Общество состояло из тех придворных и дам, которых король принимал по вечерам в своих апартаментах, которых удостаивал некоторой фамильярностью и позволял смеяться в своем присутствии.
Наконец, приближенные принадлежали к числу тех придворных, перед которыми король слагал свое королевское величие. Их он обычно приглашал в Трианон и в Шуази.
Самые любимые празднества короля происходили именно в Шуази и посвящались, как у язычников, то Бахусу, то Венере, то другим божествам. Утверждают, что эти ночные празднества придумали графиня Тулузская и очаровательная мадемуазель де Шароле.
Пробило восемь часов, и маленькая Зеркальная гостиная, находившаяся перед спальней короля, заполнились приглашенными. Людовик XV сохранил привычки Людовика XIV. Каждое утро камердинер, спавший в спальне короля, будил его в восемь часов. Когда короля не было в Шуази, другой камердинер спал в королевское спальне, чтобы королевское ложе всегда было под охраной. В половине девятого к королю допускались приближённые.
Зеркальная гостиная имела три двери: одна выходила в переднюю, другая в спальню короля, третья в кабинет Париков. У двери в спальню короля стоял, положив руку на ручку двери, камердинер гигантского роста, с таким же красным лицом, как и его ливрея. Этот камердинер жил в гостиной, как птица в клетке, никогда из нее не выходя.
Простые ширмы в углу залы направо от входа в спальню короля ограждали жилище камердинера; там стояли его кровать и стол. День и ночь, где ни находился бы король, этот швейцар стоял у двери спальни: в Шуази, Версале, Фонтенбло и Марли, так что никто не мог войти в королевскую спальню без его соизволения. Его должность состояла в том, чтобы отворять и затворять дверь и произносить четыре фразы:
«Проходите, господа, проходите!»
«Господа, король!»
«Уходите!»
«Входить нельзя!»
Никто не смел возражать камердинеру. Принцы, герцоги, маркизы, графы бежали от его голоса или прибегали на его зов; даже принцы и принцессы крови приглашались или отсылались им без всяких возражений, у камердинера был только один господин — король. Он получал приказания только от него. Никто, кроме короля, не существовал для него.
Ровно в восемь часов, камердинер, который до тех пор находился за ширмами, вышел и встал перед дверью. Взгляды всех придворных устремились на его широкую руку, которая сейчас должна была дозволить вход в спальню короля.
В Зеркальной гостиной толпились все придворные знаменитости: Ришелье, Граммон, Тремуйль, Креки, Морна, Таванн, Коани, Сувре и многие другие. Шел оживленный разговор.
— Флавакур уехал? — спросил Сувре, смеясь.
— Да, — ответил Тремуйль, — он уехал и увез свою жену.
— Он не захотел, чтобы мадам де Флавакур приняла наследство своих сестер, — прибавил Креки.
— Это пятая дочь Иеля, — сказал Коани.
— Если ее ответ именно таков — он свидетельствует о ее прекрасном характере, — сказал Таванн.
— Он именно таков, — отвечал Ришелье, — она сама поведала мне об этом. Между нами, господа, мне было интересно, захочет ли она занять место герцогини де Шатору так же, как герцогиня де Шатору заняла место мадам де Лораге, мадам де Лораге — место мадам де Вентимиль, а мадам де Вентимиль — место мадам де Мальи. Итак, я как-то вечером разговаривал с маркизой и прямо ей сказал: «Наследство ваших сестер принадлежит вам». Она улыбнулась и ничего не ответила. Я обрисовал ей хорошую сторону этого положения, заговорил о богатстве, о могуществе, о славе, о счастье, об обожании.
— Все это прекрасно, — сказала она мне наконец, — но я предпочитаю всему этому уважение моих современников.
— Черт побери! — сказал Тремуйль смеясь. — Какая свободомыслящая женщина!
— Или хитрая, — сказал Морна с той насмешливой улыбкой, которая была ему свойственна и из-за которой впоследствии он потерял место министра.
— Хитрая? — спросил Креки.
— Да, ведь маркиза де Флавакур уехала со своим мужем?
— Они уехали оба третьего дня утром в свое поместье в Дофине, — сказал герцог Тремуйль.
— Три дня тому назад, кажется, Флавакур имел разговор с женой о том, что король так печален и одинок после смерти герцогини де Шатору. Маркиза де Флавакур улыбалась и смотрела на мужа. Тот встал, поцеловал руку жены и сказал ей любезно:
— Милая моя, вы хотите жить или умереть?
— Жить, — отвечала она.
— Если так, мы уедем завтра и несколько месяцев не будем возвращаться ко двору.
— Флавакур так сказал? — спросил Граммон.
— А вас это удивляет?
— Нисколько! Флавакур способен убить свою жену так же легко, как поцеловать ей руку.
— Что же ответила маркиза? — спросил Коани.
— Она посмеялась над ревностью мужа, но попросила его уехать в тот же вечер, не дожидаясь утра.
— Заслуга ли в том Флавакура или нет, а все-таки маркиза уехала, — сказал Ришелье.
— А король скучает! — заметил Граммон.
— И ничего ему не мило… — прибавил Сувре.
— То есть не было мило, — поправил Таванн.
— Что ты такое говоришь, Таванн? — спросил Граммон.
— Я говорю, что ничто не нравилось королю.
— Это значит, что теперь что-то или кто-то нравится ему?
— Может быть.
— Кто же?
— Я не знаю, но после охоты на кабана, в которой король подвергся такой большой опасности, он гораздо веселее, чем прежде.
— Это факт, — сказал Сувре.
— Истинная правда, — произнес новый голос.
— Здравствуйте, Бридж, — сказал Ришелье, пожимая руку первому конюшему короля.
— Вы говорили, что король повеселел после охоты, — продолжал Бридж, — это правда, я подтверждаю это. Доказательством служит то, что вчера его величество отправился верхом на прогулку по лесу с большим с интересом…
— И позволил только Ришелье и Таванну следовать за ним, — сказал Тремуйль, — потому что они, к счастью или несчастью, имели превосходных лошадей…
— Верно, — сказал Бридж, — эти господа имели самых горячих лошадей из больших конюшен…
— Это вы велели дать их нам? — спросил Ришелье.
— Нет, господа.
— Но вам не может быть неприятно, что мы смогли угнаться за королем?
— Мне хотелось бы быть на вашем месте, герцог.
— А мне на вашем, любезный Бридж, на маскараде в Версале, когда прелестная президентша приняла вас за короля.
Общество отреагировало на это воспоминание о недавнем приключении в Версале всплеском веселья.
— Ну, Бридж, вестник забавных известий, — сказал Тремуйль, — какую остроту приготовили вы нам сегодня?
— Остроту, да не мою, — отвечал Бридж.
— А чью же?
— Третьей дочери короля, принцессы Аделаиды, которой четыре дня тому назад исполнилось тринадцать лет.
— Что же она сказала?
— В день своего рождения вечером она выиграла у королевы четырнадцать луидоров в лото. На другое утро во что бы то ни стало хотела уехать из Версаля. Ее спросили:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126