Глаза ее были так зелены, что даже в полумраке можно было определить их цвет. В них была густая зелень сумеречного леса, в них была его настороженная пустота. Хью спросил себя, каким она видит его.
Он протянул руку и легко провел по изгибу ее шеи. Арианна сделала над собой усилие, чтобы не содрогнуться, он заметил это с угрюмым восхищением. Они были ровней, были под стать друг другу, она и Рейн — оба чертовски смелые и идиотски благородные. Хью сильно сомневался, чтобы Сибил была способна принести подобную жертву даже ради человека, которого, как утверждала, она любила всем сердцем.
Его рука спустилась ниже, коснулась вершинок грудей. Вправо-влево... вправо-влево... через некоторое время соски выступили и затвердели, но на лице Арианны не выразилось и тени удовольствия.
— Может, попробуешь хоть немного наслаждаться всем этим? — спросил он с некоторым раздражением в голосе.
— Когда мы заключали сделку, о наслаждении речи не шло! — отрезала Арианна, жутковато усмехнувшись.
Хью отвернулся и отошел к столу, чтобы налить себе бокал вина. Пока он пил, то не сводил взгляда с женщины, застывшей у окна. Облака успели скрыть луну, и теперь ее кожи едва касался свет свечи, придавая ей мягкий оттенок золотистого меда. На высоких, резко обозначившихся скулах горели два пятна румянца, и это было единственное, что выдавало ее неловкость от сознания своей наготы.
— Ты можешь отказаться от сделки, если тебя тяготит, что она заключена именно со мной, — заметил Хью. — На моем месте вполне может быть король Генрих, который питает слабость к хорошеньким мордашкам. Наконец ты можешь попробовать сама купить Рейну свободу. Это я к тому, что мой брат, похоже, не преисполнился благодарности, когда узнал, какую великую жертву ты собралась принести ради него.
— Рейн не слишком умен, — спокойно ответила Арианна. — Я не совершаю смертного греха, поступая так. Но я могла бы совершить и настоящий грех, чтобы спасти его жизнь. Я могла бы разделить ложе с Люцифером, стала бы уличной шлюхой, раздвинула бы ноги для каждого из англичан, даже самого последнего...
— А он в ответ никогда не простил бы тебя.
— Ну и пусть! — сказала она, вскидывая голову. — Я все равно пошла бы на это. Я уже это делаю.
— Нет... — задумчиво покачав головой, Хью поставил пустой бокал на стол. — Нет, жертвы мне не нужны.
Он подошел, поднял с пола халат и протянул Арианне. Она не приняла его. Она даже отступила слегка и глубоко, неровно вздохнула.
— Прошу вас, милорд граф, не разрывайте нашего соглашения! Прошу вас! Я постараюсь... я сделаю вид, что наслаждаюсь... милорд!
Он невольно засмеялся: даже Сибил никогда не утруждалась тем, чтобы изображать удовольствие, — и ткнул халат Арианне в руку.
— Не нужно умолять, девочка моя, дело не в тебе. Я только что подумал обо всем хорошенько и понял, что вот-вот сам себя высеку. Если ты отдашься мне из любви к Рейну, то это никак не поможет мне расквитаться за те ночи, когда Сибил отдавалась мне из любви к нему же. И в том и в другом случае я получаю только объедки с чужого стола.
Была и еще одна причина, чтобы передумать, но Хью скорее откусил бы себе язык, чем высказал ее. Рейн... Рейн с его врожденной смелостью. Рейн с его трепетным отношением к рыцарской чести, которую на словах он так часто и так едко высмеивал, но за которую умер бы не колеблясь. Рейн с его наивной и безнадежной верой в то, что в Богом проклятом мире все-таки существует добро, существует справедливость. Он был нелепым, Рейн, и он был именно таким, каким всегда мечтал быть Хью. Это верно, бывали дни, месяцы и даже годы, когда он ненавидел старшего брата всем сердцем, но и бывали времена, когда он никого не любил так, как его.
Хью покачал головой и снова засмеялся. Арианна смотрела на него, комкая в руках халат, и пальцы ее казались особенно белыми на алом фоне бархата.
— Могу я надеяться, что вы все-таки поможете ему бежать?
— Хм... — Хью потыкал изнутри языком в одну щеку, потом в другую и притворно вздохнул. — Не могу же я допустить, чтобы мой единокровный брат закончил свои дни, качаясь на виселице Тайберна с выпущенными кишками. Это запятнает честь нашего рода.
Он прошел к столу, повертел в руках бокал отличного венецианского стекла и постучал по его краю ногтем.
— Знаешь ли, я никогда не понимал, чего ради Рейн так лезет вон из кожи, чтобы заслужить любовь и уважение старого графа, — вдруг сказал он и усмехнулся без насмешки. — В нашей семье он был бастардом в полном смысле этого слова.
Он поднял взгляд на Арианну. Она так и стояла, стискивая в, руках халат, и смотрела на него расширенными, полными отчаяния глазами.
— Советую тебе побыстрее одеться, — протянул он лениво, томно. — Я ведь могу и передумать,
Когда она послушно оделась и завязала пояс халата, он подошел к ней снова. Сам себе удивляясь, он наклонился и чмокнул ее в кончик носа самым что ни на есть братским поцелуем.
— Оставайся здесь на всю ночь. Если хочешь, можешь заложить щеколду, но, клянусь честью — какой бы жалкой и ничтожной ни была честь Хью Честера, — твоя добродетель в полной безопасности.
И он поспешил к двери, так как по опыту знал, что не склонен к благотворительности.
У двери он помедлил. Арианна стояла на том же месте, придерживая на груди тесно запахнутые полы халата. Губы ее были слегка приоткрыты — от удивления или, может быть, облегчения. Она выглядела очень красивой, заливаемая лунным светом, настороженная. В этот момент Хью проклял так некстати пробудившуюся совесть. Черт возьми, она спокойно спала почти всю его жизнь, вот и продолжала бы спать! Но только ли совесть была виной тому, что он уходил, оставляя эту красивую женщину? Может быть, просто-напросто она не была Сибил?
Как странно, как нелепо было все это! Как хотелось высмеять себя... и как хотелось себя оплакать!
«Вот я, — думал Хью, — красавец мужчина, богатый как Крез, один из влиятельнейших, могущественнейших баронов Англии, которого боится тронуть сам король. Стоит только щелкнуть пальцами, и мне с восторгом отдастся любая. Даже Сибил, проклятая сука, не осмелится отказать мне и покорно раздвинет ноги... но сердце ее останется закрытым».
Он думал о том, как играет человеком судьба. Если бы только Сибил могла полюбить его — хоть самую малость, — ему бы в голову не пришло желать других женщин.
Если бы она могла полюбить его, он простил бы то, что было между ней и Рейном.
Уходя, он отвесил жене брата насмешливый поклон и усмехнулся с горькой иронией:
— Запомните этого негодяя обратившимся к добру, миледи.
Глава 28
Смотритель тюрьмы застонал при виде элегантного, томного графа Честера, направляющегося к нему через всю просторную главную залу Белого Тауэра. На сей раз назойливый гость привел с собой не особу женского пола, а священника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
Он протянул руку и легко провел по изгибу ее шеи. Арианна сделала над собой усилие, чтобы не содрогнуться, он заметил это с угрюмым восхищением. Они были ровней, были под стать друг другу, она и Рейн — оба чертовски смелые и идиотски благородные. Хью сильно сомневался, чтобы Сибил была способна принести подобную жертву даже ради человека, которого, как утверждала, она любила всем сердцем.
Его рука спустилась ниже, коснулась вершинок грудей. Вправо-влево... вправо-влево... через некоторое время соски выступили и затвердели, но на лице Арианны не выразилось и тени удовольствия.
— Может, попробуешь хоть немного наслаждаться всем этим? — спросил он с некоторым раздражением в голосе.
— Когда мы заключали сделку, о наслаждении речи не шло! — отрезала Арианна, жутковато усмехнувшись.
Хью отвернулся и отошел к столу, чтобы налить себе бокал вина. Пока он пил, то не сводил взгляда с женщины, застывшей у окна. Облака успели скрыть луну, и теперь ее кожи едва касался свет свечи, придавая ей мягкий оттенок золотистого меда. На высоких, резко обозначившихся скулах горели два пятна румянца, и это было единственное, что выдавало ее неловкость от сознания своей наготы.
— Ты можешь отказаться от сделки, если тебя тяготит, что она заключена именно со мной, — заметил Хью. — На моем месте вполне может быть король Генрих, который питает слабость к хорошеньким мордашкам. Наконец ты можешь попробовать сама купить Рейну свободу. Это я к тому, что мой брат, похоже, не преисполнился благодарности, когда узнал, какую великую жертву ты собралась принести ради него.
— Рейн не слишком умен, — спокойно ответила Арианна. — Я не совершаю смертного греха, поступая так. Но я могла бы совершить и настоящий грех, чтобы спасти его жизнь. Я могла бы разделить ложе с Люцифером, стала бы уличной шлюхой, раздвинула бы ноги для каждого из англичан, даже самого последнего...
— А он в ответ никогда не простил бы тебя.
— Ну и пусть! — сказала она, вскидывая голову. — Я все равно пошла бы на это. Я уже это делаю.
— Нет... — задумчиво покачав головой, Хью поставил пустой бокал на стол. — Нет, жертвы мне не нужны.
Он подошел, поднял с пола халат и протянул Арианне. Она не приняла его. Она даже отступила слегка и глубоко, неровно вздохнула.
— Прошу вас, милорд граф, не разрывайте нашего соглашения! Прошу вас! Я постараюсь... я сделаю вид, что наслаждаюсь... милорд!
Он невольно засмеялся: даже Сибил никогда не утруждалась тем, чтобы изображать удовольствие, — и ткнул халат Арианне в руку.
— Не нужно умолять, девочка моя, дело не в тебе. Я только что подумал обо всем хорошенько и понял, что вот-вот сам себя высеку. Если ты отдашься мне из любви к Рейну, то это никак не поможет мне расквитаться за те ночи, когда Сибил отдавалась мне из любви к нему же. И в том и в другом случае я получаю только объедки с чужого стола.
Была и еще одна причина, чтобы передумать, но Хью скорее откусил бы себе язык, чем высказал ее. Рейн... Рейн с его врожденной смелостью. Рейн с его трепетным отношением к рыцарской чести, которую на словах он так часто и так едко высмеивал, но за которую умер бы не колеблясь. Рейн с его наивной и безнадежной верой в то, что в Богом проклятом мире все-таки существует добро, существует справедливость. Он был нелепым, Рейн, и он был именно таким, каким всегда мечтал быть Хью. Это верно, бывали дни, месяцы и даже годы, когда он ненавидел старшего брата всем сердцем, но и бывали времена, когда он никого не любил так, как его.
Хью покачал головой и снова засмеялся. Арианна смотрела на него, комкая в руках халат, и пальцы ее казались особенно белыми на алом фоне бархата.
— Могу я надеяться, что вы все-таки поможете ему бежать?
— Хм... — Хью потыкал изнутри языком в одну щеку, потом в другую и притворно вздохнул. — Не могу же я допустить, чтобы мой единокровный брат закончил свои дни, качаясь на виселице Тайберна с выпущенными кишками. Это запятнает честь нашего рода.
Он прошел к столу, повертел в руках бокал отличного венецианского стекла и постучал по его краю ногтем.
— Знаешь ли, я никогда не понимал, чего ради Рейн так лезет вон из кожи, чтобы заслужить любовь и уважение старого графа, — вдруг сказал он и усмехнулся без насмешки. — В нашей семье он был бастардом в полном смысле этого слова.
Он поднял взгляд на Арианну. Она так и стояла, стискивая в, руках халат, и смотрела на него расширенными, полными отчаяния глазами.
— Советую тебе побыстрее одеться, — протянул он лениво, томно. — Я ведь могу и передумать,
Когда она послушно оделась и завязала пояс халата, он подошел к ней снова. Сам себе удивляясь, он наклонился и чмокнул ее в кончик носа самым что ни на есть братским поцелуем.
— Оставайся здесь на всю ночь. Если хочешь, можешь заложить щеколду, но, клянусь честью — какой бы жалкой и ничтожной ни была честь Хью Честера, — твоя добродетель в полной безопасности.
И он поспешил к двери, так как по опыту знал, что не склонен к благотворительности.
У двери он помедлил. Арианна стояла на том же месте, придерживая на груди тесно запахнутые полы халата. Губы ее были слегка приоткрыты — от удивления или, может быть, облегчения. Она выглядела очень красивой, заливаемая лунным светом, настороженная. В этот момент Хью проклял так некстати пробудившуюся совесть. Черт возьми, она спокойно спала почти всю его жизнь, вот и продолжала бы спать! Но только ли совесть была виной тому, что он уходил, оставляя эту красивую женщину? Может быть, просто-напросто она не была Сибил?
Как странно, как нелепо было все это! Как хотелось высмеять себя... и как хотелось себя оплакать!
«Вот я, — думал Хью, — красавец мужчина, богатый как Крез, один из влиятельнейших, могущественнейших баронов Англии, которого боится тронуть сам король. Стоит только щелкнуть пальцами, и мне с восторгом отдастся любая. Даже Сибил, проклятая сука, не осмелится отказать мне и покорно раздвинет ноги... но сердце ее останется закрытым».
Он думал о том, как играет человеком судьба. Если бы только Сибил могла полюбить его — хоть самую малость, — ему бы в голову не пришло желать других женщин.
Если бы она могла полюбить его, он простил бы то, что было между ней и Рейном.
Уходя, он отвесил жене брата насмешливый поклон и усмехнулся с горькой иронией:
— Запомните этого негодяя обратившимся к добру, миледи.
Глава 28
Смотритель тюрьмы застонал при виде элегантного, томного графа Честера, направляющегося к нему через всю просторную главную залу Белого Тауэра. На сей раз назойливый гость привел с собой не особу женского пола, а священника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162