас осыпали дождем стрел.
Трепетное чувство, овладевшее мною после посещения Гроба Господня, продолжало нарастать. Свершилось то, к чему мы так долго стремились, о чем мечтало все европейское рыцарство на протяжении нескольких веков, и теперь мы стали бессмертными, ни стрела, ни копье, ни меч, ни камень, ничто не могло причинить нам вреда.
— Добились вы, все ж таки, чего хотели, сударь, — весело гоготал скачущий подле меня Аттила. — Освободили, все ж таки, Святой Град Иерусалим. Вот батюшка-то ваш, Георг фон Зегенгейм, порадуется, будет старику утешение.
Отец Иерусалима, священный Сион открылся пред нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147