Рейн зажмурился. Кожа на его лице натянулась, черты обострились, и он начал вздрагивать всем телом, все сильнее и сильнее. Арианна вдруг почувствовала, какую власть имеет над ним в этот момент.
— О нет, хватит! — вдруг крикнул он вполголоса и схватил ее за руку. — Хватит...
Он прижался лицом к изгибу ее шеи и вдруг засмеялся, так что дыхание, влажное и жаркое, обожгло ей кожу.
— Что-то мне подсказывает, что скоро, очень скоро ты достигнешь в этом больших успехов!
Волосы ненадолго упали ей на шею, скользнули по груди, спускаясь по телу в унисон с движением губ. Рейн приподнял голову: рот его был прямо над соском, и Арианна притихла, округлив глаза, когда он полностью втянул его внутрь, словно вишенку, которую пытался снять со стебелька. Удовольствие, которое она испытала при этом, почти заставило ее вскрикнуть. Почти... но она и впрямь закричала, когда ладонь легла на холмик внизу живота, когда палец вдруг проник глубоко внутрь ее. Она содрогнулась, на мгновение приподнявшись над постелью, и сжала ноги изо всех сил.
Рейн замер. В полной тишине частое дыхание Арианны звучало неестественно громко и хрипло. Она приподняла тяжелые веки и увидела лицо мужа рядом, очень близко. Его дыхание заполнило ее раскрытый рот.
— Раздвинь ноги, — прошептал он.
И ноги ее раздвинулись.
Палец входил в нее, выскальзывал, входил снова. При этом подушечка большого пальца поглаживала нежные лепестки плоти, пробираясь все выше. Это напоминало прикосновение пламени свечи к факелу, пропитанному маслом и готовому вспыхнуть. И Арианна вспыхнула пламенем, которое стремительно разгоралось, поглощая ее внутри, угрожая испепелить. Она слышала свой голос, что-то шепчущий, постанывающий, издающий жалобные непроизвольные звуки. Она сознавала, что бесстыдно раздвигает ноги все больше, и ей было все равно, все равно, все равно...
Она впивалась ногтями в мужские плечи там, где могла дотянуться, она металась головой по постели, думая, что он должен, должен прекратить, иначе она разлетится на осколки, как упавший кувшин. И что тогда будет с ней? Она не сумеет собрать себя заново и никогда уже не будет прежней Арианной! Но пламя от ее страха только разгоралось сильнее, поглощая воздух из груди и не давая дышать, и сердце уже останавливалось... она должна была умереть, и это было бы правильно, потому что то, что казалось смертью, принесло бы с собой облегчение.
Это было бы правильно... но она сопротивлялась, не позволяя себе... чего?
— Отдайся мне, Арианна, — слышался шепот очень близко, совсем рядом, — отдайся мне!
— Нет, я не могу! — выкрикнула она вместе с рыданием. Она не понимала, о чем он просит, этот мужчина, который почти уже завладел ею, но она знала, что не уступит ему. Она не могла, не имела права сдаться ему совершенно, как сдается побежденный замок. Если бы она сделала это, то отдала бы ему часть своей души.
Она едва могла дышать, хотя грудь вздымалась и вздымалась, требуя воздуха. Сердце грохотало, и кровь шумела в ушах. Снова Арианна открыла глаза, чувствуя рядом лицо мужа. «Он не получит меня, — думала она. — Не получит, потому что на самом деле не нуждается во мне. Потому что не хочет от меня ничего, что по-настоящему важно».
Рейн накрыл ее всем телом, и напряженное острие его страсти прочертило прямую линию вверх по ее животу. Он приподнялся, потерся между лепестками ее плоти и естественно, мягко скользнул внутрь. Арианна бессознательно поморщилась, но очень скоро неприятное ощущение сменилось чувством наполненности, по мере того как она постепенно во всю длину принимала в себя этот инородный предмет, для которого странным образом была приспособлена.
— Боже милостивый! До чего же ты узка!
Руки ее беспокойно метались вверх-вниз по спине мужа, бедра двигались тоже, инстинктивно отыскивая наилучшее положение. Еще немного глубже... у Рейна вырвался стон.
— Хорошо... как же там хорошо!.. Он приподнял ее за бедра, прижимая ближе, теснее — вдруг одним толчком погрузился до конца. Арианна вскрикнула.
— Перестань! Мне больно!
— Не могу, сладость моя. Теперь уже не могу! — Но он начал выскальзывать... нет, только для того, чтобы войти в нее снова, сначала медленно и осторожно, потом все быстрее. Ладони, обхватившие ее бедра, приподнимали их в том же ритме, и боль, поначалу ее испугавшая, постепенно растаяла, хотя и не вполне. Арианна прильнула к движущемуся телу, не сознавая даже, что делает это. Ее пугала полная беспомощность, ощущение проникновения так глубоко внутрь ее и того, что ею обладают... но это было и волнующее, возбуждающее чувство, в котором крылось что-то примитивное и дикое. Постепенно внизу живота начало нарастать стеснение, поднимаясь вверх подобием спирали, заполняя грудь быстро и неумолимо, пока вновь не стало невозможно дышать.
Спина которую гладили ее руки, стала скользкой от пота. Дыхание возле уха становилось все более громким и хриплым. Рейн выгибался все сильнее, толчки становились все чаще и резче. Наконец он отстранился, замер на мгновение, запрокинув голову, и буквально ворвался в нее снова. Всем телом Арианна ощутила его содрогания. Она раскрыла глаза в неосознанной потребности видеть... и увидела лицо, искаженное, словно в момент агонии.
— Арианна! Боже, Боже! Арианна!
Крик прозвучал так, как будто вырвался из сдавленного горла, словно Рейн хотел удержать его, но не смог. Зато она не сдалась, не уступила ему! Он взял ее тело, но не душу... не ее самое!
Тогда почему же она испытывала сейчас не гордость, а печаль?
Прошло немало времени, прежде чем Рейн пришел в себя. Он оставался поверх нее, одной ногой прижимая к постели ее бедра. Его широкая грудь ходила ходуном, с силой нажимая на ее груди.
Арианна чувствовала себя совершенно измученной, словно над ней потрудились вальки целой толпы прачек. Его плоть все еще была внутри у нее, и даже ее вялость и неподвижность были болезненны для Арианны. Однако когда Рейн попробовал отстраниться, она сжала ноги. Не понимая, почему именно, она все же не хотела, чтобы он оставил ее. Она чувствовала неприятную пустоту внутри. И печаль.
Они оставались в этой позе долгое время, молча, потом Рейн перекатился на бок, и выскользнул из нее.
— С каждым разом будет все легче, — сказал он, приподнимаясь на локте. — Постепенно ты совсем перестанешь бояться и даже начнешь испытывать удовольствие.
— Долг велит мне уступать вам, милорд, но и только. Супружеские обязанности не включают в себя чувство удовольствия.
— Проклятие! Не смей называть меня милордом, когда мы в постели!
Глаза Рейна сверкнули, отражая пламя свечи. Они казались плоскими и твердыми, словно были выкованы из серебра, но движение, которым он проследил линию ее рта, было удивительно нежным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
— О нет, хватит! — вдруг крикнул он вполголоса и схватил ее за руку. — Хватит...
Он прижался лицом к изгибу ее шеи и вдруг засмеялся, так что дыхание, влажное и жаркое, обожгло ей кожу.
— Что-то мне подсказывает, что скоро, очень скоро ты достигнешь в этом больших успехов!
Волосы ненадолго упали ей на шею, скользнули по груди, спускаясь по телу в унисон с движением губ. Рейн приподнял голову: рот его был прямо над соском, и Арианна притихла, округлив глаза, когда он полностью втянул его внутрь, словно вишенку, которую пытался снять со стебелька. Удовольствие, которое она испытала при этом, почти заставило ее вскрикнуть. Почти... но она и впрямь закричала, когда ладонь легла на холмик внизу живота, когда палец вдруг проник глубоко внутрь ее. Она содрогнулась, на мгновение приподнявшись над постелью, и сжала ноги изо всех сил.
Рейн замер. В полной тишине частое дыхание Арианны звучало неестественно громко и хрипло. Она приподняла тяжелые веки и увидела лицо мужа рядом, очень близко. Его дыхание заполнило ее раскрытый рот.
— Раздвинь ноги, — прошептал он.
И ноги ее раздвинулись.
Палец входил в нее, выскальзывал, входил снова. При этом подушечка большого пальца поглаживала нежные лепестки плоти, пробираясь все выше. Это напоминало прикосновение пламени свечи к факелу, пропитанному маслом и готовому вспыхнуть. И Арианна вспыхнула пламенем, которое стремительно разгоралось, поглощая ее внутри, угрожая испепелить. Она слышала свой голос, что-то шепчущий, постанывающий, издающий жалобные непроизвольные звуки. Она сознавала, что бесстыдно раздвигает ноги все больше, и ей было все равно, все равно, все равно...
Она впивалась ногтями в мужские плечи там, где могла дотянуться, она металась головой по постели, думая, что он должен, должен прекратить, иначе она разлетится на осколки, как упавший кувшин. И что тогда будет с ней? Она не сумеет собрать себя заново и никогда уже не будет прежней Арианной! Но пламя от ее страха только разгоралось сильнее, поглощая воздух из груди и не давая дышать, и сердце уже останавливалось... она должна была умереть, и это было бы правильно, потому что то, что казалось смертью, принесло бы с собой облегчение.
Это было бы правильно... но она сопротивлялась, не позволяя себе... чего?
— Отдайся мне, Арианна, — слышался шепот очень близко, совсем рядом, — отдайся мне!
— Нет, я не могу! — выкрикнула она вместе с рыданием. Она не понимала, о чем он просит, этот мужчина, который почти уже завладел ею, но она знала, что не уступит ему. Она не могла, не имела права сдаться ему совершенно, как сдается побежденный замок. Если бы она сделала это, то отдала бы ему часть своей души.
Она едва могла дышать, хотя грудь вздымалась и вздымалась, требуя воздуха. Сердце грохотало, и кровь шумела в ушах. Снова Арианна открыла глаза, чувствуя рядом лицо мужа. «Он не получит меня, — думала она. — Не получит, потому что на самом деле не нуждается во мне. Потому что не хочет от меня ничего, что по-настоящему важно».
Рейн накрыл ее всем телом, и напряженное острие его страсти прочертило прямую линию вверх по ее животу. Он приподнялся, потерся между лепестками ее плоти и естественно, мягко скользнул внутрь. Арианна бессознательно поморщилась, но очень скоро неприятное ощущение сменилось чувством наполненности, по мере того как она постепенно во всю длину принимала в себя этот инородный предмет, для которого странным образом была приспособлена.
— Боже милостивый! До чего же ты узка!
Руки ее беспокойно метались вверх-вниз по спине мужа, бедра двигались тоже, инстинктивно отыскивая наилучшее положение. Еще немного глубже... у Рейна вырвался стон.
— Хорошо... как же там хорошо!.. Он приподнял ее за бедра, прижимая ближе, теснее — вдруг одним толчком погрузился до конца. Арианна вскрикнула.
— Перестань! Мне больно!
— Не могу, сладость моя. Теперь уже не могу! — Но он начал выскальзывать... нет, только для того, чтобы войти в нее снова, сначала медленно и осторожно, потом все быстрее. Ладони, обхватившие ее бедра, приподнимали их в том же ритме, и боль, поначалу ее испугавшая, постепенно растаяла, хотя и не вполне. Арианна прильнула к движущемуся телу, не сознавая даже, что делает это. Ее пугала полная беспомощность, ощущение проникновения так глубоко внутрь ее и того, что ею обладают... но это было и волнующее, возбуждающее чувство, в котором крылось что-то примитивное и дикое. Постепенно внизу живота начало нарастать стеснение, поднимаясь вверх подобием спирали, заполняя грудь быстро и неумолимо, пока вновь не стало невозможно дышать.
Спина которую гладили ее руки, стала скользкой от пота. Дыхание возле уха становилось все более громким и хриплым. Рейн выгибался все сильнее, толчки становились все чаще и резче. Наконец он отстранился, замер на мгновение, запрокинув голову, и буквально ворвался в нее снова. Всем телом Арианна ощутила его содрогания. Она раскрыла глаза в неосознанной потребности видеть... и увидела лицо, искаженное, словно в момент агонии.
— Арианна! Боже, Боже! Арианна!
Крик прозвучал так, как будто вырвался из сдавленного горла, словно Рейн хотел удержать его, но не смог. Зато она не сдалась, не уступила ему! Он взял ее тело, но не душу... не ее самое!
Тогда почему же она испытывала сейчас не гордость, а печаль?
Прошло немало времени, прежде чем Рейн пришел в себя. Он оставался поверх нее, одной ногой прижимая к постели ее бедра. Его широкая грудь ходила ходуном, с силой нажимая на ее груди.
Арианна чувствовала себя совершенно измученной, словно над ней потрудились вальки целой толпы прачек. Его плоть все еще была внутри у нее, и даже ее вялость и неподвижность были болезненны для Арианны. Однако когда Рейн попробовал отстраниться, она сжала ноги. Не понимая, почему именно, она все же не хотела, чтобы он оставил ее. Она чувствовала неприятную пустоту внутри. И печаль.
Они оставались в этой позе долгое время, молча, потом Рейн перекатился на бок, и выскользнул из нее.
— С каждым разом будет все легче, — сказал он, приподнимаясь на локте. — Постепенно ты совсем перестанешь бояться и даже начнешь испытывать удовольствие.
— Долг велит мне уступать вам, милорд, но и только. Супружеские обязанности не включают в себя чувство удовольствия.
— Проклятие! Не смей называть меня милордом, когда мы в постели!
Глаза Рейна сверкнули, отражая пламя свечи. Они казались плоскими и твердыми, словно были выкованы из серебра, но движение, которым он проследил линию ее рта, было удивительно нежным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162