Замерзшие пальцы болели невыносимо, но, поскольку все внимание матросов было приковано к работе, ни у кого, к счастью, не было времени думать, переживут ли они этот шторм.
Но Клер почти ничего не знала о том, что происходит у нее над головой. Время от времени кто-то из команды приносил ей тарелку с холодной закуской – ни одна печка на корабле не топилась – и торопливо рассказывал, как обстоят дела. Она уже знала, что одного из матросов смыло за борт, когда он сменялся с вахты. Если бы не минутная передышка, которую неожиданно дала им буря, судно попросту отнесло бы прочь с этого места. Клер догадалась, каким тяжелым испытанием стала для Рэнда необходимость решить, отправиться ли на поиски несчастного: ведь это означало рискнуть жизнью сразу шестерых человек ради того, чтобы попытаться спасти одного. Шлюпка могла и не вернуться, и ему это было известно. А решение, от которого зависели не только жизни людей, но и то, что будет на его совести до конца жизни, нужно было принять мгновенно. Клер гадала, как бы поступила она, случись ей оказаться на его месте, и решила, что была бы счастлива, если бы эта доля ее миновала.
Справиться со штормом, обогнуть мыс Горн и оказаться вместо Атлантического в Тихом океане заняло у них больше недели. На пятый день Клер поняла, что заболела. К тому времени она уже догадалась, что ее недомогание никак не связано ни с морской болезнью, ни с непрерывной качкой, ни даже с необходимостью день за днем питаться холодной пищей. Даже стоявший в каюте пронизывающий холод имел лишь косвенное отношение к той боли, что, казалось, ломает и скручивает ей кости. На шестой день она убедилась, что никакое количество одеял уже не может уберечь ее от холода. Она жестоко простудилась и знала, что вскоре к ознобу прибавится горячка, а вслед за ней и бред – это лишь вопрос времени.
Стоя у постели Клер, Рэнд смотрел на нее неестественно раскрасневшееся лицо. Под его взглядом доктор Стюарт менял ей на лбу холодный компресс.
– Это самое лучшее, что вы можете придумать? – язвительно поинтересовался он и тут же с тревогой добавил: – Катч сказал мне, что она в таком состоянии уже много часов.
– И пробудет еще столько же, – успокаивающе пробормотал доктор. – К тому же я в точности следую лечению, предписанному мисс Банкрофт еще ее лондонским лечащим врачом.
– Из чего можно сделать вывод, что сами вы ни с чем подобным никогда не сталкивались.
Маколей отвел глаза от своей пациентки и покосился на капитана.
– Нет. Вряд ли можно ожидать, что врачу в городе представится возможность часто сталкиваться со случаями тропической лихорадки, верно? – сухо огрызнулся он. – Поэтому я позаботился ознакомиться с ее анамнезом, составленным лечившими Клер докторами. Как я понимаю, капитан Гамильтон, лихорадка, свалившая с ног мисс Банкрофт, обладает достаточно характерными особенностями. Врач, лечивший ее, составил подробное описание этой болезни, а потом передал свои заметки ее крестному, который, в свою очередь, ознакомил с ними всех врачей, впоследствии наблюдавших за здоровьем Клер. Я считал, что вам это известно. Болезнь очень редкая, единственный известный мне случай – это мисс Банкрофт.
Рэнду чрезвычайно не понравилось все, что он услышал. Все то время, что наверху бушевал шторм, его хотя бы поддерживала мысль, что он что-то может сделать. Даже перед лицом вздымавшихся до неба волн и ураганного ветра он не терял надежды, зная, что судьба корабля и жизнь команды находятся в его руках. Но на этот раз все было иначе. У него не было ни знаний, ни опыта, чтобы победить болезнь, свалившую Клер; ему приходилось надеяться на другого. А этот человек не внушал ему доверия.
Ответной реакцией на собственную беспомощность стал гнев. И он не считал нужным его скрывать, тем более в присутствии Маколея Стюарта.
– Будь я проклят, если поверю, что вы способны хотя бы следовать этим инструкциям! – прорычал Рэнд.
Стюарт и ухом не повел. Только его веснушчатая физиономия побагровела от возмущения.
– Остается поверить мне на слово.
Рэнд обернулся к стоявшему в дверях Катчу.
– Поставьте за дверью кого-нибудь – каждое приказание доктора должно быть выполнено немедленно! И пусть в печке постоянно поддерживается огонь! Да, и скажите всем, что если я обнаружу, что он потух, как это уже случалось, то собственноручно вышвырну негодяя за борт!
Катч, посторонившись, пропустил Рэнда и закрыл за ним дверь.
– Я поставлю тут Адамса, – сказал он Стюарту. – Ну как, справитесь, док?
Стюарт пожал плечами.
– Если море и дальше останется спокойным, думаю, да. Жаль, что я не смог помочь мисс Банкрофт сразу же.
Катч промолчал. Не один доктор Стюарт чувствовал себя виноватым в том, что болезнь зашла так далеко. Сам он тоже был не без греха – заметив, что с Клер творится что-то неладное, Катч сообщил об этом Стюарту, однако не сразу, позволив Клер убедить себя, что в ее недомогании нет ничего страшного. Впрочем, Катч зря винил себя: при том, что три четверти команды свалились от приступа жесточайшей морской болезни – а ведь все они были старыми морскими волками, насквозь просоленными морем, – кто бы мог винить его, что он поверил, будто и болезнь Клер вызвана той же причиной? И хотя он понимал, что она ему не лгала, однако догадывался, что и всей правды Клер тоже ему не сказала.
Он открыл правду, только когда кто-то из матросов доложил ему, что обнаружил Клер лежащей без сознания на полу каюты. «Цербер» к тому времени еще не успел войти в спокойные воды, и доктор Стюарт после трех дней изнурительной морской болезни был слаб, как котенок. Катч не столько привел, сколько принес его на себе в каюту Клер, чтобы доктор осмотрел девушку, но ему было до боли ясно, что в том состоянии, в котором находился доктор, он вряд ли сможет ей помочь. Так что поначалу за ней ухаживал сам Катч. Ему помогал и бедняга Пол Додд, которому приходилось то и дело подниматься на захлестываемую волнами палубу, чтобы докладывать капитану о состоянии Клер.
Запершись в каюте, Рэнд уселся за стол и вытащил судовой журнал. За прошедшие восемь дней он почти не отходил от штурвала, спал урывками, прямо на палубе, пользуясь краткими минутами, когда стихал ветер. Ему с трудом удалось дважды выкроить время забежать к Клер, взглянуть, как она. И каждый раз при этом она удивлялась, как будто вовсе не считала его обязанным заботиться о ней. Он никак не мог понять почему: то ли она питала к нему безграничное доверие, не сомневаясь, что лишь его опыт и умение могут спасти корабль и команду, то ли потому, что считала, что в такое время его место на палубе.
Он ни разу не признался Клер, что его попросту влечет к ней, что он может сохранять спокойствие, только когда уверен, что с ней все в порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Но Клер почти ничего не знала о том, что происходит у нее над головой. Время от времени кто-то из команды приносил ей тарелку с холодной закуской – ни одна печка на корабле не топилась – и торопливо рассказывал, как обстоят дела. Она уже знала, что одного из матросов смыло за борт, когда он сменялся с вахты. Если бы не минутная передышка, которую неожиданно дала им буря, судно попросту отнесло бы прочь с этого места. Клер догадалась, каким тяжелым испытанием стала для Рэнда необходимость решить, отправиться ли на поиски несчастного: ведь это означало рискнуть жизнью сразу шестерых человек ради того, чтобы попытаться спасти одного. Шлюпка могла и не вернуться, и ему это было известно. А решение, от которого зависели не только жизни людей, но и то, что будет на его совести до конца жизни, нужно было принять мгновенно. Клер гадала, как бы поступила она, случись ей оказаться на его месте, и решила, что была бы счастлива, если бы эта доля ее миновала.
Справиться со штормом, обогнуть мыс Горн и оказаться вместо Атлантического в Тихом океане заняло у них больше недели. На пятый день Клер поняла, что заболела. К тому времени она уже догадалась, что ее недомогание никак не связано ни с морской болезнью, ни с непрерывной качкой, ни даже с необходимостью день за днем питаться холодной пищей. Даже стоявший в каюте пронизывающий холод имел лишь косвенное отношение к той боли, что, казалось, ломает и скручивает ей кости. На шестой день она убедилась, что никакое количество одеял уже не может уберечь ее от холода. Она жестоко простудилась и знала, что вскоре к ознобу прибавится горячка, а вслед за ней и бред – это лишь вопрос времени.
Стоя у постели Клер, Рэнд смотрел на нее неестественно раскрасневшееся лицо. Под его взглядом доктор Стюарт менял ей на лбу холодный компресс.
– Это самое лучшее, что вы можете придумать? – язвительно поинтересовался он и тут же с тревогой добавил: – Катч сказал мне, что она в таком состоянии уже много часов.
– И пробудет еще столько же, – успокаивающе пробормотал доктор. – К тому же я в точности следую лечению, предписанному мисс Банкрофт еще ее лондонским лечащим врачом.
– Из чего можно сделать вывод, что сами вы ни с чем подобным никогда не сталкивались.
Маколей отвел глаза от своей пациентки и покосился на капитана.
– Нет. Вряд ли можно ожидать, что врачу в городе представится возможность часто сталкиваться со случаями тропической лихорадки, верно? – сухо огрызнулся он. – Поэтому я позаботился ознакомиться с ее анамнезом, составленным лечившими Клер докторами. Как я понимаю, капитан Гамильтон, лихорадка, свалившая с ног мисс Банкрофт, обладает достаточно характерными особенностями. Врач, лечивший ее, составил подробное описание этой болезни, а потом передал свои заметки ее крестному, который, в свою очередь, ознакомил с ними всех врачей, впоследствии наблюдавших за здоровьем Клер. Я считал, что вам это известно. Болезнь очень редкая, единственный известный мне случай – это мисс Банкрофт.
Рэнду чрезвычайно не понравилось все, что он услышал. Все то время, что наверху бушевал шторм, его хотя бы поддерживала мысль, что он что-то может сделать. Даже перед лицом вздымавшихся до неба волн и ураганного ветра он не терял надежды, зная, что судьба корабля и жизнь команды находятся в его руках. Но на этот раз все было иначе. У него не было ни знаний, ни опыта, чтобы победить болезнь, свалившую Клер; ему приходилось надеяться на другого. А этот человек не внушал ему доверия.
Ответной реакцией на собственную беспомощность стал гнев. И он не считал нужным его скрывать, тем более в присутствии Маколея Стюарта.
– Будь я проклят, если поверю, что вы способны хотя бы следовать этим инструкциям! – прорычал Рэнд.
Стюарт и ухом не повел. Только его веснушчатая физиономия побагровела от возмущения.
– Остается поверить мне на слово.
Рэнд обернулся к стоявшему в дверях Катчу.
– Поставьте за дверью кого-нибудь – каждое приказание доктора должно быть выполнено немедленно! И пусть в печке постоянно поддерживается огонь! Да, и скажите всем, что если я обнаружу, что он потух, как это уже случалось, то собственноручно вышвырну негодяя за борт!
Катч, посторонившись, пропустил Рэнда и закрыл за ним дверь.
– Я поставлю тут Адамса, – сказал он Стюарту. – Ну как, справитесь, док?
Стюарт пожал плечами.
– Если море и дальше останется спокойным, думаю, да. Жаль, что я не смог помочь мисс Банкрофт сразу же.
Катч промолчал. Не один доктор Стюарт чувствовал себя виноватым в том, что болезнь зашла так далеко. Сам он тоже был не без греха – заметив, что с Клер творится что-то неладное, Катч сообщил об этом Стюарту, однако не сразу, позволив Клер убедить себя, что в ее недомогании нет ничего страшного. Впрочем, Катч зря винил себя: при том, что три четверти команды свалились от приступа жесточайшей морской болезни – а ведь все они были старыми морскими волками, насквозь просоленными морем, – кто бы мог винить его, что он поверил, будто и болезнь Клер вызвана той же причиной? И хотя он понимал, что она ему не лгала, однако догадывался, что и всей правды Клер тоже ему не сказала.
Он открыл правду, только когда кто-то из матросов доложил ему, что обнаружил Клер лежащей без сознания на полу каюты. «Цербер» к тому времени еще не успел войти в спокойные воды, и доктор Стюарт после трех дней изнурительной морской болезни был слаб, как котенок. Катч не столько привел, сколько принес его на себе в каюту Клер, чтобы доктор осмотрел девушку, но ему было до боли ясно, что в том состоянии, в котором находился доктор, он вряд ли сможет ей помочь. Так что поначалу за ней ухаживал сам Катч. Ему помогал и бедняга Пол Додд, которому приходилось то и дело подниматься на захлестываемую волнами палубу, чтобы докладывать капитану о состоянии Клер.
Запершись в каюте, Рэнд уселся за стол и вытащил судовой журнал. За прошедшие восемь дней он почти не отходил от штурвала, спал урывками, прямо на палубе, пользуясь краткими минутами, когда стихал ветер. Ему с трудом удалось дважды выкроить время забежать к Клер, взглянуть, как она. И каждый раз при этом она удивлялась, как будто вовсе не считала его обязанным заботиться о ней. Он никак не мог понять почему: то ли она питала к нему безграничное доверие, не сомневаясь, что лишь его опыт и умение могут спасти корабль и команду, то ли потому, что считала, что в такое время его место на палубе.
Он ни разу не признался Клер, что его попросту влечет к ней, что он может сохранять спокойствие, только когда уверен, что с ней все в порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117