Лягушка только казалась золотой. На самом деле она оставляла на груди зеленые потеки. Правда, амулет – не самая надежная защита от бога смерти, которого она могла сильно прогневить, подсмотрев священный ритуал.
Яростный ветер сотрясал все здание. Этим вечером; обычные молитвы показались Элиэль до обидного неуместными. Подумав, она добавила к ним еще одну – Кирб’лу Тиону, испрашивая его помощи: пусть их труппа благополучно доберется на Празднества Тиона. После этого, дрожа от холода, она прошептала извинения Мужу за то, что подсмотрела священнодействие в его молельне. Но ведь молельня посвящалась не одному… Зэцу – она так и не смогла вымолвить его имя.
В конце концов она забралась под тяжелый плащ. Петух без печени, альпака белая снаружи и черная внутри, Жнец на мамонте и еще один у них в труппе, люди, которых Владычица лишила мужской силы… она после этого и глаз сомкнуть не сможет!
Однако смогла.
16
Ночь в больнице всегда тянется дольше. Эту истину Эдвард Экзетер открыл для себя еще в первую свою четверть в Фэллоу. Тогда незнакомые ему доселе английские болезни сделали из него завсегдатая школьного лазарета. Он вновь вспомнил об этом в больнице Альберта.
Вошла сестра со свечой в руке – судя по всему, обход пациентов.
– Где я? – спросил он.
Она ответила.
– Что случилось?
– С вами произошел несчастный случай. Хотите, чтобы вам сделали еще укол?
– Нет, спасибо. Со мной все в порядке. – Ему не нравилась бесшумная музыка, которую несли с собой наркотики.
– Попробуйте уснуть, – посоветовала сестра и вышла.
Проблема заключалась в том, что Эдвард чувствовал себя так, словно выспался на несколько недель вперед. Он решил, что это проходит шок. От ноги исходила пульсирующая боль. Тело затекло от долгого лежания в одном положении. Он попытался вспомнить и, вспомнив, пожалел об этом. Воспоминания, правда, были весьма обрывочными, по большей части просто кошмары.
И когда он спал, его терзали те же кошмары. Он просыпался дрожа, в холодном поту, не в состоянии вспомнить, что так напугало его. Только сейчас он начал гадать, что же, ради всего святого, он с собой такого сотворил. Не регби, это точно – в это время года в регби не играют. Железнодорожная катастрофа? Вся голова забинтована, на ноге – шины.
И все же самый странный сон из тех, что посещали его в эту бесконечную ночь, оказался поразительно ярким и запоминающимся, таким, что утром он так и не понял, сон это был или явь.
Через открытую дверь в палату падал свет, и вся она превратилась в месиво причудливых теней. На этот раз он, кажется, проснулся просто так, не от кошмара. Нога продолжала пульсировать болью, пронизывающей все тело. Некоторое время он изучал паутину растяжек, удерживавших ногу на весу, потом повернул голову на подушке. С этой стороны он увидел окно без занавесок. Небо за окном было черным. Он повернул голову на другую сторону и увидел человека, стоявшего там.
– Зрю обращенье сфер прозрачных, – произнес человек, – что есть отраженье сути, самой души явленье. Молю тебя, открой: увечье голени твоей не слишком ли терзает болью плоть?
– Не так уж сильно, сэр, – ответил Эдвард.
И в самом деле могло быть хуже.
– В откровении твоем немало доблести узреть возможно.
Гость был странным маленьким человеком – довольно старым, с облачком седых волос на голове, с чисто выбритым, морщинистым лицом проказника. Он сутулился, поэтому голова заметно выступала вперед. Его пальто отличалось забавным старомодным каракулевым воротником и казалось несколько великоватым. В одной руке он держал столь же древнюю бобровую шапку, в другой – трость с серебряным набалдашником.
– Хоть лично мы доселе не встречались, но чернил немало мы на письма извели друг другу. К твоим услугам преданный слуга, Джонатан Олдкастл. – Он поклонился, прижав шапку к сердцу.
– Мистер Олдкастл! – сказал Эдвард. – Вы… вы… Я вас себе представлял совсем другим, сэр. – По странной логике сна во внешности мистера Олдкастла он не увидел ничего странного для чиновника министерства по делам колоний его величества. Все же ни одно из писем, что получил от него Эдвард за последние два года, не напоминало слогом жалкие попытки Мосли Майнора подражать Шекспиру.
Человечек сиял улыбкой:
– Я тоже встрече рад сверх меры всякой. Но хватит праздной болтовни: не терпит время, уж совет пора держать без промедленья. О мастер Экзетер, молю тебя: будь быстр и точен в изложеньи, мое незнанье просвети, скажи – что за напасти судьбу твою (и тело, впрочем, тоже) столь тяжко поразили. Открой мне память этих злых событий, дабы мы смогли изобрести то средство, что дьявольские козни опрокинет.
Он говорил с протяжным выговором, происхождение которого Эдвард не мог определить, и речь его наверняка показалась бы бессмыслицей, не происходи все это во сне.
– Я не так уж много помню, сэр. Я приехал… я приехал в Грейндж, сэр, верно? Пожить у Волынки.
– Предположения мои верны, – кивнул мистер Олдкастл.
– Всего на несколько дней. Они сказали, они ничего не имеют против, так что добро пожаловать. Я собирался записаться добровольцем – как только объявят мобилизацию, конечно, – но до тех пор…
…Ему некуда было податься. Слова застряли у него в горле, и он боялся, что на глаза вот-вот навернутся слезы.
– Утешься, душу не терзай! – успокаивающе произнес Олдкастл. – Чу! Кто-то приближается, я слышу. Повременим минутку.
Должно быть, Эдвард задремал, ибо, когда Олдкастл снова заговорил, он подпрыгнул от неожиданности.
– Ну, рыцарь мой отважный? Что отыскал еще ты в памяти задворках?
– Обед? У меня не оказалось подходящей одежды. Все очень смутно, сэр.
Мистер Олдкастл подышал на серебряный набалдашник трости и протер его рукавом.
– А что потом?
– Мы разошлись. Генералу предстояло выступать в церкви рано утром.
– Да?
Странный запах нафталина пробивался даже сквозь привычную вонь карболки.
– Потом пришел Волынка и спросил, не хочется ли мне чего-нибудь сладкого и не наведаться ли нам в погреб.
– И вы пошли на эту шалость. И что потом случилось?
Крики? Длинные вьющиеся волосы? Фарфоровая миска…
– Ничего! – поспешно сказал Эдвард. – Ничего! Я не помню.
– Страдать не надобно, – утешил его мистер Олдкастл. – Случается, и часто, что рана головы наносит духу поврежденья. Ты не сможешь двигаться до завтра, мой славный юноша. Но надобно принять предосторожность: ты, верно, знаешь наизусть ту речь, что славный Гарри произносит пред Гарфлером?
– «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом…» Эта, сэр?
– Вот именно, она.
– Знаю. Я как раз играл короля, когда шестой класс ставил «Генриха V» на прошлое Рождество.
– Воистину нам повезло. На свете барда не найдешь другого, чтоб самый дух отваги смог точнее передать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Яростный ветер сотрясал все здание. Этим вечером; обычные молитвы показались Элиэль до обидного неуместными. Подумав, она добавила к ним еще одну – Кирб’лу Тиону, испрашивая его помощи: пусть их труппа благополучно доберется на Празднества Тиона. После этого, дрожа от холода, она прошептала извинения Мужу за то, что подсмотрела священнодействие в его молельне. Но ведь молельня посвящалась не одному… Зэцу – она так и не смогла вымолвить его имя.
В конце концов она забралась под тяжелый плащ. Петух без печени, альпака белая снаружи и черная внутри, Жнец на мамонте и еще один у них в труппе, люди, которых Владычица лишила мужской силы… она после этого и глаз сомкнуть не сможет!
Однако смогла.
16
Ночь в больнице всегда тянется дольше. Эту истину Эдвард Экзетер открыл для себя еще в первую свою четверть в Фэллоу. Тогда незнакомые ему доселе английские болезни сделали из него завсегдатая школьного лазарета. Он вновь вспомнил об этом в больнице Альберта.
Вошла сестра со свечой в руке – судя по всему, обход пациентов.
– Где я? – спросил он.
Она ответила.
– Что случилось?
– С вами произошел несчастный случай. Хотите, чтобы вам сделали еще укол?
– Нет, спасибо. Со мной все в порядке. – Ему не нравилась бесшумная музыка, которую несли с собой наркотики.
– Попробуйте уснуть, – посоветовала сестра и вышла.
Проблема заключалась в том, что Эдвард чувствовал себя так, словно выспался на несколько недель вперед. Он решил, что это проходит шок. От ноги исходила пульсирующая боль. Тело затекло от долгого лежания в одном положении. Он попытался вспомнить и, вспомнив, пожалел об этом. Воспоминания, правда, были весьма обрывочными, по большей части просто кошмары.
И когда он спал, его терзали те же кошмары. Он просыпался дрожа, в холодном поту, не в состоянии вспомнить, что так напугало его. Только сейчас он начал гадать, что же, ради всего святого, он с собой такого сотворил. Не регби, это точно – в это время года в регби не играют. Железнодорожная катастрофа? Вся голова забинтована, на ноге – шины.
И все же самый странный сон из тех, что посещали его в эту бесконечную ночь, оказался поразительно ярким и запоминающимся, таким, что утром он так и не понял, сон это был или явь.
Через открытую дверь в палату падал свет, и вся она превратилась в месиво причудливых теней. На этот раз он, кажется, проснулся просто так, не от кошмара. Нога продолжала пульсировать болью, пронизывающей все тело. Некоторое время он изучал паутину растяжек, удерживавших ногу на весу, потом повернул голову на подушке. С этой стороны он увидел окно без занавесок. Небо за окном было черным. Он повернул голову на другую сторону и увидел человека, стоявшего там.
– Зрю обращенье сфер прозрачных, – произнес человек, – что есть отраженье сути, самой души явленье. Молю тебя, открой: увечье голени твоей не слишком ли терзает болью плоть?
– Не так уж сильно, сэр, – ответил Эдвард.
И в самом деле могло быть хуже.
– В откровении твоем немало доблести узреть возможно.
Гость был странным маленьким человеком – довольно старым, с облачком седых волос на голове, с чисто выбритым, морщинистым лицом проказника. Он сутулился, поэтому голова заметно выступала вперед. Его пальто отличалось забавным старомодным каракулевым воротником и казалось несколько великоватым. В одной руке он держал столь же древнюю бобровую шапку, в другой – трость с серебряным набалдашником.
– Хоть лично мы доселе не встречались, но чернил немало мы на письма извели друг другу. К твоим услугам преданный слуга, Джонатан Олдкастл. – Он поклонился, прижав шапку к сердцу.
– Мистер Олдкастл! – сказал Эдвард. – Вы… вы… Я вас себе представлял совсем другим, сэр. – По странной логике сна во внешности мистера Олдкастла он не увидел ничего странного для чиновника министерства по делам колоний его величества. Все же ни одно из писем, что получил от него Эдвард за последние два года, не напоминало слогом жалкие попытки Мосли Майнора подражать Шекспиру.
Человечек сиял улыбкой:
– Я тоже встрече рад сверх меры всякой. Но хватит праздной болтовни: не терпит время, уж совет пора держать без промедленья. О мастер Экзетер, молю тебя: будь быстр и точен в изложеньи, мое незнанье просвети, скажи – что за напасти судьбу твою (и тело, впрочем, тоже) столь тяжко поразили. Открой мне память этих злых событий, дабы мы смогли изобрести то средство, что дьявольские козни опрокинет.
Он говорил с протяжным выговором, происхождение которого Эдвард не мог определить, и речь его наверняка показалась бы бессмыслицей, не происходи все это во сне.
– Я не так уж много помню, сэр. Я приехал… я приехал в Грейндж, сэр, верно? Пожить у Волынки.
– Предположения мои верны, – кивнул мистер Олдкастл.
– Всего на несколько дней. Они сказали, они ничего не имеют против, так что добро пожаловать. Я собирался записаться добровольцем – как только объявят мобилизацию, конечно, – но до тех пор…
…Ему некуда было податься. Слова застряли у него в горле, и он боялся, что на глаза вот-вот навернутся слезы.
– Утешься, душу не терзай! – успокаивающе произнес Олдкастл. – Чу! Кто-то приближается, я слышу. Повременим минутку.
Должно быть, Эдвард задремал, ибо, когда Олдкастл снова заговорил, он подпрыгнул от неожиданности.
– Ну, рыцарь мой отважный? Что отыскал еще ты в памяти задворках?
– Обед? У меня не оказалось подходящей одежды. Все очень смутно, сэр.
Мистер Олдкастл подышал на серебряный набалдашник трости и протер его рукавом.
– А что потом?
– Мы разошлись. Генералу предстояло выступать в церкви рано утром.
– Да?
Странный запах нафталина пробивался даже сквозь привычную вонь карболки.
– Потом пришел Волынка и спросил, не хочется ли мне чего-нибудь сладкого и не наведаться ли нам в погреб.
– И вы пошли на эту шалость. И что потом случилось?
Крики? Длинные вьющиеся волосы? Фарфоровая миска…
– Ничего! – поспешно сказал Эдвард. – Ничего! Я не помню.
– Страдать не надобно, – утешил его мистер Олдкастл. – Случается, и часто, что рана головы наносит духу поврежденья. Ты не сможешь двигаться до завтра, мой славный юноша. Но надобно принять предосторожность: ты, верно, знаешь наизусть ту речь, что славный Гарри произносит пред Гарфлером?
– «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом…» Эта, сэр?
– Вот именно, она.
– Знаю. Я как раз играл короля, когда шестой класс ставил «Генриха V» на прошлое Рождество.
– Воистину нам повезло. На свете барда не найдешь другого, чтоб самый дух отваги смог точнее передать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118