Эффект, произведенный рассказом графа де Сен-Жермена, был невероятен. Все гости короля смотрели то на графа, то молча переглядывались между собой, будто спрашивая: действительно ли они слышат это? Граф же оставался спокойным и бесстрастным и разговаривал с непринужденностью и легкостью человека, привыкшего находиться в высшем обществе.
Маршал Саксонский, который не произнес ни слова после приезда графа, вдруг подошел к нему и спросил:
— Правда ли, что вы говорите на всех существующих языках?
— Почти на всех, — отвечал граф.
— Это правда, — сказал король, — я в этом убедился во время маскарада в ратуше. Я слышал, как граф говорил по-итальянски, по-немецки, по-португальски, по-английски, по-арабски так же хорошо, как он говорит по-французски.
— Вы великий ученый?
— Я много учился и теперь еще учусь.
— Что же вы знаете?
— Много из настоящего и прошедшего.
— И из будущего?
— Может быть.
— Как же вы узнаете будущее?
— Я могу узнать будущее, маршал, через невидимых духов, которые будут мне отвечать.
— Они уже вам отвечали?
— Да.
— На каком языке они говорят?
— На таком, какой я понимаю один.
— А когда они с вами говорят?
— Когда я их об этом прошу.
— Для этого нужно много приготовлений?
— Нет. Когда находишься в постоянной связи с невидимыми духами, то с ними вступаешь в контакт очень скоро.
— Что же это за духи?
— Посредники между людьми и ангелами, воздушные существа, стоящие выше людей, счастливее и могущественнее их.
— Эти духи знают будущее?
— Они видят его перед собой, как мы видим перспективу в подзорную трубу.
Маршал обратился к Людовику XV.
— Не любопытно ли будет вашему величеству поговорить с этими духами? — спросил он.
— Поговорить — нет, послушать разговор — да, — улыбаясь, отвечал король.
— Это невозможно, государь, — с живостью сказал Сен-Жермен. — Духи соглашаются отвечать, но они не хотят быть слышимы никем, кроме того, кто их спрашивает, и того, для кого их спрашивают.
— Я согласен спросить их, — сказал маршал.
— И я тоже, — прибавил Ришелье.
— И я, — сказал третий голос.
— А! Это вы, месье де Шароле? — сказал Людовик XV. Действительно, в гостиную вошел знаменитый принц Бурбон под руку с дамой, которая казалась очень старой и была одета с необыкновенной пышностью.
Старуха поклонилась королю, который ответил ей дружеским поклоном. Она пристально посмотрела на графа де Сен-Жермена и замерла, словно пораженная громом. Граф подошел к ней, не выказывая ни малейшего удивления. Он поклонился любезно, как придворный.
— Давно уже не имел я счастья встречать вас, герцогиня, — сказал он.
Старуха сложила руки.
— Неужели это вы? Это невозможно! — вскричала она.
— Это я самый, уверяю вас, — отвечал Сен-Жермен смеясь.
— Вы меня знаете?
— Я знаю, что имею честь видеть герцогиню де Невер.
— Ведь это вы были в Безансоне в 1668 году?
— Да, я был в Безансоне в то время, когда его величество Людовик XIV сам приехал овладеть Франш-Конте. Под его начальством был принц Конде, который 5 февраля осадил город Безансон, где вы находились с вашим знаменитым семейством. Вам было тогда шесть лет.
— Это правда, — сказала герцогиня.
— В день штурма, 7 февраля, я имел счастье спасти вам жизнь, вынеся вас на руках от неприятелей…
— И убив двух человек собственной рукой.
— Вы помните это?
— Очень хорошо… Но этому событию уже семьдесят семь лет, потому что мне теперь восемьдесят три года.
— Да, герцогиня.
— А вам было тогда около сорока лет.
— Гораздо больше…
— И вы еще помолодели!
— Однако я постарел на семьдесят семь лет, мадам.
— Вы были в Венеции…
— В 1700 году.
— Мне было тогда двадцать два года, и моей искренней подругой тогда была графиня де Гажи.
— Очаровательная женщина, за которой я имел честь ухаживать и которая была так добра, что находила прекрасными баркаролы моего сочинения…
— Которые вы пели восхитительно…
— И которые я пою до сих пор.
— В самом деле?
Графиня де Невер, казалось, была поражена внезапной мыслью. Она подошла к королю, который смотрел на зрелище, происходившее перед его глазами, как на представление в театре.
— Государь, — сказала она, — я вас умоляю приказать сейчас этому господину спеть одну из баркарол, которую он пел нам в Венеции сорок пять лет тому назад, аккомпанируя себе сам.
Король, по-видимому, колебался.
— Прошу вас, государь, — сказала маркиза Помпадур.
— Хорошо, — отвечал король. — Здесь есть клавесин, спойте, граф.
Мужчины и дамы посторонились, пропуская графа.
Тот без малейшего замешательства прошел через гостиную, сел перед клавесином и провел пальцами по клавишам, как настоящий музыкант. После краткой прелюдии он запел итальянскую арию с чувством, энергией и удивительным талантом.
— Это он! Это он! — шептала герцогиня де Невер. — Это он! Ах! Как это странно! Вот уже три раза, как я вижу этого человека в продолжение восьмидесяти лет, и ему на вид всегда сорок лет! Ему было сорок лет в 1668-м в Безансоне, ему было сорок лет в 1700-м в Венеции, ему теперь сорок лет в Париже в 1745-м! Как объяснить это?
Ришелье, стоявший возле герцогини, услышал ее слова и отвечал:
— Должно быть, он родился сорока лет, ему будет постоянно сорок лет и умрет он сорока лет.
Сен-Жермен допел свою баркаролу.
— Удивительно пропета! — с восторгом вскричала маркиза Помпадур.
Король подал знак к аплодисментам, захлопав в ладоши. Возле клавесина лежала гитара, граф взял ее и пропел испанскую арию.
— Ах! — вскричала герцогиня де Невер. — Это болеро, которое пели под моими окнами в Мадриде в 1695 году. Я никогда не слыхала его после. Государь! Умоляю вас, позвольте мне уехать отсюда. Это не человек, а дьявол, я не осмеливаюсь взглянуть ему в лицо, я боюсь быть проклятой!
— Как вам угодно, герцогиня.
Сен-Жермен опять сел за клавесин и начал немецкую песню. Герцогиня де Невер не могла выдержать.
— Это дьявол! Дьявол! — прошептала она и покинула гостиную.
Д'Аржансон подошел к Людовику XV. Очевидно, министр ждал, чтобы король заговорил с ним. Сен-Жермен продолжал петь, аккомпанируя себе, и внимание всех было устремлено на него.
Людовик XV, увидя д'Аржансона возле себя, наклонился к нему и спросил тихо:
— Кто этот человек?
— Не знаю, государь, — отвечал министр. — Это человек странный и совершенно необыкновенный. Он знает все, он превосходный музыкант, очень хороший живописец, глубокий ученый. Говорит одинаково легко на всех европейских языках, он объехал всю землю. Ничто его не ставит в тупик, ничто не удивляет. Он должен иметь огромное состояние, потому что его роскошь равняется его щедрости. Но кто он, я не знаю.
— Давно ли он в Париже?
— Кажется, два месяца.
— Как вы его увидели?
— Он был мне рекомендован португальским посланником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126