Но есть и другие причины.
Одна из них — общественно-литературная деятельность Николая Константиновича, бурно начавшаяся в США и в окончательном виде уже позже воплощенная в так называемом «Пакте Рериха» (о нем речь впереди). Своему главному замыслу, который постепенно обретает конкретные логические контуры, сначала теоретические, потом и практические, художник, мыслитель, философ и поэт (явно восточный вариант сверхчеловека, божества, опустившегося на Землю) посвящает огромное количество статей, эссе, исследований, бесед, зафиксированных корреспондентами, а также и стихов: ведь Николай Рерих — поэт еще со студенческих лет. А замысел этот — создать на земле государство без границ, государство культуры, знания, искусства, где основное строительство должно осуществляться в душах людей, которых между тем на своих полотнах — они появляются одно за другим с завидным постоянством — живописец по-прежнему не видит. Эта общественно-политическая деятельность русского художника-эмигранта вызывает в США огромный интерес, у Николая Константиновича появляются поклонники, последователи, ученики, среди них достаточно влиятельные представители американского бизнеса и искусства. Его статьи и прочие журналистские сочинения в разных жанрах с жадностью читают, о них спорят, происходят публичные обсуждения и диспуты, на которых присутствует автор. И поскольку вся публицистика Рериха, пусть опосредованно, отражена в его живописи, интерес к картинам подогревается и тем, что выходит из-под пера Рериха — журналиста и писателя.
У Николая Константиновича-публициста были и есть свои поклонники и у нас в России, и в Европе, и в США. Я же считаю нашего прославленного художника просто — да простят меня его почитатели — слабым журналистом, скучным дидактическим писателем и посредственным поэтом. В его публицистике много риторики, напыщенности, высокого пафоса, абстрактных «правильных» рассуждений, и нет живых чувств, страсти, жара сердца, в них полностью отсутствуют эмоции и все подчинено холодному, четкому, «скандинавскому» разуму и трезвому расчету. Не могу удержаться от одного примера: «Великая Родина, все сокровища твои, все неизреченные красоты твои, всю твою неисчерпаемость во всех просторах и вершинах будем оборонять». Думаю, приведенный холодно-пафосный, безвкусный и банальный пассаж не нуждается в комментариях. И чего в переизбытке во всем, что написал Николай Константинович, — это безапелляционности суждений, менторского тона, бесконечных поучений и наставлений — ведь он учитель, гуру, — которые надо принимать без всяких возражений. И это постоянное «мы» — о себе: «мы подчеркивали неоднократно», «мы приняли решение», «мы обращаем ваше благосклонное внимание»… и т. д. Да, можно считать, что в этом «мы» объединены автор и его супруга Елена Ивановна, которые всегда действуют сообща, они постоянно вместе, неразделимый тандем, и достаточно часто то или иное решение учителя принимается по инициативе или совету его супруги, что не раз подчеркивал сам Николай Константинович, хотя, если внимательно вникнуть в подобный текст, «сквозь зубы». Кроме того, Елена Ивановна в любых ситуациях сознательно оставалась в тени; реальным «физическим» лицом, воплощающим их многостороннюю, сложную и — в глубине — опасную для мировой общественности деятельность, был только Николай Константинович, так что для массового читателя его сочинений это чванливое, высокомерное и раздражающее «мы» стало постоянно ассоциироваться только с именем живописца.
Что же касается стихов Николая Константиновича — почти все они вошли в сборник «Цветы Мории», впервые увидевший свет в 1921 году и расхваленный на все лады и на всех континентах, — то, на мой взгляд, это что угодно, но только не поэзия. Да, тут есть подражание восточным и индийским поэтам, философское осмысление мира (по-моему, поверхностное, напыщенно-претенциозное и во многом банальное), шаблонный белый стих, вымученное глубокомыслие и — как и в публицистике — назидания и поучения, поучения и назидания, от которых постепенно начинаешь испытывать неловкость за «поэта». Да, многие из стихов, вошедших в сборник «Цветы Мории», можно воспринимать как молитвы для медитаций в восточном духе, но согласитесь, это лишь «для избранных», для самого узкого круга…
Однако, тем не менее. И публицистика, и стихи, и художественная проза, и публичные выступления, лекции, «уроки» с учениками — все это способствовало росту популярности Рериха в Соединенных Штатах Америки, неослабевающего внимания к его проектам и инициативам как общественного деятеля мирового масштаба, а в конечном счете неуклонно работало на повышенный интерес к «главному делу жизни», как утверждал сам маэстро, — к его живописи.
Возник еще один фактор, способствовавший тому обстоятельству, что наш герой, находясь в США, все время был в центре внимания американского общественного мнения. И фактор этот — с привкусом скандала. Дело в том, что к этому времени — 1920 — 1924 годы — советская коммунистическая Россия еще не проявила себя в полной мере, по очень точному определению американского президента Рейгана, «империей зла». Наоборот, «первое в мире государство рабочих и крестьян», провозглашенные его лидерами идеалы, за которые страна будет бороться, несмотря на публикации в прессе об ужасах революции и гражданской войны, вызвали в Штатах живой интерес, а в определенных радикальных кругах, в студенческой среде — сочувствие и «братскую солидарность». И слухи о том, что Николай Рерих и его супруга агенты «красной Москвы», что живописец — сторонник коммунистических преобразований в его стране, проникшие в прессу консервативного толка, тоже способствовали росту известности и популярности русского живописца-эмигранта, популярности, повторяю, несколько скандального свойства.
Все эти слухи, не подтвержденные на первых порах ни одним фактом, Николай Константинович, если ему на пресс-конференциях или интервьюерами задавался прямой вопрос, категорически и спокойно отвергал, не вдаваясь в подробности: он не желал дискуссий на эту тему и не допускал их.
Но… нет дыма без огня.
Глава 2
…Из преследуемого сделайся ты нападающим. Как сильны нападающие и как бедны оправдывающиеся. Оставь защищаться другим. Ты — нападай, ибо ты знаешь, для чего вышел ты. И почему ты не устрашился леса… И ты проходишь овраг только для всхода на холм. И цветы оврага не твои цветы. И ручей ложбины не для тебя. Сверкающие водопады найдешь ты. И ключи родников освежат тебя. И перед тобой расцветет вереск счастья. Но он цветет на высотах. И будет лучший закон не у подножия холма. Но твоя добыча будет на высотах. И ни ты, ни добыча не пожелают спуститься в лощину…
Николай Рерих

Беспредельный, всеохватывающий океан пепельного цвета, который глухо, мощно, но уже после недавнего шторма умиротворенно рокотал далеко внизу за бортом «Зеландии», ощущался со всех сторон, казалось, поднимался в небо, тоже пепельного цвета, только размытое и зыбкое, и Николай Константинович Рерих, держась за высокие перила, отгораживающие вторую палубу корабля от влекущей к себе бездны мирового океана, вдруг только на один короткий, как молния, миг испытал безумное сладостное желание, которое, казалось, от восторга останавливало сердце:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161