Монжуа покачал головой и не отвечал. Глухой свист сорвался с губ Петушиного Рыцаря.
— Ты будешь говорить! — сказал он.
— Убей меня, — холодно отвечал барон, — но я говорить не буду.
Рыцарь указал на князя.
— Его будут пытать на твоих глазах, — сказал он. Князь дернулся. В подошел к нему, схватил веревки, связывавшие руки князя, заставил его отступить и привязал к гигантской рогатке, вбитой в потолок. Пленник понял, что обречен, и холодный пот выступил на его лбу.
— Я скажу все, что знаю, — проговорил он.
— Трус и изменник! — прошипел Монжуа. — Убей его, если хочешь, — обратился он к Рыцарю, презрительно пожав плечами, — он не знает ничего, решительно ничего.
— Негодяй! — сказал Петушиный Рыцарь, грозно подняв руки над головой Монжуа. — Ты будешь говорить, будешь!
Приподнявшись на цыпочки, он смотрел Монжуа прямо в глаза. В подошел и напомнил:
— Час пробьет.
— И эти женщины умрут, — простонал Рыцарь. — Умрут! О Господи!
На него страшно было смотреть.
— Умрут! — повторил он.
Схватив Монжуа за руки, он рванул с такой силой, что порвал связывавшие их веревки. Сжимая руки барона в своих пальцах, он еще раз повторил:
— Говори! Говори!
Он произнес последнее слово с такой энергией, что Монжуа опрокинулся назад.
— Он будет говорить, — сказал В, подошедший вплотную к упавшему.
Петушиный Рыцарь выпустил руки Монжуа, тот оставался неподвижен. Рыцарь взял опять его правую руку — Монжуа вздрогнул, и дрожь пробежала по всему его телу.
— Ты будешь говорить? — спросил Рыцарь.
— Да, — пролепетал Монжуа разбитым голосом, как человек, побежденный после продолжительной борьбы.
Рыцарь и В переглянулись.
— О наука, наука! — прошептал В. — Вы им повелеваете! Он будет отвечать! Он уже не принадлежит себе.
Рыцарь медленно приподнялся.
— Подвергаются ли Нисетта и Сабина смертельной опасности?
Монжуа изгибался в страшных конвульсиях. Рыцарь взял две склянки, по одной в каждую руку. Эти склянки имели форму лейденских банок. Он приложил медную пробку одной банки к голове Монжуа, а другую к сердцу. Монжуа испускал хриплые вздохи, судороги увеличивались.
— Подвергаются ли Нисетта и Сабина смертельной опасности? — повторил Рыцарь. — Отвечай!
Губы Монжуа раскрылись.
— Отвечай! — повторил Рыцарь.
Монжуа еще сопротивлялся. Мышцы его лица судорожно сжимались. Рыцарь поднял обе руки надо лбом Монжуа.
— Отвечай! Они в опасности?
— Нет.
— Значит, ты солгал?
— Да.
— Ты хотел меня обмануть, чтобы купить себе свободу?
— Да.
— Ты понимаешь, в каком состоянии ты находишься?
— Нет…
— Что ты чувствуешь?
— Сильную боль в голове.
— Чего бы ты хотел?
— Чтоб ты прекратил эту боль.
Рыцарь и В опять переглянулись.
— Вам всемогущество, — проговорил В, — а графу де Сен-Жермену бессмертие!
Раздалось громкое «кукареку». В поспешно обернулся к двери и открыл ее. Тюлип, стоявший на пороге, подал письмо.
— От доктора Пейрони, — сказал он.
В поспешно подал письмо Рыцарю, который распечатал его.
— Этот человек сказал правду, — проговорил он, указывая на Монжуа, — Нисетта и Сабина не подвергаются никакой опасности: это утверждает Пейрони. Теперь настало время отомстить, — прибавил он с радостным трепетом. — Проснись! — приказал он хриплым голосом, схватив за руки Монжуа.
Эпилог
ПРОШЛО ТРИ МЕСЯЦА
I
Гроза
9 августа 1745 года Людовик XV после трехмесячной военной кампании вступил в столицу своего королевства во всем величии славы. На перекрестках горожане устраивали танцы, вечером на улицах пускали фейерверки. Два дома на улице Сент-Оноре были украшены и иллюминированы особенно празднично: дом Даже, королевского парикмахера, и Рупара, чулочника.
Рупар стоял перед лавкой, закинув руки за спину и вздернув кверху нос, чтобы лучше любоваться своей иллюминацией. Его окружала группа соседей.
— Как чудесны слава и победа! — восклицал Рупар. — И как подумаешь, что я, говорящий с вами, лично присутствовал при этом!
— Да, ведь вы были при Фонтенуа, — сказал кто-то из соседей, с восторгом сложив руки.
— Был. Я победитель!
— И не были ранены?
— Нет, но мог бы быть ранен!
— Так вы были в сражении?
— Был ли я в сражении! — вскричал Рупар. — Ноя больше ничего не делал! Я слышал, как свистели пули, я видел мертвых и раненых.
Рупара окружили. Он был в восторге, оказавшись в центре внимания.
— Король меня видел и говорил со мной, — продолжал он.
— И остался доволен вами?
— Он был в восторге!
— Уж не произвел ли вас король в генералы? — спросил молодой белокурый приказчик чулочника.
— Я не просил его, — скромно отвечал Рупар, — однако я присутствовал при сражении.
— Спрятавшись в комнате по другую сторону реки, — сказала Урсула, вышедшая из лавки. — Уж лучше тебе меньше хвастаться своими подвигами! Если бы у короля были все солдаты такими, он проиграл бы сражение.
— Но, моя подруженька, мне кажется, что…
Урсула перешла через улицу, не выслушав своего мужа, и встретила Арманду, выходившую из салона Даже.
— А я шла за вами, — сказала Арманда. — Нисетта и Сабина хотят посоветоваться с вами насчет подвенечных платьев, которые только что принесли.
— Значит, свадьбы состоятся скоро?
— На будущей неделе.
— Почему же не на этой? Сегодня только понедельник.
— Жильбера нет в Париже. Он был вынужден уехать по делам, и вернется только в пятницу или субботу. Войдите, — прибавила Арманда, переступая порог салона. — Вы увидите моего нового друга.
— Кто это?
— Войдите, войдите, увидите!
Урсула вошла первой, Арманда вслед за ней. В эту минуту по внутренней лестнице спустились два человека: первым был Ролан, сменивший мундир на свой прежний костюм, вторым — лейб-гвардейский сержант.
— Месье Тюлип! — Урсула всплеснула руками.
— Собственной персоной! — ответил Тюлип, любезно кланяясь.
— Вы в Париже!
— С нынешнего утра. Я имею честь находиться в конвое его величества и вступил в Париж вместе с королем. Ролан заставил меня поклясться, что мой первый визит будет к нему, и я сдержал слово.
— А Нанон? — спросила Урсула.
— Милая маркитантка? И она также вернулась. Она там, наверху, с девицами, любуется нарядом.
— Пойдем скорей! — сказала Урсула.
Обе женщины проворно взбежали по лестнице.
— Славно надумал король взять меня в конвойные! — сказал сержант, подбоченясь. — Получается, я как раз поспел на свадьбу. Теперь уж потанцую с красавицами!
И Тюлип начал петь и приплясывать прямо в салоне. Приказчики парикмахера смотрели на гвардейского сержанта с восторгом. Делая па, Тюлип дотанцевал до порога салона и замер, смотря на улицу.
— Что это у меня, куриная слепота или нет? Кого это я там вижу? Это невероятное брюхо, это красное лицо… это он, мой приятель, мой гость!
Бросившись на улицу, он подбежал к группе, собравшейся перед лавкой чулочника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
— Ты будешь говорить! — сказал он.
— Убей меня, — холодно отвечал барон, — но я говорить не буду.
Рыцарь указал на князя.
— Его будут пытать на твоих глазах, — сказал он. Князь дернулся. В подошел к нему, схватил веревки, связывавшие руки князя, заставил его отступить и привязал к гигантской рогатке, вбитой в потолок. Пленник понял, что обречен, и холодный пот выступил на его лбу.
— Я скажу все, что знаю, — проговорил он.
— Трус и изменник! — прошипел Монжуа. — Убей его, если хочешь, — обратился он к Рыцарю, презрительно пожав плечами, — он не знает ничего, решительно ничего.
— Негодяй! — сказал Петушиный Рыцарь, грозно подняв руки над головой Монжуа. — Ты будешь говорить, будешь!
Приподнявшись на цыпочки, он смотрел Монжуа прямо в глаза. В подошел и напомнил:
— Час пробьет.
— И эти женщины умрут, — простонал Рыцарь. — Умрут! О Господи!
На него страшно было смотреть.
— Умрут! — повторил он.
Схватив Монжуа за руки, он рванул с такой силой, что порвал связывавшие их веревки. Сжимая руки барона в своих пальцах, он еще раз повторил:
— Говори! Говори!
Он произнес последнее слово с такой энергией, что Монжуа опрокинулся назад.
— Он будет говорить, — сказал В, подошедший вплотную к упавшему.
Петушиный Рыцарь выпустил руки Монжуа, тот оставался неподвижен. Рыцарь взял опять его правую руку — Монжуа вздрогнул, и дрожь пробежала по всему его телу.
— Ты будешь говорить? — спросил Рыцарь.
— Да, — пролепетал Монжуа разбитым голосом, как человек, побежденный после продолжительной борьбы.
Рыцарь и В переглянулись.
— О наука, наука! — прошептал В. — Вы им повелеваете! Он будет отвечать! Он уже не принадлежит себе.
Рыцарь медленно приподнялся.
— Подвергаются ли Нисетта и Сабина смертельной опасности?
Монжуа изгибался в страшных конвульсиях. Рыцарь взял две склянки, по одной в каждую руку. Эти склянки имели форму лейденских банок. Он приложил медную пробку одной банки к голове Монжуа, а другую к сердцу. Монжуа испускал хриплые вздохи, судороги увеличивались.
— Подвергаются ли Нисетта и Сабина смертельной опасности? — повторил Рыцарь. — Отвечай!
Губы Монжуа раскрылись.
— Отвечай! — повторил Рыцарь.
Монжуа еще сопротивлялся. Мышцы его лица судорожно сжимались. Рыцарь поднял обе руки надо лбом Монжуа.
— Отвечай! Они в опасности?
— Нет.
— Значит, ты солгал?
— Да.
— Ты хотел меня обмануть, чтобы купить себе свободу?
— Да.
— Ты понимаешь, в каком состоянии ты находишься?
— Нет…
— Что ты чувствуешь?
— Сильную боль в голове.
— Чего бы ты хотел?
— Чтоб ты прекратил эту боль.
Рыцарь и В опять переглянулись.
— Вам всемогущество, — проговорил В, — а графу де Сен-Жермену бессмертие!
Раздалось громкое «кукареку». В поспешно обернулся к двери и открыл ее. Тюлип, стоявший на пороге, подал письмо.
— От доктора Пейрони, — сказал он.
В поспешно подал письмо Рыцарю, который распечатал его.
— Этот человек сказал правду, — проговорил он, указывая на Монжуа, — Нисетта и Сабина не подвергаются никакой опасности: это утверждает Пейрони. Теперь настало время отомстить, — прибавил он с радостным трепетом. — Проснись! — приказал он хриплым голосом, схватив за руки Монжуа.
Эпилог
ПРОШЛО ТРИ МЕСЯЦА
I
Гроза
9 августа 1745 года Людовик XV после трехмесячной военной кампании вступил в столицу своего королевства во всем величии славы. На перекрестках горожане устраивали танцы, вечером на улицах пускали фейерверки. Два дома на улице Сент-Оноре были украшены и иллюминированы особенно празднично: дом Даже, королевского парикмахера, и Рупара, чулочника.
Рупар стоял перед лавкой, закинув руки за спину и вздернув кверху нос, чтобы лучше любоваться своей иллюминацией. Его окружала группа соседей.
— Как чудесны слава и победа! — восклицал Рупар. — И как подумаешь, что я, говорящий с вами, лично присутствовал при этом!
— Да, ведь вы были при Фонтенуа, — сказал кто-то из соседей, с восторгом сложив руки.
— Был. Я победитель!
— И не были ранены?
— Нет, но мог бы быть ранен!
— Так вы были в сражении?
— Был ли я в сражении! — вскричал Рупар. — Ноя больше ничего не делал! Я слышал, как свистели пули, я видел мертвых и раненых.
Рупара окружили. Он был в восторге, оказавшись в центре внимания.
— Король меня видел и говорил со мной, — продолжал он.
— И остался доволен вами?
— Он был в восторге!
— Уж не произвел ли вас король в генералы? — спросил молодой белокурый приказчик чулочника.
— Я не просил его, — скромно отвечал Рупар, — однако я присутствовал при сражении.
— Спрятавшись в комнате по другую сторону реки, — сказала Урсула, вышедшая из лавки. — Уж лучше тебе меньше хвастаться своими подвигами! Если бы у короля были все солдаты такими, он проиграл бы сражение.
— Но, моя подруженька, мне кажется, что…
Урсула перешла через улицу, не выслушав своего мужа, и встретила Арманду, выходившую из салона Даже.
— А я шла за вами, — сказала Арманда. — Нисетта и Сабина хотят посоветоваться с вами насчет подвенечных платьев, которые только что принесли.
— Значит, свадьбы состоятся скоро?
— На будущей неделе.
— Почему же не на этой? Сегодня только понедельник.
— Жильбера нет в Париже. Он был вынужден уехать по делам, и вернется только в пятницу или субботу. Войдите, — прибавила Арманда, переступая порог салона. — Вы увидите моего нового друга.
— Кто это?
— Войдите, войдите, увидите!
Урсула вошла первой, Арманда вслед за ней. В эту минуту по внутренней лестнице спустились два человека: первым был Ролан, сменивший мундир на свой прежний костюм, вторым — лейб-гвардейский сержант.
— Месье Тюлип! — Урсула всплеснула руками.
— Собственной персоной! — ответил Тюлип, любезно кланяясь.
— Вы в Париже!
— С нынешнего утра. Я имею честь находиться в конвое его величества и вступил в Париж вместе с королем. Ролан заставил меня поклясться, что мой первый визит будет к нему, и я сдержал слово.
— А Нанон? — спросила Урсула.
— Милая маркитантка? И она также вернулась. Она там, наверху, с девицами, любуется нарядом.
— Пойдем скорей! — сказала Урсула.
Обе женщины проворно взбежали по лестнице.
— Славно надумал король взять меня в конвойные! — сказал сержант, подбоченясь. — Получается, я как раз поспел на свадьбу. Теперь уж потанцую с красавицами!
И Тюлип начал петь и приплясывать прямо в салоне. Приказчики парикмахера смотрели на гвардейского сержанта с восторгом. Делая па, Тюлип дотанцевал до порога салона и замер, смотря на улицу.
— Что это у меня, куриная слепота или нет? Кого это я там вижу? Это невероятное брюхо, это красное лицо… это он, мой приятель, мой гость!
Бросившись на улицу, он подбежал к группе, собравшейся перед лавкой чулочника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126