Поморщившись, он потер лоб. Рейни заставила его выпить какие-то таблетки, он послушался, а теперь жалел об этом. После лекарств он всегда чувствовал себя разбитым и заторможенным.
– Ну что, очухался? – тихо прозвучал голос Рейн.
– Только потому, что нет другого выхода.
Он вытянул ноги и спрятал лицо в ладонях. Без пиджака и галстука, но в черных брюках и сорочке он походил на Джеймса Бонда после крутой попойки.
Рейн устроилась в кресле с книгой на коленях. Она сменила строгий костюм на свободные шелковые брюки и легкий свитер. Но тени под глазами выдавали ее душевное состояние.
Он поднялся и пошел к бару в главном салоне. Этот чертов самолет как две капли воды похож на тот, на котором они летели домой после съемок в «Пурпурном цветке». Летели навстречу своему счастью. Ирония судьбы, которую трудно не заметить.
Он налил в стакан тройную порцию виски, не добавив ни капли содовой.
Подойдя к нему, Рейн осторожно заметила:
– Алкоголь – не лучший выбор после приема транквилизаторов.
Он отхлебнул добрую треть виски.
– Честно говоря, мне на это наплевать.
Она вздохнула.
– Остается надеяться, что со временем это пройдет.
Он уселся в широкое кожаное кресло. Черт возьми, куда ехать после посадки? И где они сейчас? За иллюминатором было светло, но, поскольку они летели на запад, вслед за солнцем, это ни о чем не говорило.
– Где мы?
– В часе полета до Нью-Йорка. – Она села напротив. – Я сказала пилоту, чтобы вместо Лос-Анджелеса он летел в Нью-Мексико. Думаю, Сибола – более подходящее место, чем Калифорния.
Он поднял на нее глаза. Да она просто гений! Уединенное ранчо оставалось единственным светлым пятном посреди всего того мрака, который обрушился на него. Местом, где он может укрыться от остального мира.
Он снова отхлебнул виски. Алкоголь – самый древний способ отвлечься. И хотя он издавна пользуется дурной славой, мудрость и рассудительность лучше оставить на потом.
– Твоя сдержанность достойна восхищения, – бросил он.
– Я решила, что ты сам расскажешь обо всем, когда придет время. Если захочешь… – Она замялась, потом медленно проговорила: – Единственное, что мне пришло в голову: человек может пойти на такое, чтобы не умереть с голоду. Многие подростки так поступают. Счастливчикам удается выпутаться.
Прикрыв глаза, он с холодной отстраненностью перебирал в уме чудовищные подробности своего детства, будто это касалось кого-то другого. Так легче рассказать правду, а Рейни заслуживает этого.
Неплохое предположение, но более милосердное, чем я заслуживаю. Я занимался именно тем, в чем обвинил меня Найджел Скотт, – проституцией.
После продолжительного молчания она спросила:
– Долго?
– Пять лет. С семи до двенадцати.
Она чуть не задохнулась.
– О Господи! Это не проституция, а растление малолетних! Как такое могло случиться?
– Моя мать родилась в Шотландии, в какой-то глухомани. Лет в семнадцать она сбежала в Лондон. Вероятно, она уже была беременна, а может, это произошло позже, я мало
что знаю о ней.
– А кто твой отец?
– Не имею ни малейшего понятия.
Она горько усмехнулась:
– Это нас сближает.
– Да, нам обоим досталось…
Он замолчал. Допив стакан, он направился к бару, но на этот раз добавил в виски лед.
Когда он снова сел, Рейн робко заметила:
– Я никогда не видела, чтобы ты столько пил.
– Если бы была такая возможность, я бы вливал алкоголь прямо в вену.
Он прижал ко лбу холодный стакан, вспоминая свою мать. Высокая, темноволосая и зеленоглазая. Красивая и слишком… хрупкая и слабая.
– Мою мать звали Мэгги Маккензи, хотя, думаю, это вымышленное имя. Поскольку я поразительно похож на нее, одному Богу известно, какие еще гены смешались во мне.
– Так свидетельство о рождении Джеймса Маккензи, которое разыскал Найджел Стоун, подлинное?
– Вероятно.
– Ты говорил, что у Стоуна нет никаких улик.
– Он не может доказать, что это именно мое свидетельство о рождении. С того момента, когда семилетнего Джейми Маккензи выгнали из муниципальной лондонской школы, и до поступления Кензи Скотта в театральную академию прошло одиннадцать лет. Об этом периоде не существует абсолютно никаких документов. Я просто не существовал.
Он и сейчас не существует. Вся его жизнь – сплошной мираж.
– Как же случилось, что ты из сына матери-одиночки превратился… – ее голос прервался, – в подростка, торгующего своим телом, а потом в студента самой знаменитой театральной школы?
– Так уж получилось, что это занятие было семейным бизнесом. У моей матери не было других навыков, – резко ответил он. – Когда я пошел в школу и учителя сказали, что я отстаю в развитии, она делала для меня все, что могла. Но потом она подсела на наркотики и уже не понимала, что мне требуется срочная помощь. Наркотики стоили дорого, и у нее был только один способ заработать на них. Ее хозяин и сожитель Рок был сутенером. Он снабжал ее наркотиками, отбирал деньги, бил… Мне было семь, когда очередная доза оказалась слишком большой. – Он хрипло перевел дух. – Это убило ее.
– Ты… ты нашел ее тело? – с дрожью в голосе спросила Рейн.
– Она умирала у меня на глазах, и я ничего не мог сделать. – Он отпил глоток виски и подумал, что разговор дается ему легче, чем он предполагал. Видимо, все его чувства атрофировались. – Рок появился спустя несколько часов, чтобы поколотить ее за то, что она не вышла на работу. Ее смерть не произвела на него никакого впечатления. Вероятно, он не в первый раз терял девушку из-за передозировки. Он быстро уладил формальности. Я не знаю, где ее похоронили. Никакой службы не было. Она просто ушла. И все.
Но не исчезла из памяти.
– Сутенер обратился к властям, чтобы тебя отправили в приют или… как это в Англии называется? –
– Нет. Рок был слишком опытным бизнесменом, чтобы упустить свой шанс. Я был хорошеньким мальчиком, на таких всегда есть спрос. Он объяснил, что станет заботиться обо мне, но поскольку моя мать задолжала ему определенную сумму, мне придется отработать ее долг. И ударил меня так, что я отлетел в другой угол комнаты, чтобы продемонстрировать, что меня ждет, если я откажусь.
Джейми боялся Рока, но еще сильнее его страшила мысль, что он недоразвитый, глупый, никому не нужный мальчишка и иного обращения не заслуживает. Он превратился в покорного раба, даже не помышлявшего о том, что его жизнь когда-нибудь переменится.
Чтобы превратить человека в раба, нужно прежде всего сломить его волю.
– Семейный бизнес. – По щекам Рейни катились слезы. – Он заставлял тебя ублажать педофилов, извращенцев и еще бог знает кого?
– Возможно, это звучит странно, но для актера это лучший тренинг в мире. Я научился соблазнять клиентов, дрожать от страха перед теми, кому это нравилось, изображать страсть, оскорблять тех, кто хотел чувствовать унижение… По сравнению с этим театральная академия – детская игра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99