Старик никак не мог взять в толк, зачем его отпрыск вдруг захотел заполучить в руки именно этот грязный листок, а не, скажем, золотоносную шахту или большое ранчо, но сын миссис Херст всегда делал то, что хотел.
В один прекрасный день в редакции газетенки «Икзэминер» появился молодой Херст и все перевернул вверх дном. У него был тонкий нюх на блестящих талантливых молодых людей, он умел искусно соотносить свой похотливый зуд, свои страстные желания с похотью и завистливыми желаниями простых мужчин и женщин, обитающих на дне жизни без цента в кармане, тех кто не вылазит из трущоб, видит только проституток, притоны, где торгуют наркотиками, грабежи, разборки; но этого ему вполне достаточно и он, возвращаясь в верхнюю часть города, авторитетно заявляет, что знает жизнь рабочих кварталов;
таков самый низкий общий знаменатель;
та унавоженная почва, на которой можно взращивать свою карьеру,
гниль демократии.
И вот из всего этого, из этого зловония, выросла газетная империя. (Может быть, он мнил себя молодым Юлием Цезарем, разбрасываясь миллионами, срывая привычные символы и разрушая прочные традиции, строя рожи облаченным в тоги привилегированным аристократам, чопорным надменным шишкам, восседавшим в роскошных офисах; бросая вызов монополии;
Ведь жизнь Цезаря, как и жизнь его, Уильяма, была жизнью проказника-миллионера. Может, У.-Р. читал кое-что о республиках, погибших в прошлом;
Алкивиад ведь тоже был большим «практическим» шутником.
Сан-францисский «Икзэминер» вдруг пошел в гору, его тираж рос, он раздражал, вызывал интерес, большой интерес у бедняка без цента в кармане, разжигал его похотливые страсти и стал «Королем ежедневных газет».
После смерти старика миссис Херст продала принадлежавшую ей «Анаконду» за семь с половиной миллионов долларов и отдала эти деньги сыну, чтобы он как следует развернулся в Нью-Йорке. Там он купил «Морнинг джорнэл»
и начал гонку с Пулитцерами
чтобы доказать кто больше сможет нажиться
на примитивных эмоциях читателей выражаемых всего несколькими словами: Вот так-так! Вот здорово! Вот так штука!
В политике он всегда был демократом от народа; в девяносто шестом голосовал за Брайана; на побережье вел ожесточенную борьбу с железной дорогой «Саутерн пэсифик», с нанятыми компанией адвокатами, принадлежащими ей предприятиями, против всех, кто, по его мнению, стремился отобрать штат Калифорнию у первопоселенцев; в день выборов президента в девяносто шестом три его нью-йоркские газеты вышли общим тиражом в полтора миллиона экземпляров – абсолютный рекорд, заставивший владельца «Уорлд» снизить свою цену до одного пенни.
Если нет никаких новостей их нужно делать. «Обеспечьте меня картинками, я обеспечу войну» – такую, как говорят, телеграмму он отправил Ремингтону в Гавану. Вся беда в том, что Куба была бездонным колодцем для увеличения тиражей, но все изменилось, после того как Марк Ханна привел к власти Мак-Кинли и национальная политика резко изменилась.
По указанию Херста один из его смышленых молодых людей организовал побег из тюрьмы Эванхелисты Сиснерос, красивой кубинской революционерки, которую посадил за решетку Уэйлер, даже устроил в ее честь громадный митинг на Мэдисон-сквер.
Не забывайте крейсер «Мэйн»
Когда Мак-Кинли заставили объявить войну Испании, у У.-Р. появились свои планы. Он хотел купить английский пароход и затопить его в Суэцком канале
но испанский флот не пошел этим маршрутом.
Он нанял «Сильвию» и «Буканьера» и сам отправился на Кубу с переносным печатным станком и в сопровождении целого флота буксиров
размахивая шестизарядным пистолетом он высадился при сильном прибое на баркасе на берег, где захватил двадцать шесть безоружных чуть было не утонувших испанских моряков и заставил их опуститься на колени на песок и поцеловать американский флаг
перед фотокамерой
это происшествие в Манила-Бей немедленно увеличило тираж его «Морнинг джорнел», доведя его до одного миллиона шестисот тысяч экземпляров.
После того как вздули испанцев, нападать больше было не на кого – оставались одни мормоны. Полигамия возбуждала всех, всех интересовала сексуальная жизнь богачей, сделанные пером рисунки женщин в нижнем белье и доисторических чудовищ в цвете. Он разыскал женщин-репортеров, больших мастериц по части сенсационных и душещипательных статей: Энни Лори, Дороти Дикс, Беатрикс Фейрфакс. Он развернулся вовсю с комиксами. Появились новые серии – Катценджэммер Кидс, Бастер Браун, Крейзи Кэт.
Публика возбуждена и тебя тоже охватывает возбуждение;
его передовицы зло нападали на преступников, сколотивших целые состояния, на тресты, на «Великую старую партию» (республиканцев), они не щадили ни Марка Ханну, ни самого президента Мак-Кинли, и когда его убили, то большинство республиканцев были убеждены, что это злодейское убийство – дело рук Херста
Херст тут же ответил на обвинения, переименовав свою газету «Морнинг джорнел», теперь она стала «Америкэн», а сам он вышел на авансцену к самой рампе
носил черный сюртук, шляпу с десятью галунами как у президента,
кандидат-миллионер от простого американца.
Брайан сделал его президентом Национальной ассоциации клубов демократов и посоветовал начать издавать газету в Чикаго.
После второго поражения Брайана на президентских выборах Херст сблизился с Чарлзом Ф. Мерфи в Нью-Йорке и был избран членом конгресса США.
Его избирательный штаб находился в Холланд-хаусе, и в ночь своего избрания он устроил грандиозный фейерверк на Мэдисон-сквер-гарден; одна мортира взорвалась, и в результате было убито и ранено около ста человек; это была единственная новость, которая так и не была напечатана на первых полосах газет Херста.
В палате представителей он не пользовался популярностью; там было все так, как и когда-то в школе: легкое мимолетное рукопожатие, скорее прикосновение, серьезные глаза, близко посаженные к длинному носу, презрительная улыбочка на вялых губах, – все это активно не нравилось развязным вашингтонским джентльменам, демонстрирующим показное дружелюбие. Он себя чувствовал там не в своей тарелке без своей обычной нанятой за деньги банды.
Ему было куда приятнее развлекать участников всевозможных премьер и любимчиков сцены в своем Холланд-хаусе.
В те годы, когда Бродвей заканчивался на Сорок второй улице, Миллисент Уилсон танцевала в шоу «Девушка из Парижа» вместе со своей сестрой; она выиграла конкурс популярности в его «Морнинг телеграф» и в придачу руку и сердце Уильяма Рандолфа Херста.
В девятьсот четвертом он истратил кучу денег, чтобы его имя в электрических лампочках появилось на съезде демократической партии в Чикаго, где он выставил свою кандидатуру на пост президента страны, но судья Паркер при поддержке Уолл-стрит увел у него из-под носа такую заманчивую должность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175
В один прекрасный день в редакции газетенки «Икзэминер» появился молодой Херст и все перевернул вверх дном. У него был тонкий нюх на блестящих талантливых молодых людей, он умел искусно соотносить свой похотливый зуд, свои страстные желания с похотью и завистливыми желаниями простых мужчин и женщин, обитающих на дне жизни без цента в кармане, тех кто не вылазит из трущоб, видит только проституток, притоны, где торгуют наркотиками, грабежи, разборки; но этого ему вполне достаточно и он, возвращаясь в верхнюю часть города, авторитетно заявляет, что знает жизнь рабочих кварталов;
таков самый низкий общий знаменатель;
та унавоженная почва, на которой можно взращивать свою карьеру,
гниль демократии.
И вот из всего этого, из этого зловония, выросла газетная империя. (Может быть, он мнил себя молодым Юлием Цезарем, разбрасываясь миллионами, срывая привычные символы и разрушая прочные традиции, строя рожи облаченным в тоги привилегированным аристократам, чопорным надменным шишкам, восседавшим в роскошных офисах; бросая вызов монополии;
Ведь жизнь Цезаря, как и жизнь его, Уильяма, была жизнью проказника-миллионера. Может, У.-Р. читал кое-что о республиках, погибших в прошлом;
Алкивиад ведь тоже был большим «практическим» шутником.
Сан-францисский «Икзэминер» вдруг пошел в гору, его тираж рос, он раздражал, вызывал интерес, большой интерес у бедняка без цента в кармане, разжигал его похотливые страсти и стал «Королем ежедневных газет».
После смерти старика миссис Херст продала принадлежавшую ей «Анаконду» за семь с половиной миллионов долларов и отдала эти деньги сыну, чтобы он как следует развернулся в Нью-Йорке. Там он купил «Морнинг джорнэл»
и начал гонку с Пулитцерами
чтобы доказать кто больше сможет нажиться
на примитивных эмоциях читателей выражаемых всего несколькими словами: Вот так-так! Вот здорово! Вот так штука!
В политике он всегда был демократом от народа; в девяносто шестом голосовал за Брайана; на побережье вел ожесточенную борьбу с железной дорогой «Саутерн пэсифик», с нанятыми компанией адвокатами, принадлежащими ей предприятиями, против всех, кто, по его мнению, стремился отобрать штат Калифорнию у первопоселенцев; в день выборов президента в девяносто шестом три его нью-йоркские газеты вышли общим тиражом в полтора миллиона экземпляров – абсолютный рекорд, заставивший владельца «Уорлд» снизить свою цену до одного пенни.
Если нет никаких новостей их нужно делать. «Обеспечьте меня картинками, я обеспечу войну» – такую, как говорят, телеграмму он отправил Ремингтону в Гавану. Вся беда в том, что Куба была бездонным колодцем для увеличения тиражей, но все изменилось, после того как Марк Ханна привел к власти Мак-Кинли и национальная политика резко изменилась.
По указанию Херста один из его смышленых молодых людей организовал побег из тюрьмы Эванхелисты Сиснерос, красивой кубинской революционерки, которую посадил за решетку Уэйлер, даже устроил в ее честь громадный митинг на Мэдисон-сквер.
Не забывайте крейсер «Мэйн»
Когда Мак-Кинли заставили объявить войну Испании, у У.-Р. появились свои планы. Он хотел купить английский пароход и затопить его в Суэцком канале
но испанский флот не пошел этим маршрутом.
Он нанял «Сильвию» и «Буканьера» и сам отправился на Кубу с переносным печатным станком и в сопровождении целого флота буксиров
размахивая шестизарядным пистолетом он высадился при сильном прибое на баркасе на берег, где захватил двадцать шесть безоружных чуть было не утонувших испанских моряков и заставил их опуститься на колени на песок и поцеловать американский флаг
перед фотокамерой
это происшествие в Манила-Бей немедленно увеличило тираж его «Морнинг джорнел», доведя его до одного миллиона шестисот тысяч экземпляров.
После того как вздули испанцев, нападать больше было не на кого – оставались одни мормоны. Полигамия возбуждала всех, всех интересовала сексуальная жизнь богачей, сделанные пером рисунки женщин в нижнем белье и доисторических чудовищ в цвете. Он разыскал женщин-репортеров, больших мастериц по части сенсационных и душещипательных статей: Энни Лори, Дороти Дикс, Беатрикс Фейрфакс. Он развернулся вовсю с комиксами. Появились новые серии – Катценджэммер Кидс, Бастер Браун, Крейзи Кэт.
Публика возбуждена и тебя тоже охватывает возбуждение;
его передовицы зло нападали на преступников, сколотивших целые состояния, на тресты, на «Великую старую партию» (республиканцев), они не щадили ни Марка Ханну, ни самого президента Мак-Кинли, и когда его убили, то большинство республиканцев были убеждены, что это злодейское убийство – дело рук Херста
Херст тут же ответил на обвинения, переименовав свою газету «Морнинг джорнел», теперь она стала «Америкэн», а сам он вышел на авансцену к самой рампе
носил черный сюртук, шляпу с десятью галунами как у президента,
кандидат-миллионер от простого американца.
Брайан сделал его президентом Национальной ассоциации клубов демократов и посоветовал начать издавать газету в Чикаго.
После второго поражения Брайана на президентских выборах Херст сблизился с Чарлзом Ф. Мерфи в Нью-Йорке и был избран членом конгресса США.
Его избирательный штаб находился в Холланд-хаусе, и в ночь своего избрания он устроил грандиозный фейерверк на Мэдисон-сквер-гарден; одна мортира взорвалась, и в результате было убито и ранено около ста человек; это была единственная новость, которая так и не была напечатана на первых полосах газет Херста.
В палате представителей он не пользовался популярностью; там было все так, как и когда-то в школе: легкое мимолетное рукопожатие, скорее прикосновение, серьезные глаза, близко посаженные к длинному носу, презрительная улыбочка на вялых губах, – все это активно не нравилось развязным вашингтонским джентльменам, демонстрирующим показное дружелюбие. Он себя чувствовал там не в своей тарелке без своей обычной нанятой за деньги банды.
Ему было куда приятнее развлекать участников всевозможных премьер и любимчиков сцены в своем Холланд-хаусе.
В те годы, когда Бродвей заканчивался на Сорок второй улице, Миллисент Уилсон танцевала в шоу «Девушка из Парижа» вместе со своей сестрой; она выиграла конкурс популярности в его «Морнинг телеграф» и в придачу руку и сердце Уильяма Рандолфа Херста.
В девятьсот четвертом он истратил кучу денег, чтобы его имя в электрических лампочках появилось на съезде демократической партии в Чикаго, где он выставил свою кандидатуру на пост президента страны, но судья Паркер при поддержке Уолл-стрит увел у него из-под носа такую заманчивую должность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175