Сколько самых разнообразных здоровых, раскрасневшихся на пощипывающем холодном ветру лиц, освещенных яркими вечерними огнями! Потом он остановил такси и поехал на Двенадцатую улицу.
На цветной горничной, открывшей ему дверь, он заметил красивый кружевной фартучек.
– Хелло, Синтия! – поздоровался он.
– Как поживаете, мистер Дик?
Дик чувствовал, как от нетерпения кровь глухо стучит у него в висках, когда он, возбужденный, в нервном ожидании расхаживал взад и вперед по неровному паркету.
Эвелин вышла к нему из задней комнаты. Она улыбалась.
Она наложила на лицо слишком много пудры и делала это, по-видимому, в большой спешке, так как морщинки над верхней губой стали еще заметнее, а нос, казалось, был посыпан мукой.
Но голосок ее, он это сразу почувствовал, был прежний – нежный, милый, звенящий.
– Дик, а я-то думала, что ты меня бросил.
– Нет, просто работал как вол… Доработался до того, что мозги отказываются функционировать. Вот и подумал, а не повидать ли мне тебя. От этого мне хуже не станет.
Она протянула ему китайскую фарфоровую шкатулку с сигаретами. Они уселись рядом на старомодном шатком диване, набитом конским волосом.
– Ну, как Джереми? – спросил Дик веселым тоном.
– Они с Полом уехали на Рождество на Запад, – сказала Эвелин и умолкла.
– Вероятно, ты по нему скучаешь… Да я и сам немного разочарован. Мне нравится твой пацан.
– Знаешь, мы с Полом решили все же развестись, тихо-мирно, по-дружески…
– Эвелин, прости, я не знал. Как, однако, жаль…
– Почему же?
– Право, не знаю… Может, это и глупо… Но мне всегда нравился Пол.
– Все это стало так обременительно… По-моему, в результате будет лучше и ему тоже.
Она сидела рядом с ним в своем повседневном платье с явным, по его мнению, перебором мелких, как завитки, складок. Несмотря на показное равнодушие, в ней чувствовалась горечь переживания. Ему казалось, что сейчас он видит ее впервые в жизни. Он, взяв ее за длинную руку с синими прожилками, опустил ее на маленький столик, стоящий перед ними, нежно погладил.
– Но все равно… ты мне нравишься больше. – Эти слова ему самому показались неискренними, заученными, словно он говорил их своему клиенту. Вдруг он вскочил. – Послушай, Эвелин, а не позвонить ли мне в Сеттиньяно, пусть принесут бутылку джина. Очень хочется выпить. Эта проклятая работа не выходит у меня из головы…
– Для чего? Пойди к холодильнику, там найдешь отличные коктейли, сама смешивала. Только что. У нас будут гости.
– Когда?
– Часов в семь… а почему тебя это интересует?
Он вышел через стеклянные двери. Ее дразнящий взгляд провожал его.
В буфетной цветная горничная надевала шляпку.
– Синтия, миссис Джонсон говорит, что где-то здесь есть коктейли.
– Да, мистер Дик, есть. Сейчас принесу стаканы.
– Сегодня, я вижу, у тебя выходной, так?
– Да, сэр. Я иду в церковь.
– Субботним днем?
– Да, сэр, в нашей церкви служба каждую субботу днем… хотя очень многим и сегодня приходится работать, и по воскресеньям.
– Ну а у меня вообще ни одного выходного, так много работы.
– Очень плохо, мистер Дик.
Он вернулся в комнату с подносом в трясущихся руках, от чего шейкер и два стакана позвякивали.
– Ах, Дик, нужно отправить тебя на лечение. Ты только посмотри, как трясутся у тебя руки. Как у седобородого старика.
– А я и есть седобородый старик. Просто сейчас я очень волнуюсь, подпишет ли этот негодяй, король патентованных лекарств, контракт с нами в понедельник, как и было условлено.
– Не будем об этом… Все это так ужасно. Я и сама работала, много работала… сейчас пытаюсь поставить пьесу.
– Эвелин, как здорово! Кто же автор?
– Чарлз Эдвард Холден… Прекрасная пьеса. Она меня так захватила, просто ужас! Кажется, я знаю, как ее нужно ставить. Может, подбросишь пару тысчонок на спектакль, Дик, или кишка тонка?
– Эвелин, я на мели… Из своего жалованья я должен выплачивать долги, содержать мамочку, создавать ей такие условия, к которым она привыкла, потом еще ферма брата Генри в Аризоне… он все там заложил… Но мне всегда казалось, что Чарлз Эдвард Холден – колумнист.
– Это еще одна грань его таланта, о которой никто не знал… Мне кажется, он настоящий поэт современного Нью-Йорка… ты только погоди… он еще себя покажет.
Дик налил себе второй коктейль.
– Ну, давай поговорим немного о нас с тобой… я дошел до полного изнеможения… Ах, Эвелин, ты понимаешь, о чем я говорю… Ведь мы с тобой такие хорошие друзья.
Она позволила ему сжимать свою руку, но не ответила тем же.
– Ты всегда говорила, что мы сексуально нравимся друг другу, а разве это не самая приятная вещь в мире?
Он пододвинулся к ней поближе, поцеловал в щечку, хотел повернуть к себе лицом.
– Разве ты не любишь хоть немного вот этого старого греховодника?
– Дик, я не могу. – Она встала, губы ее дергались, казалось, что она вот-вот расплачется. – У меня есть один человек, который мне очень нравится… очень. Наконец я решила сделать свою жизнь более осмысленной.
– Кто это? Неужели этот чертов колумнист?
– Тебе-то какое дело?
Дик закрыл лицо руками. Отнял их. Она увидала, что он смеется.
– Ну, снова не повезло… как раз сегодня, в субботу, после ресторана я охвачен любовным пылом.
– Но, Дик, у тебя-то недостатка в партнершах не будет, я в этом уверена.
– Да, и я этим воспользуюсь сегодня… мне так чертовски одиноко. Моя жизнь в руинах!
– Боже, какая литературно отточенная фраза!
– Да, мне тоже нравится. Честно говоря, я все чувствую, каждый… Вчера вечером что-то со мной случилось. Как-нибудь расскажу тебе, когда ты окажешь мне более благосклонный прием.
– Дик, почему бы тебе не съездить к Элинор? Она закатывает вечеринку для всех бояр.
– Она на самом деле собирается выйти замуж за этого чудовищного маленького князя?
Эвелин кивнула, но в ее глазах он заметил все ту же холодную горечь.
– Думаю, титул в бизнесе художника по интерьеру – не самое главное. А почему Элинор не вкладывает деньги в твое начинание?
– Не хочу у нее просить. У нее сейчас туго с деньгами, хотя был довольно успешный осенний сезон. Знаешь, чем мы старее, тем становимся жаднее… Ну а что говорит этот несчастный Мурхауз по поводу князя?
– Мне и самому очень хотелось бы узнать, что он думает вообще о чем-нибудь. Я работаю на него много лет и до сих пор не могу понять: то ли он на самом деле гений, то ли чванливое ничтожество. Интересно, будет ли он сегодня у Элинор? Хотелось бы поговорить с ним пару минут наедине… Кстати, неплохая идея… Эвелин, ты всегда делаешь что-нибудь хорошее для меня – не одно, так другое.
– Лучше прежде позвони… Она ведь вполне может дать тебе от ворот поворот, если ты явишься к ней без приглашения, тем более что у нее в доме будет полно русских эмигрантов в кокошниках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175
На цветной горничной, открывшей ему дверь, он заметил красивый кружевной фартучек.
– Хелло, Синтия! – поздоровался он.
– Как поживаете, мистер Дик?
Дик чувствовал, как от нетерпения кровь глухо стучит у него в висках, когда он, возбужденный, в нервном ожидании расхаживал взад и вперед по неровному паркету.
Эвелин вышла к нему из задней комнаты. Она улыбалась.
Она наложила на лицо слишком много пудры и делала это, по-видимому, в большой спешке, так как морщинки над верхней губой стали еще заметнее, а нос, казалось, был посыпан мукой.
Но голосок ее, он это сразу почувствовал, был прежний – нежный, милый, звенящий.
– Дик, а я-то думала, что ты меня бросил.
– Нет, просто работал как вол… Доработался до того, что мозги отказываются функционировать. Вот и подумал, а не повидать ли мне тебя. От этого мне хуже не станет.
Она протянула ему китайскую фарфоровую шкатулку с сигаретами. Они уселись рядом на старомодном шатком диване, набитом конским волосом.
– Ну, как Джереми? – спросил Дик веселым тоном.
– Они с Полом уехали на Рождество на Запад, – сказала Эвелин и умолкла.
– Вероятно, ты по нему скучаешь… Да я и сам немного разочарован. Мне нравится твой пацан.
– Знаешь, мы с Полом решили все же развестись, тихо-мирно, по-дружески…
– Эвелин, прости, я не знал. Как, однако, жаль…
– Почему же?
– Право, не знаю… Может, это и глупо… Но мне всегда нравился Пол.
– Все это стало так обременительно… По-моему, в результате будет лучше и ему тоже.
Она сидела рядом с ним в своем повседневном платье с явным, по его мнению, перебором мелких, как завитки, складок. Несмотря на показное равнодушие, в ней чувствовалась горечь переживания. Ему казалось, что сейчас он видит ее впервые в жизни. Он, взяв ее за длинную руку с синими прожилками, опустил ее на маленький столик, стоящий перед ними, нежно погладил.
– Но все равно… ты мне нравишься больше. – Эти слова ему самому показались неискренними, заученными, словно он говорил их своему клиенту. Вдруг он вскочил. – Послушай, Эвелин, а не позвонить ли мне в Сеттиньяно, пусть принесут бутылку джина. Очень хочется выпить. Эта проклятая работа не выходит у меня из головы…
– Для чего? Пойди к холодильнику, там найдешь отличные коктейли, сама смешивала. Только что. У нас будут гости.
– Когда?
– Часов в семь… а почему тебя это интересует?
Он вышел через стеклянные двери. Ее дразнящий взгляд провожал его.
В буфетной цветная горничная надевала шляпку.
– Синтия, миссис Джонсон говорит, что где-то здесь есть коктейли.
– Да, мистер Дик, есть. Сейчас принесу стаканы.
– Сегодня, я вижу, у тебя выходной, так?
– Да, сэр. Я иду в церковь.
– Субботним днем?
– Да, сэр, в нашей церкви служба каждую субботу днем… хотя очень многим и сегодня приходится работать, и по воскресеньям.
– Ну а у меня вообще ни одного выходного, так много работы.
– Очень плохо, мистер Дик.
Он вернулся в комнату с подносом в трясущихся руках, от чего шейкер и два стакана позвякивали.
– Ах, Дик, нужно отправить тебя на лечение. Ты только посмотри, как трясутся у тебя руки. Как у седобородого старика.
– А я и есть седобородый старик. Просто сейчас я очень волнуюсь, подпишет ли этот негодяй, король патентованных лекарств, контракт с нами в понедельник, как и было условлено.
– Не будем об этом… Все это так ужасно. Я и сама работала, много работала… сейчас пытаюсь поставить пьесу.
– Эвелин, как здорово! Кто же автор?
– Чарлз Эдвард Холден… Прекрасная пьеса. Она меня так захватила, просто ужас! Кажется, я знаю, как ее нужно ставить. Может, подбросишь пару тысчонок на спектакль, Дик, или кишка тонка?
– Эвелин, я на мели… Из своего жалованья я должен выплачивать долги, содержать мамочку, создавать ей такие условия, к которым она привыкла, потом еще ферма брата Генри в Аризоне… он все там заложил… Но мне всегда казалось, что Чарлз Эдвард Холден – колумнист.
– Это еще одна грань его таланта, о которой никто не знал… Мне кажется, он настоящий поэт современного Нью-Йорка… ты только погоди… он еще себя покажет.
Дик налил себе второй коктейль.
– Ну, давай поговорим немного о нас с тобой… я дошел до полного изнеможения… Ах, Эвелин, ты понимаешь, о чем я говорю… Ведь мы с тобой такие хорошие друзья.
Она позволила ему сжимать свою руку, но не ответила тем же.
– Ты всегда говорила, что мы сексуально нравимся друг другу, а разве это не самая приятная вещь в мире?
Он пододвинулся к ней поближе, поцеловал в щечку, хотел повернуть к себе лицом.
– Разве ты не любишь хоть немного вот этого старого греховодника?
– Дик, я не могу. – Она встала, губы ее дергались, казалось, что она вот-вот расплачется. – У меня есть один человек, который мне очень нравится… очень. Наконец я решила сделать свою жизнь более осмысленной.
– Кто это? Неужели этот чертов колумнист?
– Тебе-то какое дело?
Дик закрыл лицо руками. Отнял их. Она увидала, что он смеется.
– Ну, снова не повезло… как раз сегодня, в субботу, после ресторана я охвачен любовным пылом.
– Но, Дик, у тебя-то недостатка в партнершах не будет, я в этом уверена.
– Да, и я этим воспользуюсь сегодня… мне так чертовски одиноко. Моя жизнь в руинах!
– Боже, какая литературно отточенная фраза!
– Да, мне тоже нравится. Честно говоря, я все чувствую, каждый… Вчера вечером что-то со мной случилось. Как-нибудь расскажу тебе, когда ты окажешь мне более благосклонный прием.
– Дик, почему бы тебе не съездить к Элинор? Она закатывает вечеринку для всех бояр.
– Она на самом деле собирается выйти замуж за этого чудовищного маленького князя?
Эвелин кивнула, но в ее глазах он заметил все ту же холодную горечь.
– Думаю, титул в бизнесе художника по интерьеру – не самое главное. А почему Элинор не вкладывает деньги в твое начинание?
– Не хочу у нее просить. У нее сейчас туго с деньгами, хотя был довольно успешный осенний сезон. Знаешь, чем мы старее, тем становимся жаднее… Ну а что говорит этот несчастный Мурхауз по поводу князя?
– Мне и самому очень хотелось бы узнать, что он думает вообще о чем-нибудь. Я работаю на него много лет и до сих пор не могу понять: то ли он на самом деле гений, то ли чванливое ничтожество. Интересно, будет ли он сегодня у Элинор? Хотелось бы поговорить с ним пару минут наедине… Кстати, неплохая идея… Эвелин, ты всегда делаешь что-нибудь хорошее для меня – не одно, так другое.
– Лучше прежде позвони… Она ведь вполне может дать тебе от ворот поворот, если ты явишься к ней без приглашения, тем более что у нее в доме будет полно русских эмигрантов в кокошниках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175