— Однако он дешево отделался: только принял после происшествия ванну, — сказал аббат де Берни.
— Из крови? — спросила Кинон.
— Как из крови? — ужаснулась Дюмениль.
— Конечно. Это обычное дело для графа.
— Он принимает ванны из крови?
— Как? Вы этого не знаете? Однако весь Париж только об этом и говорит.
— Де Шароле принимает ванны из крови?
— Да. Чтобы поправить свое здоровье, он принимает ванны из крови быков.
— Говорят и худшее, — заметил Таванн.
— И, может быть, не напрасно, — прибавил Ришелье.
— Что же говорят? — спросила Дюмениль.
Креки осмотрелся вокруг, не подслушивает ли какой-нибудь нескромный лакей, потом, понизив голос, сказал:
— Говорят, что эти ванны, которые он принимает в последнюю пятницу каждого месяца, состоят на три четверти из бычьей крови и на четверть — из человеческой.
Все присутствующие вздрогнули от ужаса и отвращения.
— Говорят также, — сказал маркиз, — что эта человеческая кровь — кровь ребенка.
— Какой ужас! — вскричала Сале.
— И граф совершает подобную гнусность для улучшения своего здоровья! — возмутилась Дюмениль.
— Он надеется помолодеть, — сказал герцог Ришелье.
— Если бы король это знал!
— Но он пока не знает, никто не осмеливается ему рассказать.
— Довольно, не будем об этом, — сказала Госсен с выражением глубокого отвращения.
— Скажите мне, месье де Таванн, почему вы решили, что ваш друг, Петушиный Рыцарь, враг графа де Шароле?
— Почему… не знаю, — отвечал виконт, — но это легко доказать. В прошедшем году каждый раз, когда граф позволял себе проделать что-то гадкое — стрелять в прохожих, вырывать волосы у лакеев, мучить женщин, которых любит, — на дверях его особняка ночью появлялась афиша с такими простыми словами: «Шароле подлец», и подпись: «Петушиный Рыцарь». Вы догадываетесь, что афиши эти висят недолго. Граф никак не может застать врасплох виновного, хотя и отдал распоряжение, но…
Жалобный крик, вдруг раздавшийся на улице, остановил слова на губах виконта.
— Похоже, зовут на помощь, — сказал маркиз де Креки, вставая.
— Кто-то стонет, — добавила Комарго.
Она поспешно встала, все гости последовали ее примеру. Князь де Ликсен тут же открыл окно.
— Ничего не видно! — сказал он.
— И не слышно ни звука! — прибавил герцог де Бриссак.
«Конфетница» Комарго находилась на углу улиц Трех Павильонов и Жемчужной, вход в особняк был с улицы Трех Павильонов. Но стоял он между двором и садом, и часть здания выходила на Жемчужную улицу, в этой части располагалась столовая. Снег покрывал мостовую. Дамы и мужчины столпились у трех окон и с беспокойством выглядывали наружу. С минуту продолжалось глубокое молчание.
— Нам показалось, — сказал герцог де Бриссак.
— Но я что-то слышал, — сказал Таванн.
— И я тоже, — прибавила Комарго, — это был крик испуга, перешедший в стон.
— Ничего больше не слышно… и не видно ничего.
— Тс-с! — сказала Кинон. Все прислушались.
— Я, кажется, слышу, — тихо прошептала Кинон, — кто-то стонет.
— Это стоны страдающего человека, — прибавила Дюмениль. — Я ясно их слышу.
— Надо пойти посмотреть, — сказал Таванн.
— Нет, нет! Подождите! — вскричала Комарго. — Я пошлю людей, пусть они нам посветят. Ты идешь, Креки?
— И я пойду с вами, — сказал князь де Ликсен. — А вы, господа, пока мы будем искать, останьтесь у окон и говорите нам о том, что увидите сверху.
Все трое поспешно вышли. Женщины остались у окон с Ришелье, де Коссе-Бриссаком и аббатом де Берни. Красноватый свет факелов отражался на снегу.
— Они на улице Королевского парка, — сказала Сале.
— Они начали поиски, — сказала Дюмениль.
— Вы слышите стоны? — спросила Комарго.
— Нет.
— Они возвращаются, — сказал де Берни. Действительно, ушедшие возвращались к особняку.
Войдя на Жемчужную улицу, они прошли под окнами.
— Ничего! — сказал Креки. — На снегу не видно никаких следов.
Таванн шел впереди. Вдруг он ускорил шаги.
— Идите скорее! — позвал он.
Виконт уже дошел до улицы Тампль. Друзья присоединились к нему, подбежали и лакеи. Женщины смотрели в окна с чрезвычайным беспокойством.
— Я ничего не вижу, — сказала Комарго.
— И я тоже, — отозвалась Госсен.
— Они остановились напротив особняка Субиз, — сказал аббат, — и окружили кого-то или что-то…
— Теперь поднимают тело, — сказал Ришелье. — И возвращаются.
— Креки бежит!
Все высунулись из окна на улицу.
— Там женщина! Несчастная ранена, — крикнул снизу де Креки, — она без чувств.
— Скорее! Скорее несите ее сюда! — вскричала Комарго и кинулась в людскую распорядиться.
VIII
Знакомство
— Идите сюда, господа, в эту комнату, — говорила Комарго.
— Осторожнее, князь!
— Вы хорошо ее держите, Таванн?
— Да. Позвольте, я понесу ее теперь один — так легче пройти, к тому же раненая не тяжела.
Таванн поднялся на лестницу. Он нес на руках небольшого роста женщину в одежде зажиточной мещанки. Женщина была без сознания. Лицо ее казалось невероятно бледным, глаза были закрыты, а длинные темно-каштановые волосы почти касались ступеней лестницы. Корсаж платья был разорван, и кровь струилась из широкой раны, видневшейся с левой стороны груди. Руки, платье и лицо женщины были перепачканы кровью.
Таванн вошел со своей ношей в будуар, обитый розовой шелковой материей, и положил раненую на диван.
Все дамы тут же окружили ее.
— Боже мой, — вскричала Кинон, сложив руки, — да это Сабина!
— Вы ее знаете? — спросила Дюмениль с удивлением, которое изобразилось и на лицах остальных.
— Как же! Это Сабина, дочь парикмахера Даже.
— И я ее узнала, — сказала Комарго.
— Как она серьезно ранена!
— Она не приходит в себя!
— Она теряет столько крови!
— Ей надо сделать перевязку…
— Пошлите за доктором!
Все женщины говорили одновременно и выражали желание помочь бедной раненой.
— Я пошлю за Кене, — сказал герцог де Ришелье. Он вышел из комнаты и позвал: — Норман!
Высокий лакей в ливрее герцога тотчас явился.
— Поезжай в карете за доктором Кене, — сказал герцог, — скажи, что я прошу его прибыть немедленно, привези его, не теряя ни минуты. Скажи Левелье, чтобы гнал лошадей.
Лакей сбежал с лестницы и исчез. Ришелье вернулся в будуар. Комарго готовила там постель.
— Господа! — сказала Кинон, которая, после того как узнала девушку, начала ухаживать за ней. — Оставьте нас с этой бедняжкой, мы попытаемся остановить кровь и привести раненую в чувство.
Мужчины перешли в гостиную.
— Что все это значит? — спросил де Бриссак.
— Дочь Даже, придворного парикмахера, ранена на улице Тампль! — произнес Креки.
— Даже живет на улице Сент-Оноре, — заметил Ликсен.
— Но кто сопровождал девушку?
— Без сомнения, она была одна, — сказал Таванн, — по крайней мере, мы не видели никого, и я не заметил на снегу ничьих следов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126