Это соображение было наилучшим для достижения его цели.
Прежде чем г-жа Дю Барри стала графиней, лобызавшей каждую ночь корону Франции, она была когда-то хорошенькой улыбчивой девушкой, прелестным созданием В те времена она была любима, и это было счастьем, на которое она больше и не рассчитывала с тех пор, как ее начали бояться.
Среди многочисленных богатых, могущественных и красивых молодых людей, ухаживавших тогда за Жанной Вобернье; среди всех поэтов, в каждую строку вставлявших слова «Ланж» и «ангел», герцог д'Эгийон фигурировал когда-то в первых рядах Однако то ли Ланж была еще не столь доступной, вопреки утверждениям клеветников, то ли наконец – к чести одного и другой – внезапная любовь короля разъединила готовые договориться сердца, – так или иначе, герцог д'Эгийон оставил при себе акростихи, букеты и духи, а мадмуазель Ланж заперла свою дверь на улице Пти-Шан. Герцог удалился в Англию, подавив горькое чувство, а Ланж посылала свои вздохи в сторону Версаля барону де Гонес, то есть королю Франции.
Вот почему внезапное исчезновение д'Эгийона сперва не очень занимало г-жу Дю Барри: она боялась прошлого. Однако, видя, что бывший поклонник примолк, г-жа Дю Барри почувствовала, что она заинтригована, потом – что она очарована и, имея теперь возможность верно оценивать людей, пришла к выводу, что д'Эгийон – человек умный и настоящий мужчина.
Это было немало для графини, не очень высоко ценившей людей, однако это было еще не все. Должен был наступить такой момент, когда она сочла бы д'Эгийона великодушным человеком.
Надобно заметить, что бедняжка Ланж имела основания бояться прошлого. Один мушкетер, бывший счастливый любовник, как сам он говорил о себе, вошел к ней однажды прямо в покои в Версале и потребовал, чтобы она вернула ему свою благосклонность. Слова эти, очень скоро заглушенные благодаря высоте ее нового положения, нашли, однако, отклик во дворце целомудренной г-жи де Ментенон.
Читатели видели, что в разговоре с графиней Дю Барри маршал ни словом не обмолвился о том, что ему известно о былых отношениях его племянника с мадмуазель Ланж. Такое умолчание со стороны столь ловкого человека, как старый герцог, умевшего говорить на самые щекотливые темы, потрясло и обеспокоило графиню.
Вот почему она с нетерпением ожидала д'Эгийона: она хотела знать, во-первых, как к этому следует относиться и, во-вторых, скромен маршал или несведущ.
Вошел герцог.
Любезно-почтительный и достаточно уверенный в себе, он сумел отвесить поклон, предназначавшийся не то чтобы королеве, но и не простой придворной даме, и этой мелочи оказалось достаточно, чтобы мгновенно покорить графиню, да так, что она могла теперь в нем видеть только совершенство.
Затем д'Эгийон взял дядю за руку. Тот приблизился к графине и проговорил нежнейшим голосом:
– Имею честь вам представить герцога д'Эгийона, графиня, не как моего племянника, а как одного из ваших самых покорных слуг.
Графиня посмотрела на герцога, как женщина, то есть таким взглядом, от которого ничто не может укрыться. Она увидела лишь две склонившиеся в почтительном поклоне головы, а затем обратившиеся к ней их спокойные ясные лица.
– Я знаю, что вы любите герцога, маршал, – сказала графиня Дю Барри. – Вы – мой друг. Мне хотелось бы просить герцога из уважения к своему дядюшке подражать ему во всем.
– Именно так я и решил вести себя, графиня, – снова, поклонившись, отвечал д'Эгийон.
– Вы много претерпели в Англии? – спросила графиня.
– Да, графиня, и пока моим мучениям нет конца, – отвечал д'Эгийон, – Я думаю иначе. Вот, кстати, господин де Ришелье сможет вам помочь.
Д'Эгийон с видимым удивлением взглянул на Ришелье.
– А-а, я вижу, что маршал еще не успел с вами побеседовать? Да это и понятно: вы только что вернулись их путешествия. Так вам, должно быть, о многом нужно переговорить. Я вас оставлю, маршал. Герцог! Чувствуйте себя здесь как дома.
И графиня вышла, Однако у нее созрел план. Она не пошла далеко. За будуаром находился просторный кабинет, где король, приезжая в Люсьенн, любил посидеть среди китайских безделушек. Он любил этот кабинет за то, что оттуда было слышно все, о чем говорили в соседней комнате.
Графиня Дю Барри была уверена в том, что услышит весь разговор маршала с племянником. Из разговора она собиралась составить о д'Эгийоне окончательное мнение.
Однако маршал был далеко не глуп, он знал почти все секреты королевских или министерских резиденций. Подслушивать, о чем говорят другие, было одним из его излюбленных занятий; говорить, когда кто-нибудь подслушивает, было одной из его уловок.
Ободренный приемом, оказанным графиней д'Эгийону, он решил воспользоваться удачей и представить фаворитке, пользуясь ее предполагаемым отсутствием, весь план тайного счастья и большого могущества, подкрепленного интригами, то есть двойную приманку, против которой хорошенькая женщина, в особенности придворная дама, почти никогда не способна устоять.
Он пригласил герцога присесть и сказал ему:
– Как видите, герцог, я неплохо здесь принят.
– Да, господин герцог, вижу.
– Мне посчастливилось заслужить милость этой очаровательной дамы; ее почитают здесь за королеву, да она ею в действительности и является.
Д'Эгийон кивнул.
– Я скажу вам сейчас то, – продолжал Ришелье, – что не смог бы сообщить вот так, прямо посреди улицы: графиня Дю Барри обещала мне портфель министра.
– Вы это вполне заслужили.
– Не знаю, заслужил ли, однако так случилось – с некоторым запозданием, правда. Одним словом, можно считать, что я устроен, и теперь хочу заняться вами, д'Эгийон.
– Благодарю вас, господин герцог! Вы близки мне не только по крови – у меня не раз была возможность в этом убедиться.
– Чего бы вы желали, д'Эгийон?
– Совершенно ничего, лишь бы меня не лишили титула герцога и пэра, как того требуют господа члены Парламента.
– Пользуетесь ли вы чьей-нибудь поддержкой?
– Я? Нет, что вы!
– Так вы погибли бы, если бы не представился сегодняшний случай?
– Совершенно верно.
– Я вижу, вы относитесь ко всему философски. Какого черта я держу себя с тобой строго, мой бедный д'Эгийон, и разговариваю с тобой уже как министр, вместо того чтобы побеседовать по-родственному!
– Дядюшка! Я вам так признателен за вашу доброту!
– Раз я заставил тебя вернуться, да еще так поспешно, то ты можешь из этого заключить, какую роль тебе суждено сыграть здесь… Кстати, задумывался ли ты когда-нибудь над тем, какова была роль де Шуазеля во все десять лет его правления?
– Да, разумеется. Он был на своем месте.
– На своем месте! Позволь-ка! На своем месте, когда он вместе с госпожой де Помпадур управлял королем и выгонял иезуитов! Однако он неважно выглядел, когда, поссорившись, как дурак, с графиней Дю Барри, – а она стоит тысячи Помпадур, – он повел себя так, что был выставлен в двадцать четыре часа… Что же ты молчишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183
Прежде чем г-жа Дю Барри стала графиней, лобызавшей каждую ночь корону Франции, она была когда-то хорошенькой улыбчивой девушкой, прелестным созданием В те времена она была любима, и это было счастьем, на которое она больше и не рассчитывала с тех пор, как ее начали бояться.
Среди многочисленных богатых, могущественных и красивых молодых людей, ухаживавших тогда за Жанной Вобернье; среди всех поэтов, в каждую строку вставлявших слова «Ланж» и «ангел», герцог д'Эгийон фигурировал когда-то в первых рядах Однако то ли Ланж была еще не столь доступной, вопреки утверждениям клеветников, то ли наконец – к чести одного и другой – внезапная любовь короля разъединила готовые договориться сердца, – так или иначе, герцог д'Эгийон оставил при себе акростихи, букеты и духи, а мадмуазель Ланж заперла свою дверь на улице Пти-Шан. Герцог удалился в Англию, подавив горькое чувство, а Ланж посылала свои вздохи в сторону Версаля барону де Гонес, то есть королю Франции.
Вот почему внезапное исчезновение д'Эгийона сперва не очень занимало г-жу Дю Барри: она боялась прошлого. Однако, видя, что бывший поклонник примолк, г-жа Дю Барри почувствовала, что она заинтригована, потом – что она очарована и, имея теперь возможность верно оценивать людей, пришла к выводу, что д'Эгийон – человек умный и настоящий мужчина.
Это было немало для графини, не очень высоко ценившей людей, однако это было еще не все. Должен был наступить такой момент, когда она сочла бы д'Эгийона великодушным человеком.
Надобно заметить, что бедняжка Ланж имела основания бояться прошлого. Один мушкетер, бывший счастливый любовник, как сам он говорил о себе, вошел к ней однажды прямо в покои в Версале и потребовал, чтобы она вернула ему свою благосклонность. Слова эти, очень скоро заглушенные благодаря высоте ее нового положения, нашли, однако, отклик во дворце целомудренной г-жи де Ментенон.
Читатели видели, что в разговоре с графиней Дю Барри маршал ни словом не обмолвился о том, что ему известно о былых отношениях его племянника с мадмуазель Ланж. Такое умолчание со стороны столь ловкого человека, как старый герцог, умевшего говорить на самые щекотливые темы, потрясло и обеспокоило графиню.
Вот почему она с нетерпением ожидала д'Эгийона: она хотела знать, во-первых, как к этому следует относиться и, во-вторых, скромен маршал или несведущ.
Вошел герцог.
Любезно-почтительный и достаточно уверенный в себе, он сумел отвесить поклон, предназначавшийся не то чтобы королеве, но и не простой придворной даме, и этой мелочи оказалось достаточно, чтобы мгновенно покорить графиню, да так, что она могла теперь в нем видеть только совершенство.
Затем д'Эгийон взял дядю за руку. Тот приблизился к графине и проговорил нежнейшим голосом:
– Имею честь вам представить герцога д'Эгийона, графиня, не как моего племянника, а как одного из ваших самых покорных слуг.
Графиня посмотрела на герцога, как женщина, то есть таким взглядом, от которого ничто не может укрыться. Она увидела лишь две склонившиеся в почтительном поклоне головы, а затем обратившиеся к ней их спокойные ясные лица.
– Я знаю, что вы любите герцога, маршал, – сказала графиня Дю Барри. – Вы – мой друг. Мне хотелось бы просить герцога из уважения к своему дядюшке подражать ему во всем.
– Именно так я и решил вести себя, графиня, – снова, поклонившись, отвечал д'Эгийон.
– Вы много претерпели в Англии? – спросила графиня.
– Да, графиня, и пока моим мучениям нет конца, – отвечал д'Эгийон, – Я думаю иначе. Вот, кстати, господин де Ришелье сможет вам помочь.
Д'Эгийон с видимым удивлением взглянул на Ришелье.
– А-а, я вижу, что маршал еще не успел с вами побеседовать? Да это и понятно: вы только что вернулись их путешествия. Так вам, должно быть, о многом нужно переговорить. Я вас оставлю, маршал. Герцог! Чувствуйте себя здесь как дома.
И графиня вышла, Однако у нее созрел план. Она не пошла далеко. За будуаром находился просторный кабинет, где король, приезжая в Люсьенн, любил посидеть среди китайских безделушек. Он любил этот кабинет за то, что оттуда было слышно все, о чем говорили в соседней комнате.
Графиня Дю Барри была уверена в том, что услышит весь разговор маршала с племянником. Из разговора она собиралась составить о д'Эгийоне окончательное мнение.
Однако маршал был далеко не глуп, он знал почти все секреты королевских или министерских резиденций. Подслушивать, о чем говорят другие, было одним из его излюбленных занятий; говорить, когда кто-нибудь подслушивает, было одной из его уловок.
Ободренный приемом, оказанным графиней д'Эгийону, он решил воспользоваться удачей и представить фаворитке, пользуясь ее предполагаемым отсутствием, весь план тайного счастья и большого могущества, подкрепленного интригами, то есть двойную приманку, против которой хорошенькая женщина, в особенности придворная дама, почти никогда не способна устоять.
Он пригласил герцога присесть и сказал ему:
– Как видите, герцог, я неплохо здесь принят.
– Да, господин герцог, вижу.
– Мне посчастливилось заслужить милость этой очаровательной дамы; ее почитают здесь за королеву, да она ею в действительности и является.
Д'Эгийон кивнул.
– Я скажу вам сейчас то, – продолжал Ришелье, – что не смог бы сообщить вот так, прямо посреди улицы: графиня Дю Барри обещала мне портфель министра.
– Вы это вполне заслужили.
– Не знаю, заслужил ли, однако так случилось – с некоторым запозданием, правда. Одним словом, можно считать, что я устроен, и теперь хочу заняться вами, д'Эгийон.
– Благодарю вас, господин герцог! Вы близки мне не только по крови – у меня не раз была возможность в этом убедиться.
– Чего бы вы желали, д'Эгийон?
– Совершенно ничего, лишь бы меня не лишили титула герцога и пэра, как того требуют господа члены Парламента.
– Пользуетесь ли вы чьей-нибудь поддержкой?
– Я? Нет, что вы!
– Так вы погибли бы, если бы не представился сегодняшний случай?
– Совершенно верно.
– Я вижу, вы относитесь ко всему философски. Какого черта я держу себя с тобой строго, мой бедный д'Эгийон, и разговариваю с тобой уже как министр, вместо того чтобы побеседовать по-родственному!
– Дядюшка! Я вам так признателен за вашу доброту!
– Раз я заставил тебя вернуться, да еще так поспешно, то ты можешь из этого заключить, какую роль тебе суждено сыграть здесь… Кстати, задумывался ли ты когда-нибудь над тем, какова была роль де Шуазеля во все десять лет его правления?
– Да, разумеется. Он был на своем месте.
– На своем месте! Позволь-ка! На своем месте, когда он вместе с госпожой де Помпадур управлял королем и выгонял иезуитов! Однако он неважно выглядел, когда, поссорившись, как дурак, с графиней Дю Барри, – а она стоит тысячи Помпадур, – он повел себя так, что был выставлен в двадцать четыре часа… Что же ты молчишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183