— Из него выйдет крайне неудачный муж, — ораторствовала Миллисент, почувствовав, что наконец находится на твердой почве. — Он… он даже может потребовать твоего общества чаще одного раза в неделю, дорогая моя, и бесцеремонно приходить к тебе в постель, когда захочет. И это окажется воистину утомительно, особенно с годами. Ты просто должна поверить мне на слово!
Генриетта поднялась и поцеловала мачеху в щеку.
— Пожалуй, приму-ка я долгую горячую ванну. Обещаю, больше ни слова о мистере Дарби.
Миллисент вдруг обнаружила, что, если смотреть на Генриетту сквозь слезы, ее волосы кажутся чистым золотом.
— Мне так жаль сообщать тебе плохие новости. Сердце разрывается при мысли, что ты не сможешь выйти замуж и иметь детей. — Слезы снова переполнили глаза, угрожая хлынуть водопадом. — Ты так красива, и у тебя могли быть изумительные дети. И…
Генриетта наклонилась и вытерла щеки мачехи.
— Все к лучшему, Милли, — прошептала она, назвав ее, как когда-то в детстве. — Мистер Дарби просто ненадолго увлекся. Но вряд ли я подхожу ему в жены. Он слишком элегантен, а я чересчур прямолинейна. Довольно скоро я ему надоем и буду только вызывать раздражение. Тогда начнутся ссоры и скандалы, и во что превратится наш брак?!
— Надеюсь, тебе не будет неприятно видеть его снова. Генриетта нашла в себе силы улыбнуться, только губы чуть дрогнули.
— Разумеется, нет. В конце концов мы едва знали друг друга, — бросила она и вышла из гостиной, высоко держа голову. Поднялась к себе, решив, что сейчас самое время поплакать. Но здравый смысл помешал ей броситься на постель и зарыдать. Она сказала правду: этот человек едва ей знаком. Зачем же плакать по тому, чего не было?
Немного поразмыслив, Генриетта поняла, что в основном испытывает стыд из-за собственного невежества. Ведь она действительно не знала, что не годится для супружеской жизни. До чего унизительно вспоминать о том, как она прижималась к Дарби! Неудивительно, что он посчитал ее готовой на все, если придерживаться верной терминологии.
Впрочем, сегодня она также впервые задумалась о брачном опыте Миллисент. Много ли мачеха понимает в интимных отношениях? Ей казалось, что близость с Дарби не была бы ей противна. Именно он, а никто другой может сделать их приятными.
Но он не смог бы найти с ней это наслаждение.
Она уселась перед туалетным столиком. Какая жалость, что она унаследовала волосы и лицо матери! Будь она некрасивой, даже уродливой, мистер Дарби вообще бы ее не заметил.
И это обстоятельство лишний раз доказывало, как он мелок и тщеславен, если, по собственным словам, его влекут только ее медовые волосы! Ну… и определенные части ее тела: недаром его руки ни на секунду не оставались в покое.
Но нужно быть честной с собой: хуже всего — не потеря мистера Дарби. Истина, превращавшая ее сердце в слиток железа, заключалась в том, что ни один мужчина, даже вдовец, не захочет жениться на ней. Не влюбится в нее. Даже единственное любовное письмо было написано ею же самой. Все мечты о том, чтобы найти мужчину, который не захочет детей, разом превратились в прах.
Она сглотнула горький ком в горле, стараясь не заплакать. Письмо, которое она написала себе, так и лежало на туалетном столике. Генриетта коснулась его кончиком пальца. Теперь она узнала Дарби куда лучше, чем в тот вечер, когда писала письмо. Строки, написанные им самим, были бы куда более земными, и остроумными, и одновременно более нежными и неистовыми.
Она потянулась было к перу, но отдернула руку. Еще одно письмо только ненадолго продлит несбыточные фантазии. Никакие послания не заставят мужчину жениться на ней. Пора отказаться от детских грез о рыцаре в сверкающих доспехах, который примчится на белом коне, чтобы спасти ее. Этого никогда не будет.
Одинокая слеза скатилась по щеке Генриетты. Она смахнула ее и позвонила горничной.
В ванной она повторила старый ритуал: считала благословения Божьи, которые до сих пор никто у нее не отнимал. Она была абсолютно счастлива до того, как Дарби появился в деревне, и с его отъездом все пойдет по-прежнему. У нее много друзей, она им нужна и чувствует…
Она почувствовала, как еще одна слеза упала с кончика носа. За ней последовала другая.
Глава 18
Эсме Роулингс обнаруживает, что некоторые истины очень сложно скрыть
— Этот ребенок не твой, — объявила Эсме, с трудом поднимаясь на ноги. — Он от Майлза.
Себастьян даже не потрудился встать, что было явным свидетельством сильного шока.
— О Господи, — прошептал он, — ты носишь ребенка.
— Ребенка Майлза, — повторила она, пытаясь вложить в свой голос как можно больше уверенности.
Он продолжал молчать, поэтому Эсме расстегнула ротонду.
— Смотри, — велела она, обтягивая живот тканью платья. Он послушно поднял глаза.
Она ждала, пока он придет к очевидному заключению. Но, не услышав ответа, пояснила:
— Будь ребенок вашим, я была бы только на шестом месяце и вряд ли выглядела бы таким образом, лорд Боннингтон.
Он оторвал взгляд от ее живота и посмотрел ей в глаза.
— Мы друг с другом на ты, Эсме.
И в этих глазах блеснуло нечто такое, что она" побоялась возразить даже на столь банальное замечание.
— Себастьян, — нерешительно пробормотала она, — пойми, у меня гораздо больший срок.
— Когда должен родиться малыш? — спросил он. Она попыталась принять небрежный вид.
— Возможно, в следующем месяце.
Он вдруг сообразил, что она стоит, и, поспешно вскочив, оглядел ее с головы до ног. Эсме терпеливо перенесла осмотр. Пусть увидит, как ее разнесло! Это наверняка убедит его, что ребенок от Майлза. И это очень важно, потому что… потому что… она сама не была уверена почему. И тогда больше не будет умирающего от любви Себастьяна, который поймет, что теперь она уже не первая красавица света, а пухлая, кругленькая особа с несчастной тенденцией плакать по каждому поводу и без капли здравого смысла в голове.
Однако не похоже, чтобы он морщился от брезгливости.
По-прежнему не говоря ни слова, он сжал ее плечи и принялся осторожно массировать, и это было так приятно, что она едва не обмякла у него на груди.
— Что же, — пробормотала она наконец, — мне лучше вернуться в дом. У меня много дел. Завтра у меня собирается дамский кружок шитья.
Себастьян смешливо фыркнул.
— Ты? Ты ведешь дамский кружок шитья? Ты, Бесстыдница Эсме?
— Не называй меня так, — прошипела она. — Я вдова и стала респектабельной особой. Неужели незаметно?
— И научилась шить? Она не потрудилась бы ответить, но он и не думал язвить, а казалось, искренне любопытствовал.
— Мы всего лишь подрубаем простыни для бедных.
— Звучит на редкость уныло, — заметил Себастьян.
— Мистер Фетчем — славный человек. И довольно красив, — усмехнулась она с некоторым самодовольством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85