– Чарлз вырос в среде, где геи общаются в своем замкнутом кругу. Он не хотел, чтобы после его смерти подробности его жизни стали достоянием публики.
– ВИЧ, курение и английский завтрак – так это просто чудо, что он прожил так долго! – Выстоял, добился успеха и умер своей смертью. – Его семья отказалась от него из-за его нетрадиционной ориентации?
– Это сыграло первостепенную роль. В мире театра он нашел куда более теплый прием. – Где люди, подобные Кензи, готовы защищать его честь даже после его смерти.
– Театр всегда жил по своим законам. Из того, что я читала, даже в Древней Греции актеры были аутсайдерами. Люди, которых можно было бы назвать ненормальными, осмелившиеся придерживаться своей собственной морали. Однако им все прощали за их талант. И в Голливуде происходит все то же самое, как в Афинах двадцать пять веков назад.
– Терпимость к неординарному – может быть, лучшее, что есть в шоу-бизнесе. И как ни жесток этот мир, для талантливого человека всегда найдется место. – В словах Кензи не содержалось ничего необычного, но по его тону было ясно, что за этим стоит нечто очень личное. – Даже если кто-то из репортеров раскопает какие-то низкие подробности о Чарлзе, он все равно выше этого. Я думаю, он предпочел бы, чтобы его похоронили без лишнего шума. Уж если мы заговорили об этом, – продолжал он, – то стоит сказать, что британцы здоровее американцев, мы не чувствуем необходимости вываливать всю грязь на публику.
– Американцы готовы рассказывать о своей личной жизни гораздо больше, чем ты хотел бы знать, – заметила Рейни. – Они круглый день делают это перед камерами телевизора. Но некоторые проблемы действительно стоит обсуждать, иначе они превратятся в гноящиеся раны. – Было бы лучше, если бы Кензи был менее закрыт? Может быть. Но и в ее жизни существовал ряд вещей, о которых она не хотела бы говорить. – Я подозреваю, что актеры, которые много рассуждают о своих пагубных склонностях и сексуальной жизни, рискуют своей карьерой. Немного загадочности рождает у публики желание узнать больше, это ценное качество звезды.
– Секрет моего успеха, – усмехнулся Кензи.
– Ты смеешься, а я думаю, так и есть. Будучи знаменитостью, ты проделал огромную работу, чтобы сохранить загадочный ореол вокруг своей персоны. – После того как она вышла за него замуж, любой ее шаг стал во много раз интереснее для журналистов. И, думая о разводе, она радовалась, что скоро окажется в знакомой изоляции. – Куда мы едем, в «Дорчестер»?
Он кивнул.
– Я решил не возвращаться в Девон.
– Правильно, не сомневаюсь, Джош и Вэл соберут наши вещи. – Ее взгляд упал на сумку у ее ног, и она вытащила газету, которую ей дала Памела Лейк.
Это издание было не единственным, где работала Памела, хотя ее личная визитка была приколота к первой странице. Очевидно, в надежде на ответ.
Взгляд Рейни упал на фотографию на первой странице, и она чуть не задохнулась от изумления.
– Что случилось? – резко спросил Кензи.
– Какой-то фотокор выследил нас в Девоне. – Она указала на фотографию. Там Кензи склонился к ней, одной рукой обнимая дерево. Она улыбалась ему с любовью в глазах и в душе. – Это самая романтическая фотография, где мы вдвоем. И подпись вопиющая: «Кензи и Рейни снова вместе!»
– Проклятие! – бросил он. – Никаких фактов, просто сотрясение воздуха.
Она просмотрела заметку ниже, которая включала еще несколько снимков. Хотя фотограф был не в состоянии проникнуть в спальню, он поймал момент, полный интимности и выразительный, как поцелуй.
Она прочла текст и, беспомощно положив газету на колени, сказала:
– Один работник отеля, пожелавший остаться неизвестным, уверяет, что видел, как мы входили в комнаты друг друга поздно ночью, а местная девица, которую я в глаза не видела, утверждает, что она получила мое «признание» за чаем. Ссылается на мои слова, что мы с тобой примирились и я жду от тебя ребенка. – Ее голос дрогнул. – Боже, как мне все это надоело, Кензи! Сил больше нет…
Он резко крутанул руль и припарковал машину прямо на автобусной остановке. Взяв газету, он просмотрел заголовки и фотографии.
– Эта самопровозглашенная наперсница может заблуждаться, а что касается того, что мы спим вместе, это правда. Поэтому нет оснований для суда.
– Даже если бы и были, процесс не заставит всех закрыть рты. Ненавижу, когда о моей личной жизни трубят на весь мир. – Она обхватила себя руками. – Я чувствую себя так, словно… чьи-то грязные пальцы ощупали меня…
Его лицо приняло неприступное выражение.
– Я виноват, что так получилось. – Он тщательно сложил газету. – Прости, Рейни, мне следовало держать дистанцию.
– Ах, Кен, все произошло по взаимному согласию. – И к их обоюдному удовольствию. Они оба счастливы, она понимала это душой.
Чувствуя безмерную усталость, она не сдержалась и спросила напрямик:
– Кензи, зачем мы разводимся, ведь нам так хорошо вместе? И не только в постели.
Он горько вздохнул:
– Потому что ты не доверяла мне, не доверяешь и никогда не будешь доверять.
Глава 25
Рейни подняла на него глаза и похолодела, ощутив, как в один миг он воздвиг между ними невидимую стену.
– Я не понимаю! Если бы ты был помешан на сексе и не пропускал ни одну женщину, тогда другое дело. Но ты не такой. Неужели так трудно сохранить целомудренность, когда мы врозь?
Красный двухэтажный автобус промчался мимо них, пронзительно сигналя.
Не обращая на него внимания, Кензи сказал:
– Ты заслуживаешь больше, чем я могу дать. – Он оставил ее вопрос без ответа. Пропустив мимо ушей ее слова так же, как проигнорировал автобус. – Время, проведенное в Девоне, – продолжал он, – было прекрасно, но оно кончилось. Даже там мы не смогли сохранить в тайне то, что произошло между нами. А в Лондоне это вообще будет невозможно.
– И что же? Секс стал ненужной забавой?
Другой автобус пророкотал, обгоняя их и обдавая клубами выхлопных газов.
– В том, что мы делали, определенно был элемент терапии. Впереди еще одна неделя съемок. Нам придется обойтись без этого. – Он прибавил газ и выехал на полосу интенсивного движения. – Каждый день, проведенный вместе, дает пищу для нелепых вымыслов и поводов вмешаться в нашу жизнь. Лучше закончить сейчас, иначе будет только хуже.
– Значит, ты принимаешь решение за нас двоих?
– Да. – Его губы сжались. – Я и так причинил тебе много вреда. Чем скорее мы расстанемся, тем лучше для тебя.
– Лишать женщину права голоса! Это действительно по-викториански! – Она слепо смотрела в окно, думая, как она обманулась. Но даже если и так, то она готова закончить все через неделю, но не сейчас.
– Джон Рандалл с каждым днем все больше превращает меня в викторианца. – Он подъезжал к «Дорчестеру». – Сегодня я буду заниматься организацией похорон Чарлза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– ВИЧ, курение и английский завтрак – так это просто чудо, что он прожил так долго! – Выстоял, добился успеха и умер своей смертью. – Его семья отказалась от него из-за его нетрадиционной ориентации?
– Это сыграло первостепенную роль. В мире театра он нашел куда более теплый прием. – Где люди, подобные Кензи, готовы защищать его честь даже после его смерти.
– Театр всегда жил по своим законам. Из того, что я читала, даже в Древней Греции актеры были аутсайдерами. Люди, которых можно было бы назвать ненормальными, осмелившиеся придерживаться своей собственной морали. Однако им все прощали за их талант. И в Голливуде происходит все то же самое, как в Афинах двадцать пять веков назад.
– Терпимость к неординарному – может быть, лучшее, что есть в шоу-бизнесе. И как ни жесток этот мир, для талантливого человека всегда найдется место. – В словах Кензи не содержалось ничего необычного, но по его тону было ясно, что за этим стоит нечто очень личное. – Даже если кто-то из репортеров раскопает какие-то низкие подробности о Чарлзе, он все равно выше этого. Я думаю, он предпочел бы, чтобы его похоронили без лишнего шума. Уж если мы заговорили об этом, – продолжал он, – то стоит сказать, что британцы здоровее американцев, мы не чувствуем необходимости вываливать всю грязь на публику.
– Американцы готовы рассказывать о своей личной жизни гораздо больше, чем ты хотел бы знать, – заметила Рейни. – Они круглый день делают это перед камерами телевизора. Но некоторые проблемы действительно стоит обсуждать, иначе они превратятся в гноящиеся раны. – Было бы лучше, если бы Кензи был менее закрыт? Может быть. Но и в ее жизни существовал ряд вещей, о которых она не хотела бы говорить. – Я подозреваю, что актеры, которые много рассуждают о своих пагубных склонностях и сексуальной жизни, рискуют своей карьерой. Немного загадочности рождает у публики желание узнать больше, это ценное качество звезды.
– Секрет моего успеха, – усмехнулся Кензи.
– Ты смеешься, а я думаю, так и есть. Будучи знаменитостью, ты проделал огромную работу, чтобы сохранить загадочный ореол вокруг своей персоны. – После того как она вышла за него замуж, любой ее шаг стал во много раз интереснее для журналистов. И, думая о разводе, она радовалась, что скоро окажется в знакомой изоляции. – Куда мы едем, в «Дорчестер»?
Он кивнул.
– Я решил не возвращаться в Девон.
– Правильно, не сомневаюсь, Джош и Вэл соберут наши вещи. – Ее взгляд упал на сумку у ее ног, и она вытащила газету, которую ей дала Памела Лейк.
Это издание было не единственным, где работала Памела, хотя ее личная визитка была приколота к первой странице. Очевидно, в надежде на ответ.
Взгляд Рейни упал на фотографию на первой странице, и она чуть не задохнулась от изумления.
– Что случилось? – резко спросил Кензи.
– Какой-то фотокор выследил нас в Девоне. – Она указала на фотографию. Там Кензи склонился к ней, одной рукой обнимая дерево. Она улыбалась ему с любовью в глазах и в душе. – Это самая романтическая фотография, где мы вдвоем. И подпись вопиющая: «Кензи и Рейни снова вместе!»
– Проклятие! – бросил он. – Никаких фактов, просто сотрясение воздуха.
Она просмотрела заметку ниже, которая включала еще несколько снимков. Хотя фотограф был не в состоянии проникнуть в спальню, он поймал момент, полный интимности и выразительный, как поцелуй.
Она прочла текст и, беспомощно положив газету на колени, сказала:
– Один работник отеля, пожелавший остаться неизвестным, уверяет, что видел, как мы входили в комнаты друг друга поздно ночью, а местная девица, которую я в глаза не видела, утверждает, что она получила мое «признание» за чаем. Ссылается на мои слова, что мы с тобой примирились и я жду от тебя ребенка. – Ее голос дрогнул. – Боже, как мне все это надоело, Кензи! Сил больше нет…
Он резко крутанул руль и припарковал машину прямо на автобусной остановке. Взяв газету, он просмотрел заголовки и фотографии.
– Эта самопровозглашенная наперсница может заблуждаться, а что касается того, что мы спим вместе, это правда. Поэтому нет оснований для суда.
– Даже если бы и были, процесс не заставит всех закрыть рты. Ненавижу, когда о моей личной жизни трубят на весь мир. – Она обхватила себя руками. – Я чувствую себя так, словно… чьи-то грязные пальцы ощупали меня…
Его лицо приняло неприступное выражение.
– Я виноват, что так получилось. – Он тщательно сложил газету. – Прости, Рейни, мне следовало держать дистанцию.
– Ах, Кен, все произошло по взаимному согласию. – И к их обоюдному удовольствию. Они оба счастливы, она понимала это душой.
Чувствуя безмерную усталость, она не сдержалась и спросила напрямик:
– Кензи, зачем мы разводимся, ведь нам так хорошо вместе? И не только в постели.
Он горько вздохнул:
– Потому что ты не доверяла мне, не доверяешь и никогда не будешь доверять.
Глава 25
Рейни подняла на него глаза и похолодела, ощутив, как в один миг он воздвиг между ними невидимую стену.
– Я не понимаю! Если бы ты был помешан на сексе и не пропускал ни одну женщину, тогда другое дело. Но ты не такой. Неужели так трудно сохранить целомудренность, когда мы врозь?
Красный двухэтажный автобус промчался мимо них, пронзительно сигналя.
Не обращая на него внимания, Кензи сказал:
– Ты заслуживаешь больше, чем я могу дать. – Он оставил ее вопрос без ответа. Пропустив мимо ушей ее слова так же, как проигнорировал автобус. – Время, проведенное в Девоне, – продолжал он, – было прекрасно, но оно кончилось. Даже там мы не смогли сохранить в тайне то, что произошло между нами. А в Лондоне это вообще будет невозможно.
– И что же? Секс стал ненужной забавой?
Другой автобус пророкотал, обгоняя их и обдавая клубами выхлопных газов.
– В том, что мы делали, определенно был элемент терапии. Впереди еще одна неделя съемок. Нам придется обойтись без этого. – Он прибавил газ и выехал на полосу интенсивного движения. – Каждый день, проведенный вместе, дает пищу для нелепых вымыслов и поводов вмешаться в нашу жизнь. Лучше закончить сейчас, иначе будет только хуже.
– Значит, ты принимаешь решение за нас двоих?
– Да. – Его губы сжались. – Я и так причинил тебе много вреда. Чем скорее мы расстанемся, тем лучше для тебя.
– Лишать женщину права голоса! Это действительно по-викториански! – Она слепо смотрела в окно, думая, как она обманулась. Но даже если и так, то она готова закончить все через неделю, но не сейчас.
– Джон Рандалл с каждым днем все больше превращает меня в викторианца. – Он подъезжал к «Дорчестеру». – Сегодня я буду заниматься организацией похорон Чарлза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99