— Мачеха объяснила мне, чего ждут джентльмены от своих жен, — робко объяснила она.
— Мне трудно представить, что, женившись, не смогу уложить тебя в постель, — процедил он.
— Ясно.
Она сильно прикусила губу, но все же не заплакала. Ее самообладание доводило его до исступления, вызывало яростное желание вывести ее из себя. Но куда девалось его собственное равновесие? Потонуло в головокружительной перспективе жениться на Генриетте… не спать с Генриеттой… спать с Генриеттой…
— Почему вы не подумали об этом, когда втягивали меня в свою гнусную паутину лжи? — прорычал он, окончательно запутавшись в собственных эмоциях. — Неужели вам безразличны все, кроме вас самой?
— Ну разумеется, это не так, — покачала головой Генриетта. — В конце концов, это было мое письмо, и мне в голову не приходило, что его прочтет кто-то, кроме меня!
— Когда дворецкий леди Роулингс принес его в гостиную, вы могли бы во всем признаться, — возразил он. — И спасти меня от этого… этого фарса, называемого свадьбой.
— Вы абсолютно правы, — бесстрастно обронила она. — Я этого не сделала, потому что была слишком жадной. У меня никогда не было родной души… и мысль о том, чтобы остаться старой девой…
— Знаю-знаю, — устало откликнулся он. — И поэтому вы пригрели меня и моих сестер.
Он заметил, как маленькие ручки сжались в кулаки.
— Я не жалею, что написала письмо, и даже не жалею о том, что оно стало публичным достоянием. Я буду любить ваших сестер. Любить, как собственных детей. Никто не сможет полюбить их сильнее, чем я.
Теперь она говорила горячо, глаза горели. Теперь, когда речь шла о детях. Не о нем.
— Не вижу смысла в дальнейших переговорах, — медленно произнес он. — Полагаю, наше будущее можно описать в трех фразах. Вы играете роль няньки при моих сестрах. Я завожу любовниц, у которых и пропадаю днями и ночами. Мы изредка встречаемся в коридорах или за ужином.
— Как вы жестоки! — пожаловалась она.
— Практичность — это просто проклятие моей семьи.
— Не понимаю, почему мы не можем Быть друзьями?
— Друзьями?
— Я хотела бы стать вашим другом, мистер Дарби. Чем-то большим, чем только няней в вашем доме.
— Я никогда не дружу с теми, кто обокрал меня! — отрезал он.
И тут Генриетту захлестнула волна гнева. Она вмиг потеряла голову.
— Мне кажется, что ваше негодование не совсем оправдано! В конце концов, если даже я и стану нянькой, вы станете платить мне жалованье моим же приданым! Если я не ошибаюсь, вы отчаянно нуждаетесь в моих деньгах, чтобы содержать сестер. По крайней мере мне так сказали.
Она осеклась и, потрясенная собственной смелостью, ждала, что он сейчас взорвется… или… или…
Но вместо этого уголок его рта искривила сухая улыбка.
— Вы сами знаете, что будет, если леди Роулингс родит мальчика. Возможно, это всего лишь сплетни, но люди говорят, что поместье вашего отца не…
— Не приносит дохода, — докончил он. — Кроме того, все, что говорят об долгах моего отца, — чистая правда.
— Вам придется жениться. У вас просто нет иного выхода, — твердила она, глядя на него.
— Если бы я решил поохотиться за состоянием, предпочел бы сам выбрать наследницу побогаче.
— Английские джентльмены часто женятся, чтобы избавиться от долгов, — иронически бросила она. — Вам, вероятнее всего, досталась бы дочь какого-нибудь торговца.
—Дарби пожал плечами:
— Вы совершенно правы, миледи. Мне, вероятнее всего, пришлось бы совершить мезальянс. Но я по крайней мере хотя бы делил с женой постель.
Генриетта виновато замолчала.
— Видите ли, миледи, злые языки совершенно не осведомлены о моем финансовом положении, — продолжал он. — Мое состояние примерно вдвое больше вашего.
Она уставилась на него с открытым ртом.
— Я владею всеми кружевами в этой стране, — мягко пояснил Дарби. — Закажи вы золотое кружево на вашу коляску, его поставил бы я. Кружево на вашей косынке, вне всякого сомнения, импортировано мной, кружево на ридикюле вашей мачехи произведено на фабрике в Кенте. Моей фабрике, если хотите знать.
— И никто не знает… Эсме тоже?! — выпалила она.
— Совершенно верно, — кивнул Дарби. — Я никогда не видел большого смысла в том, чтобы выставлять свое богатство напоказ. Люди полагают, что я жил на деньги дядюшки. Но честно говоря, это я содержал дядю последние пять лет.
— В таком случае все меняется, — медленно протянула она, еще выше вскидывая подбородок. — Я сообщу мачехе, что меня никто не компрометировал, что я написала письмо сама и все это было шуткой. Вы правы: она немедленно освободит вас от необходимости жениться на мне.
Дарби ничего не ответил, продолжая вглядываться в разом осунувшееся лицо. Как может столь хрупкое создание быть таким несгибаемым? Он встречал женщин с лицом и фигурой армейских сержантов, но слабых духом, как новорожденные котята. Какое странно эротичное ощущение: наблюдать за женщиной, обладающей внешностью милой кошечки и неумолимостью капрала.
— Я немедленно уведомлю ее, — пообещала Генриетта, вставая. — Прошу принять мои извинения, мистер Дарби.
Он не потрудился подняться. Только протянул руку и усадил ее обратно.
— Вы, вероятно, правы. Я взбешен. Но это скоро пройдет.
— Это уже не важно. Сделка была бы справедливой, нуждайся вы в моем состоянии, как я — в ваших сестрах. Но какой смысл в этом браке, если вы и без того богаты? Вы можете найти мать для Джози и Аннабел, едва начнется сезон, если не раньше. И, женившись, получите полную возможность спать с женой.
— Я предлагаю другую сделку, — возразил он. — Мои сестры за…
— Мне нечего предложить, — спокойно перебила Генриетта, плотно сцепив руки на коленях. — Я не имею права принять предложение, если при этом вы лишитесь стольких вещей, которые считаете для себя важными.
Но тут ее сердце неожиданно глухо заколотилось в ребра. Его глаза снова потемнели. Опасность. Ей грозит опасность. Только иного рода.
Дарби провел пальцем по ее чистому лбу, изящному носику… остановился… Остановился у ее губ.
— Думаю, — признался он, и в его голосе вдруг зазвенели страстные нотки, — я бы сошел с ума, будь мы женаты.
Генриетта вздрогнула.
Его палец, чуть дрогнув, коснулся ее нижней губы.
— Понимаешь, о чем я?
Она тихо охнула. Палец скользнул под ее подбородок, вынуждая ее взглянуть ему в глаза. По спине прошел колкий озноб.
— Вы не можете испытывать этого… ко мне… — выпалила она.
— Да? Но почему?
Палец выжег дорожку по ее шее.
— Хотите сказать, что мне не следует чувствовать это? И тут вы тоже правы.
Он подался к ней. Генриетта ощутила его запах, приятный мужской запах. И тут его ладонь легла на ее затылок.
— Считаете, что мне не следует… так почему же?
— Потому что, — задыхаясь, пробормотала Генриетта, презирая себя, — я хромая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85