По Плаца Майор проходила процессия с факелами, знаменами и импровизированными танцами, отчасти Дэвид мог наблюдать ее из окна.
– И подумать только, до Мерседес всего каких-то триста ярдов, – пробормотал Дэвид. В последнее время он стал разговаривать сам с собой. – Дон Андреас, наверное, занят, как и в прошлом году. – У него потекли слюнки, когда он вспомнил изобилие еды, вина и ликеров. – В патио будет играть музыка, и, наверное, будут говорить о том же, о чем обычно болтают на вечеринках в Джеймстауне. Наверное, дома теперь тоже пляшут и поют, раз с Английской республикой покончено раз и навсегда.
Накатившая слабость заставила его присесть на деревянную скамью, которая вместе с охапкой соломы и кувшином воды составляла все убранство камеры. Хотя он и научился перемещаться без излишних движений, тяжелые кандалы, сковывавшие его лодыжки, глухо звякнули.
– Когда эти проклятые святоши снова потащат меня на допрос? – пробормотал виргинец. – Смогу я устоять против них в этот раз? Как мне повезло, что после первой же пытки я свалился с приступом перемежающейся лихорадки. Да будет благословен брат Иеронимо, который заявил, что я обязательно умру, если меня будут допрашивать до того, как ко мне вернутся силы – хотя я и не понимаю, почему он заступился за меня.
К своему удивлению, Армитедж не питал ненависти к брату Иеронимо. В конце концов, пираты из команды Рикса, Гасконца, Морриса и других их пошиба применяли те же пытки.
– Если каким-нибудь чудом мне удастся сбежать, то мне понадобятся все мои силы, не говоря уж о том, что мне придется работать руками. – Его плечи, вывернутые на дыбе, все еще плохо двигались и нестерпимо болели.
Он чувствовал какую-то дикую гордость, потому что терпел боль без единого крика и ни разу не отказался от своей веры.
Прямо под окном тюрьмы прозвучал гитарный аккорд и девичий смех, который резко оборвался поцелуем.
Спасение? Если бы он томился в заточении на атлантическом побережье, то у него еще оставалась бы надежда, он вспомнил тех бедняг, которых сам помогал освобождать из темниц Ла-Глории.
Его тревожило отсутствие вестей о Моргане. Может, он убит или серьезно ранен? Или, как многие и предсказывали, его призвали в Англию к ответу за незаконную атаку на Порто-Бельо?
Загремел поворачиваемый ключ, и наиболее доброжелательный из его двух тюремщиков распахнул дверь камеры.
– Вставай, английская собака, к тебе гости. – А потом он неожиданно добавил: – И счастливого Нового года тебе.
– Брат Пабло!
– Пошли тебе Господь благословение, сын мой. – Францисканец вошел тихо, словно ожившее привидение.
– Счастливого Нового года, – горько ответил пленник. – Но если ты снова пришел, чтобы спасать мою душу, то лучше не трать понапрасну время.
– Нет, мой бедный Давидо, я здесь не для того, чтобы читать проповедь. – Старик шагнул вперед, пошарил в недрах своей рясы и вытащил оттуда кабанью ногу, пирожки и даже кожаную флягу с вином. – Мне придется отвечать за это, – пробормотал монах, – но бери, Давидо, и пусть милостивая Божья Матерь ускорит твое обращение.
Второй раз за этот вечер глаза Дэвида наполнились слезами, и ему пришло в голову, что ни одна живая душа в Англии, Виргинии или на Ямайке не поверит в то, что папистский священник может быть таким милосердным по отношению к протестанту.
– Скажи, дон Андреас здоров?
– Да, и процветает. Восстановление Порто-Бельо привело к улучшению торгового снабжения Панамы в этом году.
– А что… дониселла Мерседес?
– Она с каждым днем становится все прелестнее, – улыбнулся брат Пабло, – и, боюсь, слишком много говорит о тебе, это может помешать ее счастью.
– Пожалуйста, передай, что я все так же ей предан. А что стало с моими книгами, рисунками и работами?
Старый монах быстро отвернулся.
– Я… я не знаю. Нет, это неправда, бедный Давидо. Их… их сожгли, все по приказу святой инквизиции.
– Сожгли! Боже, Боже мой! – Армитедж трясущейся рукой закрыл лицо. Погиб его многолетний труд, бесценные знания, добытые у уже исчезнувших с лица земли индейских племен. Рукописи уничтожены – все было напрасно!
– Ох, брат Пабло, ты, наверное, ошибся. Они не могли этого сделать, – выдохнул он, – не могли уничтожить такие редкие и бесценные знания, которые могли пойти на пользу всему человечеству!
– Увы. Я хотел бы ошибаться.
Дэвид поднял на него полные отчаяния, воспаленные глаза,
– Но зачем? Зачем? ЗАЧЕМ? Ведь ты прекрасно знаешь, что в моих записях не было зла, не было ничего аморального или идущего против религии!
Мягкая рука брата Пабло легко опустилась на изувеченное плечо виргинца.
– Я могу только напомнить тебе, что пути Господни неисповедимы. Мы, представители церковного ордена, не можем понять близорукой ярости миссионерских орденов и их монахов. – Голос францисканца зазвучал громче, выражая скрытый гнев: – Доминиканцы и слуги Иисуса – иезуиты заходят слишком далеко и забывают, что заботиться о душе – это дело белого духовенства. Дон Давидо, подобные глупости вроде той, что случилась с вашими рукописями, только ускорят их падение.
Старик снова потрепал Армитеджа по плечу.
– Набирайся сил, сын мой, и помни, что наш Спаситель много страдал, но все же с триумфом поднялся превыше всех его судей.
По привычке брат Пабло достал два больших апельсина.
– Альгвасил будет сердиться, если заметит очистки, но апельсины хорошо помогают при ослабленных зубах.
Монах выпрямился при звуке шагов тюремщика, не совсем уверенных из-за выпитого в честь праздника вина.
– И последнее. Знай, что следующий «допрос» состоится десятого числа этого месяца. Дай тебе Бог узреть свет истины до этого числа – иначе я дрожу при одной мысли о том, что ждет тебя.
Дон Андреас и его жена с удовольствием сидели в уютном кабинете и вновь переживали поразительный успех своего новогоднего праздника. Для ушей доньи Елены лучше всякой музыки были слухи о том, что некоторые городские дамы завидовали ей и удивлялись, как это простой домохозяйке вроде доньи Елены де Мартинес де Амилета удалось собрать такое блестящее общество.
Хихикая, Юлия, мамонтоподобная негритянка-повариха доньи Елены, сообщила ей, что посланные из соседних домов предлагали настоящие взятки за то, чтобы узнать секрет вкуснейших маленьких пирожных доньи Елены.
Похлопывая рукой по округлившемуся животу, судья закурил трубочку и улыбнулся.
– С первого дня нашей свадьбы я знал, что ты превосходная хозяйка; то, что лучше тебя не бывает, я понял спустя десять лет нашей совместной жизни; но только сейчас я начинаю понимать, что ты просто собрание всех возможных добродетелей.
– Дон Андреас, – вспыхнула жена и закрылась веером, – когда я впервые встретила тебя в Картахене, то сразу подумала, что ты настоящий кабальеро и самый бессовестный льстец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142