Этого было достаточно, и Ришелье тотчас же, занялся всеми приготовлениями. Тайну было необходимо сохранить, и Ришелье предупредил купеческого старшину, который, в свою очередь, предупредил своих друзей. Каждый муж сказал об этом по секрету своей жене, каждый отец — своей дочери, каждый брат — своей сестре или сестре своего соседа.
Уверенный, что никто на свете (кроме Бине, камердинера и герцога Ришелье) не мог знать, что он поедет на маскарад, король с чрезвычайными предосторожностями занялся своим туалетом. Играя в карты с королевой, он сослался на сильную мигрень, чтобы избежать церемонии, предшествовавшей отходу ко сну.
В девять вечера Бине ждал его в спальне с двумя дежурными камердинерами и четырьмя пажами. Людовик ХV сам запер дверь и сказал с ребяческой радостью:
— Мне удалось! Никто не знает ничего! — Он посмотрел на четырех пажей, окруживших его, и добавил: — Вы наденете маски и поедете со мной.
— О государь! — воскликнули хором четыре избалованных подростка в один голос, сдерживаясь, чтобы не запрыгать от радости.
— Идите, господа пажи, — сказал король, — но если вы расскажете кому-нибудь об этом…
Все четверо поклонились с выражением решимости мужественно хранить тайну.
— А где Даже? — спросил король.
— Здесь, государь, он ждет, — отвечал Бине, открывая дверь.
Даже вошел, за ним проследовал его помощник, неся четыре парика различной формы.
— Даже, — сказал король, — надо сделать так, чтобы меня не узнали.
— Не узнали вас, государь? — воскликнул Даже. — Но это невозможно.
— Почему?
— Потому что никто не может быть похожим на короля и король не может ни на кого быть похожим. Как бы ни был я одарен, государь, вы все-таки останетесь королем.
— Так меня узнают?
— Думаю, да, ваше величество.
— Даже, вы отнимаете у меня обманчивую мечту.
— Может быть, ваше величество, вас и не узнают, но многие наверняка предположат, что перед ними король.
— Причешите меня как можно лучше, Даже.
— Постараюсь, государь. Какой костюм наденет ваше величество? — спросил знаменитый парикмахер, изящно расправляя складки пеньюара в то время, как три пажа встали вокруг короля, держа в руках по зеркалу так, чтобы король мог себя видеть сразу с трех сторон.
— Какой костюм я надену? — переспросил король. — Я и сам не знаю.
— Но я должен это знать, государь, для того чтобы выбрать прическу.
— Я наряжусь как тисовое дерево.
— Следовательно, надо надеть вам на голову венок из зелени и листьев.
— Делайте, как знаете, Даже, но причешите меня быстро и хорошо.
Четвертый паж, вышедший из комнаты с Бине, вернулся с пучком зелени в руках. Лукавое личико ребенка было обрамлено ветвями, и его золотистые волосы прекрасно гармонировали с темной зеленью стеблей.
— Знаете, месье де Ростен, — сказал король молодому пажу, — вы похожи на купидона, решившего поиграть в прятки.
— Ах, государь! — отвечал маленький шалун. — Если бы у меня был лук и колчан…
— Что бы вы сделали?
— Я пронзил бы сердце вашего величества всеми моими стрелами.
— Для кого, господин купидон?
— Для всех хорошеньких женщин, государь.
Король расхохотался.
— Кстати, — сказал он, — теперь мой гнев утих, объясните-ка мне, каким образом две недели тому назад вы вынудили меня лечь спать без прислуги?
— Ах, государь… — сказал паж, кланяясь.
— Отвечайте, отвечайте!
— Ваше величество приказывает мне рассказать все?
— Да. Как вы ухитрились помешать прислуге войти в покои, и зачем заставили всех думать, что я уже лег?
— Государь, — ответил паж, потупив взгляд, — я вам скажу всю правду. Однажды я разговаривал с моим другом Люжаком…
Он указал на пажа, державшего зеркало перед королем.
— Я ему говорил, — продолжал он, — что считал бы величайшим счастьем один служить королю! Люжак стал смеяться надо мной и утверждал, что мое желание никогда не будет исполнено. Это меня подзадорило, и я побился об заклад, что когда-нибудь один заменю всю прислугу, а Люжак держал пари, что нет.
— Та-ак! — сказал король. — Что же было потом?
— Однажды вечером я оказался один в передней, было около полуночи, я притворился спящим на скамейке. Швейцар, не видя меня, вышел. Я тут же запер двери гвардейской комнаты. Когда настал час вашему величеству ложиться спать, пришли дежурные и, найдя дверь запертой, постучались, я не открыл им, ничего не сказал и погасил свечи. Тишина и темнота заставили всех подумать, что они пришли слишком поздно и что король лег спать. Все ушли очень встревоженные. Тогда я опять зажег свечи и стал ждать. Бине ничего не знал и вышел из вашей спальни, а ваше величество тотчас же в нее вошли. Вы выглядели удивленным, не увидев дежурной прислуги, и я имел счастье один служить вашему величеству. Я выиграл пари.
Король весело расхохотался.
— То, что вы поведали, — сказал он, — невероятно просто и правдиво! Будут рассказывать, что один смельчак вынудил короля французского лечь в постель почти одного, чего не осмелился бы сделать ни один из самых могущественных государей Европы, и этому рассказу не поверят. Однако вот виновник этого события! Но, знаете ли, милостивый государь, что вы заслужили с моей стороны формальное объявление войны.
— Ах, государь! — сказал паж Ростен, падая на колени и сложив руки. — Я сдаюсь, капитулирую безоговорочно.
Король улыбнулся ему.
— Встаньте, — сказал он, — я уже простил вас и снова прощаю, но в другой раз, господин французский рыцарь, подумайте лучше о вашей молодости.
Ростен с любовью поцеловал руку, протянутую ему королем.
Людовик XV в частной жизни был всегда добр, прост, любезен и снисходителен.
«В Шуази, в Рамбуйе, — отмечает в своих записках Ришелье, — Людовик разговаривал так просто, что придворные забывали иногда, что он король французский; монарх не давал им чувствовать, что они его подданные, ужинал с ними как частное лицо, без церемоний, играя роль хозяина, простого помещика в своем деревенском доме, особенно в Шуази».
Даже завершил странную прическу короля.
— Кстати, — спросил Людовик, — как здоровье вашей дочери, Даже?
— Хорошо, государь. Очень хорошо. Ваше величество слишком милостивы, осведомляясь о ней каждый день.
— Она поправилась?
— Совершенно. Вот уже три дня, как она выходит из дому.
— Да. Кене говорил, что больше нет никакой опасности и что она скоро выздоровеет совсем. Пейрони сказал то же самое. Я бы хотел видеть ее, Даже, я вам уже говорил.
— Но сегодня ночью желание вашего величества может быть исполнено.
— Каким образом, Даже?
— Дочь моя узнала от меня сегодня, что ваше величество изволит ехать на маскарад, и уговорила меня взять и ее с приятельницей Нисеттой Рено. Я обещал, так что я буду на маскараде с моим сыном, моей дочерью и ее приятельницей, и, если ваше величество пожелает увидеть Сабину, я сам представлю ее вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Уверенный, что никто на свете (кроме Бине, камердинера и герцога Ришелье) не мог знать, что он поедет на маскарад, король с чрезвычайными предосторожностями занялся своим туалетом. Играя в карты с королевой, он сослался на сильную мигрень, чтобы избежать церемонии, предшествовавшей отходу ко сну.
В девять вечера Бине ждал его в спальне с двумя дежурными камердинерами и четырьмя пажами. Людовик ХV сам запер дверь и сказал с ребяческой радостью:
— Мне удалось! Никто не знает ничего! — Он посмотрел на четырех пажей, окруживших его, и добавил: — Вы наденете маски и поедете со мной.
— О государь! — воскликнули хором четыре избалованных подростка в один голос, сдерживаясь, чтобы не запрыгать от радости.
— Идите, господа пажи, — сказал король, — но если вы расскажете кому-нибудь об этом…
Все четверо поклонились с выражением решимости мужественно хранить тайну.
— А где Даже? — спросил король.
— Здесь, государь, он ждет, — отвечал Бине, открывая дверь.
Даже вошел, за ним проследовал его помощник, неся четыре парика различной формы.
— Даже, — сказал король, — надо сделать так, чтобы меня не узнали.
— Не узнали вас, государь? — воскликнул Даже. — Но это невозможно.
— Почему?
— Потому что никто не может быть похожим на короля и король не может ни на кого быть похожим. Как бы ни был я одарен, государь, вы все-таки останетесь королем.
— Так меня узнают?
— Думаю, да, ваше величество.
— Даже, вы отнимаете у меня обманчивую мечту.
— Может быть, ваше величество, вас и не узнают, но многие наверняка предположат, что перед ними король.
— Причешите меня как можно лучше, Даже.
— Постараюсь, государь. Какой костюм наденет ваше величество? — спросил знаменитый парикмахер, изящно расправляя складки пеньюара в то время, как три пажа встали вокруг короля, держа в руках по зеркалу так, чтобы король мог себя видеть сразу с трех сторон.
— Какой костюм я надену? — переспросил король. — Я и сам не знаю.
— Но я должен это знать, государь, для того чтобы выбрать прическу.
— Я наряжусь как тисовое дерево.
— Следовательно, надо надеть вам на голову венок из зелени и листьев.
— Делайте, как знаете, Даже, но причешите меня быстро и хорошо.
Четвертый паж, вышедший из комнаты с Бине, вернулся с пучком зелени в руках. Лукавое личико ребенка было обрамлено ветвями, и его золотистые волосы прекрасно гармонировали с темной зеленью стеблей.
— Знаете, месье де Ростен, — сказал король молодому пажу, — вы похожи на купидона, решившего поиграть в прятки.
— Ах, государь! — отвечал маленький шалун. — Если бы у меня был лук и колчан…
— Что бы вы сделали?
— Я пронзил бы сердце вашего величества всеми моими стрелами.
— Для кого, господин купидон?
— Для всех хорошеньких женщин, государь.
Король расхохотался.
— Кстати, — сказал он, — теперь мой гнев утих, объясните-ка мне, каким образом две недели тому назад вы вынудили меня лечь спать без прислуги?
— Ах, государь… — сказал паж, кланяясь.
— Отвечайте, отвечайте!
— Ваше величество приказывает мне рассказать все?
— Да. Как вы ухитрились помешать прислуге войти в покои, и зачем заставили всех думать, что я уже лег?
— Государь, — ответил паж, потупив взгляд, — я вам скажу всю правду. Однажды я разговаривал с моим другом Люжаком…
Он указал на пажа, державшего зеркало перед королем.
— Я ему говорил, — продолжал он, — что считал бы величайшим счастьем один служить королю! Люжак стал смеяться надо мной и утверждал, что мое желание никогда не будет исполнено. Это меня подзадорило, и я побился об заклад, что когда-нибудь один заменю всю прислугу, а Люжак держал пари, что нет.
— Та-ак! — сказал король. — Что же было потом?
— Однажды вечером я оказался один в передней, было около полуночи, я притворился спящим на скамейке. Швейцар, не видя меня, вышел. Я тут же запер двери гвардейской комнаты. Когда настал час вашему величеству ложиться спать, пришли дежурные и, найдя дверь запертой, постучались, я не открыл им, ничего не сказал и погасил свечи. Тишина и темнота заставили всех подумать, что они пришли слишком поздно и что король лег спать. Все ушли очень встревоженные. Тогда я опять зажег свечи и стал ждать. Бине ничего не знал и вышел из вашей спальни, а ваше величество тотчас же в нее вошли. Вы выглядели удивленным, не увидев дежурной прислуги, и я имел счастье один служить вашему величеству. Я выиграл пари.
Король весело расхохотался.
— То, что вы поведали, — сказал он, — невероятно просто и правдиво! Будут рассказывать, что один смельчак вынудил короля французского лечь в постель почти одного, чего не осмелился бы сделать ни один из самых могущественных государей Европы, и этому рассказу не поверят. Однако вот виновник этого события! Но, знаете ли, милостивый государь, что вы заслужили с моей стороны формальное объявление войны.
— Ах, государь! — сказал паж Ростен, падая на колени и сложив руки. — Я сдаюсь, капитулирую безоговорочно.
Король улыбнулся ему.
— Встаньте, — сказал он, — я уже простил вас и снова прощаю, но в другой раз, господин французский рыцарь, подумайте лучше о вашей молодости.
Ростен с любовью поцеловал руку, протянутую ему королем.
Людовик XV в частной жизни был всегда добр, прост, любезен и снисходителен.
«В Шуази, в Рамбуйе, — отмечает в своих записках Ришелье, — Людовик разговаривал так просто, что придворные забывали иногда, что он король французский; монарх не давал им чувствовать, что они его подданные, ужинал с ними как частное лицо, без церемоний, играя роль хозяина, простого помещика в своем деревенском доме, особенно в Шуази».
Даже завершил странную прическу короля.
— Кстати, — спросил Людовик, — как здоровье вашей дочери, Даже?
— Хорошо, государь. Очень хорошо. Ваше величество слишком милостивы, осведомляясь о ней каждый день.
— Она поправилась?
— Совершенно. Вот уже три дня, как она выходит из дому.
— Да. Кене говорил, что больше нет никакой опасности и что она скоро выздоровеет совсем. Пейрони сказал то же самое. Я бы хотел видеть ее, Даже, я вам уже говорил.
— Но сегодня ночью желание вашего величества может быть исполнено.
— Каким образом, Даже?
— Дочь моя узнала от меня сегодня, что ваше величество изволит ехать на маскарад, и уговорила меня взять и ее с приятельницей Нисеттой Рено. Я обещал, так что я буду на маскараде с моим сыном, моей дочерью и ее приятельницей, и, если ваше величество пожелает увидеть Сабину, я сам представлю ее вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126