Горчишников растворил дверь, оглядел арестованных и первым убил пра-
порщика Беленького.
Купец Мятлев прыгнул и с визгом полез под койку. Пуля раздробила ему
затылок.
Матрен Евграфыч отошел от окна (оно было почему-то не заставлено меш-
ками) - немного наклонился тучной грудью и сказал, кашлянув по средине
фразы:
- Стреляй... балда. Сукины сыны.
Горчишников протянул к его груди револьвер. Мелькнуло (пока спускал
гашетку) - решетчатое оконце в почте; "заказные" и много, целая тетрадь,
марок. Зажмурился и выстрелил. Попал не в грудь, а метнул с лица мозгами
и кровавой жижой на верхние койки.
Протоиерей, сгорбившись, сидел на койке. Виднелась жилистая, покрытая
редким волосом, вздрагивающая шея. Горчишников выругался и, прыгнув,
ударил рукоятью в висок. Перекинул револьвер из руки в руку. Одну за
другой всадил в голову протоиерея три пули.
Запер каюту. Поднялся на-верх.
- Мы тебя ждем, - сказал Заботин, увидев его, - если нам в Омск уп-
лыть и сдаться... Как ты думаешь?
Горчишников положил револьвер на стол и вяло проговорил:
- Арестованных убил. Всех. Четверых. Сейчас.
И хотя здесь защелкал пулемет, но крики двоих - Заботина и Трофима
Круци - Горчишников разбирал явственно.
Он сел на стул и, устало раскинув ноги, вздохнул:
- К Омску вам не уехать, - помолчав, сказал он: - за такие дела в
Омске вас не погладят тоже. Надо Запуса дожидать, либо...
Он вытер мокрые усы.
- Сами-то без него пароход-бы сдали. Я вас знаю. Ерепениться-то
пьяные можете. Теперь, небось, не сдадите. Подписывайте приказ-то.
Он вынул из папки напечатанный приказ и сказал:
- Шпентель-то я поставил уж. Две подписи, тогда и вывесить можно.
Заботин дернул со стола револьвер и, вытирая языком быстро высыхающие
губы, крикнул:
- Тебя надо за такие из этого... В лоб! в лоб!.. Какое ты имел право
без тройки?.. И не жалко тебе было, стерва ты этакая, без суда... само-
судник ты?.. Ну, как это ты... Емеля... да... постойте ребята, он
врет!..
- Не врет, - сказал Круця. - За убийство мы судить будем. После. Сей-
час умирать можно с пароходом, подписывай.
Он взял перо и подписался по-русски. Заботин, пачкая чернилами
пальцы, тыкал рукой.
- Я подпишу. Вы думаете, я трушу. Чорт с вами! А с тобой, Емельян, я
руки больше не жму. Очень просто. Грабительство...
Утром, город ухнул. Далеко за пароходом, к левому берегу, в воду упал
снаряд.
Горчишников сказал:
- Говорил - трехдюймовку привезти надо. Выкатят к берегу и начнут жа-
рить.
Он посмотрел на еще упавший ближе снаряд.
- Из казарм лупят. Заняли, значит.
Просидевший всю ночь у рупора капитан прокричал:
- Тихий... вперед. Стоп!.. Полный!
В полдень над тремя островами поднялся синий дымок. Взлетал высоко и
словно высматривал.
Красногвардейцы, сталкивавшие трупы в трюм, выбежали на палубу.
- Пароход! Из Омска! Наши идут.
А потом столпились внизу, пулеметы замолчали. Тихо переговоривались у
машинного отделения.
Пороховой дым разнесло, запахло машинным маслом. Пароход вздрагивал.
Машинист Никифоров, вытирая о сапоги ладони, медленно говорил:
- Все люди братья!.. Стервы, а не братья. Домой я хочу. Кабы красный
пароход был, белые-б нас обстреливали. Давно-б удрали. У меня - дети,
трафило-б вас, я за что страдать буду!
Из улиц, совсем недалеко рванулось к пароходу орудие. Брызгнул где-то
недалеко столб воды.
Делегация красногвардейцев заседала с Чрез-Тройкой.
На полных парах бешено вертелся под выстрелами пароход. Часть крас-
ногвардейцев стреляла, другие митинговали. С куля говорил Заботин:
- Товарищи! Выхода нет. Надо прорваться к Омску. Запус, повидимому,
убит. Идут белые пароходы. К Омску!
Подняли оттянутые стрельбой руки: к Омску, прорваться. Стрелять прек-
ратили.
Тут вверху Иртыша расцвел над тальниками еще клуб дыма.
- Идет... еще...
"Андрей Первозванный" завернул. Капитан крикнул в рупор:
- Полный ход вперед.
Из-за поворота яров, снизу, подымались навстречу связанные цепями,
преграждая Иртыш, - три парохода под бело-зеленым флагом.
Горчишников выхватил револьвер. Капитан в рупор:
- Стой. На-азад. Стой.
"Андрей Первозванный" опять повернулся и под пулеметную и орудийную
стрельбу ворвался в проток Иртыша - Старицу. Подымая широкий, заливающий
кустарники, вал пробежал с ревом мимо пристаней с солью, мимо пароходных
зимовок и, уткнувшись в камыши, остановился.
Красногвардейцы выскочили на палубу.
Машинист Никифоров закричал:
- Снимай красный. Белый подымай. Белый!..
Пока подымали белый, к берегу из тальников выехал казачий офицер; по-
дымаясь на стременах, приставил руку ко рту и громко спросил:
- Сдаетесь?
Никифоров кинулся к борту; махая фуражкой, плакал и говорил:
- Господа!.. Гражданин Трубычев... господин капитан!.. Дети... да
разве мы... их-ты, сами знаете...
Офицер опять приставил руку и резко крикнул:
- Связать Чрез-Тройку! Исполком Совдепа! Живо!
---------------
Разбудил Кирилла Михеича пасхальный перезвон. Застегивая штаны, в са-
погах на босу ногу, выскочил он за ворота. Генеральша Саженова без шали
поцеловала его, басом выкрикнув:
- Христос Воскресе!..
Кирилл Михеич протер глаза. Застегнул сюртук и, чувствуя гвозди в са-
поге, - спросил:
- Что такое значит?
Варвара целовала забинтованную руку Шмуро. Архитектор подымал брови
и, шаркая ногой, вырывал руку.
Варвара взяла Кирилла Михеича за плечи и, поцеловав, сказала:
- Христос Воскресе! Большевиков выгнали. Сейчас к пароходу пойдем,
расстрелянных выносить. Капитан Трубычев приехал.
Шмуро поправил повязку и, сдвинув шлем на ухо, сказал снисходительно
Кириллу Михеичу:
- Большое достоинство русского народа перед западом, это, по общему
выводу, - добродушие, отзывчивость и какая-то бешеная отвага. В то вре-
мя, как запад - например, англичанин - холоден, методичен и расчетлив...
Или, например, колокольный звон - широкая, добродушная и веселая музыка,
проникшая во все уголки нашего отечества... Сколько в германскую войну
русские понесли убитыми, а запад?.. Гражданин Качанов!..
- У меня жены нету, - сказал Кирилл Михеич.
Варвара погрозила мизинцем и, распуская палевый зонтик, сказала кап-
ризно:
- Возьмите меня, Шмуро, здоровой рукой... А вы, Кирилл Михеич, маму.
Маму Кирилл Михеич под руку не взял, а пойти пошел.
- Совсем взяли? - спросил он. - Всех? А ежели у них где-нибудь на
чердаке пулемет спрятан?..
Шмуро обернулся, поднял остатки сбритых бровей и сказал через губу,
точно сплевывая:
- Культура истинная была всегда у аристократии. Песком итти, Варя, не
трудно? Извозчики разбежались...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47