— вдруг перебил Сталин, подавшись вперед и не отрывая взгляда от глаз Бориса Петровича.
На этот раз Брембек выдержал взгляд вождя и спокойно ответил:
— Убежден, о вас тоже.
«Хозяин» рассмеялся, оскалив мелкие, желтые, щербатые зубы.
— Молодэц товарищ Бокий! Очень полезную работу делает для партии и народа. — Он опять погрузился в молчание. — Что же, Борис Пэтрович, — заговорил вождь через несколько тягостных минут, — я вам весьма благодарен за содержательную беседу. — Как ваш аппетит? Нагуляли?
— По правде говоря, Иосиф Виссарионович…
— Нет? — деланно удивился «хозяин».
— Вот если позволите — минеральной водички…
— Пожалуйста, пожалуйста, дорогой!
Борис Петрович начал наполнять большой хрустальный фужер «Боржоми»; бутылка мелко подрагивала в его руке, иногда касалась края фужера, и тогда рождался тихий мелодичный звон. Бокал был наполнен до краев, Брембек пил «Боржоми» с жадностью, большими глотками, и по худой жилистой шее ходил кадык.
Товарищ Сталин с большим интересом и вниманием наблюдал всю эту процедуру.
— Спасибо…
— На здоровье, дорогой. Скажите, Борис Пэтрович, когда вот такая погода — дождь, слякоть, ваш шрам на щеке не болит, не ноет?
Лицо ночного гостя напряглось, резче обозначились морщины.
— Нет, Иосиф Виссарионович, — ответил он твердо и спокойно, — не болит и не ноет.
— Очэнь хорошо! Просто отлично! Отвратительно, когда у тебя что-нибудь болит, ноет…— (Особенно тяжко, когда страждет совесть, если она есть, и душа, если она не продана дьяволу, следует заметить в скобках.)— Значит, разделить со мной трапезу отказываетесь?
— Еще раз спасибо, Иосиф Виссарионович. Отказываюсь. Совершенно не хочется есть.
— Что же…— Вождь говорил еле слышно, похоже, самому себе. — Одиночество — мой удел, — он несколько раз хлопнул в ладоши, крикнул негромко: — Ваня!
Тут же в комнате появился Иван Иванович.
— Проводи нашего дорогого гостя, отправь домой. Пусть с ним едет Сандро. И сразу иды ко мне. До свидания, товарищ Брембек, — вождь поднялся со стула. — Да! Чуть не забыл! — Он вынул из кармана плотный конверт, протянул его через стол Борису Петровичу. — Ваш гонорар. Дополнительный. За сегодняшнюю информацию.
— Благодарю Иосиф Виссарионович…
— Идемте, — еле слышно прошептал Иван Иванович, стоявший за стулом своего агента.
Вождь остался один; несколько мгновений он сидел замерев, вытянув под столом короткие кривые ноги, прикрыв глаза тяжелыми веками.
«Шамбала…— думал Сталин. — Бокий тоже очень самостоятельный. Очень. Ему это дело доверять нельзя… Кому? Надо подумать. — В правой ладони возникли зуд и жжение, он сжал руки в кулаки. — Мне надо еще „их“ энергии! Еще! Еще!.. Мало…» — Он разжал кулак, на ладони возникло темное круглое пятно, как ожог. Оно источало густое, бьющее струей, тепло41.
Скрипнула дверь — пятно на ладони мгновенно растаяло, исчезло. Жжение и зуд прекратились, только учащенно билось сердце, во рту появилась сухость, и еле уловимый запах серы щекотал ноздри: странно, он возник внутри — запах серы выдыхался… Рябое лицо покрылось мелкими бисеринками пота.
— Садысь, Ваня, — тяжело дыша, сказал «Хозяин». — Там… Напротив.
Иван Иванович сел на стул, который недавно занимал Брембек.
Сталин вынул из кармана брюк большой несвежий носовой платок, вытер пот с лица. Налил в фужер из запотевшего кувшина темно-красного вина (это была «Хванчкара»), жадно выпил, облизал губы длинным языком.
— Значит, так…— заговорил вождь спокойно, ровно, без интонаций. — Эта экспедиция Бокия не должна состояться…
— Немедленно запретить? — спросил Иван Иванович.
— Зачем запретить? — поморщился вождь. — Ты, Ваня, русский человек, а горячий, как грузин. Пусть они сами запрещают друг друга.
— Простите, товарищ Сталин, не понял.
— Медленно соображаешь, Ваня, — «Хозяин» помолчал, хмуря узкий лоб. — Так, так… Товарищ Дзержинский поддерживает затею Бокия?
— Так точно! Поддерживает.
— А его заместители, товарищи Трилиссер и Ягода? Особенно Генрих Григорьевич?
— Они знают только об идее экспедиции в Тибет. На коллегии ОГПУ о ней докладывал этот сумасшедший Барченко. Но о том, что экспедиция профинансирована, подготовлена, одобрена наркомом иностранных дел, они не знают. Ведь Бокий действует самостоятельно, не считаясь с замами Феликса Эдмундовича. Он напрямую подчинен ЦК партии, Политбюро…— Иван Иванович повысил голос до торжественности,-…лично вам, товарищ Сталин.
Вождь довольно усмехнулся — он любил лесть, хотя и не доверял тем, кто ему откровенно льстил. Впрочем, он не доверял никому.
— Вот что, Ваня… Пусть экспедицию Бокия в Тибет отменят заместители товарища Дзержинского.
Иван Иванович не удержался от вопроса:
— Каким образом?
— Самым простым образом, — сказал Сталин. — Надо столкнуть их лбами. Нэ думаю, что Ягода и Трилиссер с одной стороны, а Бокий с другой — друзья. Ведь так, Ваня?
— Замы Дзержинского Бокия терпеть не могут. Глеб Иванович их попросту не замечает, третирует, называет «липачами».
— Как, как? — «Хозяин» даже подался вперед, нависнув над столом и чуть не опрокинув кувшин с вином. — Что это значит?
— Липачи… Ну, липнут ко всему, как мухи.
— Очэнь самостоятельный человек мой давний друг Бокий. Очэнь! — вождь помолчал. — Так что, Ваня, действуй в этом направлении.
— Сообразим, товарищ Сталин.
— Ну, а как обстоит дело с «Единым трудовым братством»?
— «Единое трудовое братство»? Действует: собираются, философствуют, спорят. Но и практические дела решают. Ведь экспедиция, цель которой найти страну Шамбалу… Бред все это, товарищ Сталин. Идея этой экспедиции… Ведь она родилась в «братстве», возглавляемом Барченко. Может быть, пора всю эту лавочку прихлопнуть? В одну ночь? Список всех членов ЕТБ у меня есть. В несколько часов управимся. Только дать Команду…
— Ни в коем случае! — воскликнул Сталин и лицо его побагровело. — Ни в коем… Нэт, Ваня, какой-то важной извилины у тебя в башке нет, нэ хватает. Разгромить их «братство» сейчас — это значит арестовать и Бокия. А Глеб Иванович помимо своих текущих дел, помимо организации экспедиции занят очэнь ответственной работой государственной важности.
«Вы имеете в виду „черную тетрадь“? — чуть было не спросил Иван Иванович, но вовремя сдержался.
— А кто нас информирует о «братстве»? — спросил, похоже, успокоившись, «Хозяин». — Тоже Меченый?
— Нет, товарищ Сталин. Все сведения о «Едином трудовом братстве» мы получаем от агента Дыма. Уж больно много курит этот сотрудник спецотдела.
— И Меченый не знает о «братстве»?
— Знает, конечно. Он профессионал в деле доносительства, сует нос во все дыры. Но я его об ЕТБ не спрашиваю, заданий по этой организации не даю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
На этот раз Брембек выдержал взгляд вождя и спокойно ответил:
— Убежден, о вас тоже.
«Хозяин» рассмеялся, оскалив мелкие, желтые, щербатые зубы.
— Молодэц товарищ Бокий! Очень полезную работу делает для партии и народа. — Он опять погрузился в молчание. — Что же, Борис Пэтрович, — заговорил вождь через несколько тягостных минут, — я вам весьма благодарен за содержательную беседу. — Как ваш аппетит? Нагуляли?
— По правде говоря, Иосиф Виссарионович…
— Нет? — деланно удивился «хозяин».
— Вот если позволите — минеральной водички…
— Пожалуйста, пожалуйста, дорогой!
Борис Петрович начал наполнять большой хрустальный фужер «Боржоми»; бутылка мелко подрагивала в его руке, иногда касалась края фужера, и тогда рождался тихий мелодичный звон. Бокал был наполнен до краев, Брембек пил «Боржоми» с жадностью, большими глотками, и по худой жилистой шее ходил кадык.
Товарищ Сталин с большим интересом и вниманием наблюдал всю эту процедуру.
— Спасибо…
— На здоровье, дорогой. Скажите, Борис Пэтрович, когда вот такая погода — дождь, слякоть, ваш шрам на щеке не болит, не ноет?
Лицо ночного гостя напряглось, резче обозначились морщины.
— Нет, Иосиф Виссарионович, — ответил он твердо и спокойно, — не болит и не ноет.
— Очэнь хорошо! Просто отлично! Отвратительно, когда у тебя что-нибудь болит, ноет…— (Особенно тяжко, когда страждет совесть, если она есть, и душа, если она не продана дьяволу, следует заметить в скобках.)— Значит, разделить со мной трапезу отказываетесь?
— Еще раз спасибо, Иосиф Виссарионович. Отказываюсь. Совершенно не хочется есть.
— Что же…— Вождь говорил еле слышно, похоже, самому себе. — Одиночество — мой удел, — он несколько раз хлопнул в ладоши, крикнул негромко: — Ваня!
Тут же в комнате появился Иван Иванович.
— Проводи нашего дорогого гостя, отправь домой. Пусть с ним едет Сандро. И сразу иды ко мне. До свидания, товарищ Брембек, — вождь поднялся со стула. — Да! Чуть не забыл! — Он вынул из кармана плотный конверт, протянул его через стол Борису Петровичу. — Ваш гонорар. Дополнительный. За сегодняшнюю информацию.
— Благодарю Иосиф Виссарионович…
— Идемте, — еле слышно прошептал Иван Иванович, стоявший за стулом своего агента.
Вождь остался один; несколько мгновений он сидел замерев, вытянув под столом короткие кривые ноги, прикрыв глаза тяжелыми веками.
«Шамбала…— думал Сталин. — Бокий тоже очень самостоятельный. Очень. Ему это дело доверять нельзя… Кому? Надо подумать. — В правой ладони возникли зуд и жжение, он сжал руки в кулаки. — Мне надо еще „их“ энергии! Еще! Еще!.. Мало…» — Он разжал кулак, на ладони возникло темное круглое пятно, как ожог. Оно источало густое, бьющее струей, тепло41.
Скрипнула дверь — пятно на ладони мгновенно растаяло, исчезло. Жжение и зуд прекратились, только учащенно билось сердце, во рту появилась сухость, и еле уловимый запах серы щекотал ноздри: странно, он возник внутри — запах серы выдыхался… Рябое лицо покрылось мелкими бисеринками пота.
— Садысь, Ваня, — тяжело дыша, сказал «Хозяин». — Там… Напротив.
Иван Иванович сел на стул, который недавно занимал Брембек.
Сталин вынул из кармана брюк большой несвежий носовой платок, вытер пот с лица. Налил в фужер из запотевшего кувшина темно-красного вина (это была «Хванчкара»), жадно выпил, облизал губы длинным языком.
— Значит, так…— заговорил вождь спокойно, ровно, без интонаций. — Эта экспедиция Бокия не должна состояться…
— Немедленно запретить? — спросил Иван Иванович.
— Зачем запретить? — поморщился вождь. — Ты, Ваня, русский человек, а горячий, как грузин. Пусть они сами запрещают друг друга.
— Простите, товарищ Сталин, не понял.
— Медленно соображаешь, Ваня, — «Хозяин» помолчал, хмуря узкий лоб. — Так, так… Товарищ Дзержинский поддерживает затею Бокия?
— Так точно! Поддерживает.
— А его заместители, товарищи Трилиссер и Ягода? Особенно Генрих Григорьевич?
— Они знают только об идее экспедиции в Тибет. На коллегии ОГПУ о ней докладывал этот сумасшедший Барченко. Но о том, что экспедиция профинансирована, подготовлена, одобрена наркомом иностранных дел, они не знают. Ведь Бокий действует самостоятельно, не считаясь с замами Феликса Эдмундовича. Он напрямую подчинен ЦК партии, Политбюро…— Иван Иванович повысил голос до торжественности,-…лично вам, товарищ Сталин.
Вождь довольно усмехнулся — он любил лесть, хотя и не доверял тем, кто ему откровенно льстил. Впрочем, он не доверял никому.
— Вот что, Ваня… Пусть экспедицию Бокия в Тибет отменят заместители товарища Дзержинского.
Иван Иванович не удержался от вопроса:
— Каким образом?
— Самым простым образом, — сказал Сталин. — Надо столкнуть их лбами. Нэ думаю, что Ягода и Трилиссер с одной стороны, а Бокий с другой — друзья. Ведь так, Ваня?
— Замы Дзержинского Бокия терпеть не могут. Глеб Иванович их попросту не замечает, третирует, называет «липачами».
— Как, как? — «Хозяин» даже подался вперед, нависнув над столом и чуть не опрокинув кувшин с вином. — Что это значит?
— Липачи… Ну, липнут ко всему, как мухи.
— Очэнь самостоятельный человек мой давний друг Бокий. Очэнь! — вождь помолчал. — Так что, Ваня, действуй в этом направлении.
— Сообразим, товарищ Сталин.
— Ну, а как обстоит дело с «Единым трудовым братством»?
— «Единое трудовое братство»? Действует: собираются, философствуют, спорят. Но и практические дела решают. Ведь экспедиция, цель которой найти страну Шамбалу… Бред все это, товарищ Сталин. Идея этой экспедиции… Ведь она родилась в «братстве», возглавляемом Барченко. Может быть, пора всю эту лавочку прихлопнуть? В одну ночь? Список всех членов ЕТБ у меня есть. В несколько часов управимся. Только дать Команду…
— Ни в коем случае! — воскликнул Сталин и лицо его побагровело. — Ни в коем… Нэт, Ваня, какой-то важной извилины у тебя в башке нет, нэ хватает. Разгромить их «братство» сейчас — это значит арестовать и Бокия. А Глеб Иванович помимо своих текущих дел, помимо организации экспедиции занят очэнь ответственной работой государственной важности.
«Вы имеете в виду „черную тетрадь“? — чуть было не спросил Иван Иванович, но вовремя сдержался.
— А кто нас информирует о «братстве»? — спросил, похоже, успокоившись, «Хозяин». — Тоже Меченый?
— Нет, товарищ Сталин. Все сведения о «Едином трудовом братстве» мы получаем от агента Дыма. Уж больно много курит этот сотрудник спецотдела.
— И Меченый не знает о «братстве»?
— Знает, конечно. Он профессионал в деле доносительства, сует нос во все дыры. Но я его об ЕТБ не спрашиваю, заданий по этой организации не даю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161