Просфирня притоп-
нула ее ногой.
Провожали Фиозу Семеновну до ворот. Ноги у ней в большом и теплом са-
поге непривычно тлели - словно вся земля нога. От шинели пахло сухими
вениками, а голова будто обожженная - и жар, и легость.
Растворяя калитку, просфирня повторила:
- Кланяйтесь Кирилл Михеичу. Вещи ваши я сохраню.
- Не надо.
В кармане шинели пальцы нащупали твердые, как гальки, хлебные крошки,
сломанную спичку и стальное перышко. Фиоза Семеновна торопливо достала
перышко и передала просфирне. Тогда просфирня заплакала и, поджав губы
(чтобы не выпачкать слюной), стала целоваться.
А за селом, где налево от деревянного моста, дорога свертывала к го-
роду, Фиоза Семеновна, не взглянув туда, повернула к ферме.
Толстоногий мужик все еще сидел на бревнах, только как-будто был в
другой шапке.
- Сирянок нету закурить? - спросил он.
Фиоза Семеновна молча прошла мимо.
В сарае, где раньше стояли сельско-хозяйственные машины, за столом,
покрытым одеялом, сидел Запус. Подтянув колено к подбородку и часто сту-
кая ребром ладони о стол, он выкрикивал со смехом:
- Кто еще не вписался?.. Кому голов не жалко, а-а?.. Головы, все?
Последний день, а то без записи умирать придется, товарищщи!..
Небритое его лицо золотилось, а голос как-будто осип. Так, когда со-
лома летит с воза, такой шорох в голосе.
Защищая локтями грудь, Фиоза Семеновна шла через толпу. В новой одеж-
де, по-новому остро входили в тело кислые мужские запахи. А может быть,
это потому: казалось, схватят сейчас и стиснут груди.
С каждым шагом - резче по столу ладонь Запуса:
- Кто еще?
Увидал рядом со своей ладонью рукав шинели Фиозы Семеновны. Щелкнул
пальцем - секретарю, вытянул руки, спросил торопливо:
- Еще?.. Имя как? Еще один! Товарищи!.. Тише!
- К порядку, курва! - крикнул кто-то басом. - А ишшо Учредительно,
гришь, ни надо...
Фиоза Семеновна опять схватила в кармане хлебные крошки, хотела отки-
нуть с пальцев непомерно длинный рукав шинели и заплакала.
Запус мотнул головой, колено его ударило в чернильницу, а рука щупала
козырек фуражки Фиозы Семеновны. Высокий матрос - секретарь, охватив
стол руками, хохотал, а мужики шли к выходу. Запус отшвырнул фуражку и
сказал секретарю:
- Фуражку новую выдать и... сапоги.
Хлопнул ладонью о стол и сказал:
- В нестроевую часть назначу! Приказ есть - женщинам нельзя... а, ес-
ли нам блины испечешь, а?
Еще раз оглядел Фиозу Семеновну:
- Нет, в платье лучше. Собирай, Семен, бумаги, штемпеля, - блины
печь. Постриглась!
VI.
Под утро матрос, секретарь, Топошин кулаком в дверь разбудил Запуса.
Сморкаясь и протирая глаза, сказал:
- Вечно выспаться не дают. Арестованных там привезли.
- Сколько?
- Двое. Из города ехали, говорят жену ищат. У кордона, на елани пой-
мали. Оружья нет. Одного-то знаю - подрядчик, а другой, грит, архитек-
тор. Церкви какие-то строят, ничего не поймешь. Какие теперь церкви?
Насчет казачьей лавы бы их давнуть, знают куда хочешь. Возможные казачьи
шпионы и вообще чикнуть их...
- Подумают, из-за жены. Допросить. В сарай. Зря нельзя.
Запус вернулся в комнату. Заголив одеяло и тонко дыша усталым телом,
спала Фиоза Семеновна. Щеки у ней загорели и затвердели; крутым обвалом
выходили пахучие бедра.
- Весело! - навертывая портянки, сказал Запус.
И опять, как вчера, резко стуча по столу ребром ладони, одной рукой
завертывая папироску, спрашивал:
- Подрядчик Качанов? Архитектор Шмуро?
Шмуро не хотел вытягиваться, но вытянулся и по-солдатски быстро отве-
тил:
- Так точно.
И тыкаясь в зубы отвердевшим языком, Шмуро (стараясь не употреблять
иностранных слов) рассказывал о восстании в городе.
- Мобилизовали, - сказал он тихо, - я не при чем. Мне и руку простре-
лили, а какой я вояка?
Сюртук под мышками Кирилл Михеича лопнул, торчала грязная вата. Раз-
ряжая бородку пальцами, он отодвинул Шмуро и, устало глядя в рот Запуса,
спросил:
- Жена моя у тебя? Фиеза?
Запус поднял ладонь и через нее взглянул на свет. Плыла розовая (в
пальцах) кровь и большой палец пахнул женщиной. Он улыбнулся:
- А вы, Качанов, в восстаньи участвовали?
Кирилл Михеич упрямо повел головой:
- Здесь жена-то или нету?..
Шмуро тоскливо вытянулся и быстро заговорил:
- Артемий Трубычев назначен комендантом города. Организован из предс-
тавителей казачьего круга Комитет Действия; про вас ходят самые противо-
речивые и необыкновенные слухи; мы же решили уйти в мирную жизнь, да-
бы...
- Нету, значит? - глядя в пол, сказал Кирилл Михеич.
Запус закурил папироску, погладил колено и указал конвойным:
- Можно увести. Казаки будут близко - расстреляем. Посадить их в са-
рай, к речке.
Солдат-конвойный зацепил в дверях полу шинели о гвоздь. Стукая вин-
товкой, с руганью отцепил сукно. Запус наблюдал его, а когда конвойный
ушел, потянулся и зевнул:
- Я на сеновал, Семен, спать пойду. У меня баба там лежит, разбуди.
Зовут ее Савицкая, она у нас добровольцем. Скажи - пусть оденется,
возьмет винтовку и караулит.
- Мужа?
- Обоих. А этот караул ты сними.
Матрос Топошин сплюнул, вытер узкие губы и широко, точно нарочно,
расставляя ноги, пошел:
- Ладно.
Обернулся, дернул по плечу рукой, точно срывая погон:
- Это для чего?
- Песенку знаешь: "милосердия двери отверзи ми"?..
- А потом?
- Маленький я в церкви прислужничал, попу кадило подавал. Вино любил
пить церковное и в алтаре курил в форточку. Запомнил. Песенку.
- Ишь...
Матрос Топошин вышел в ограду, махнул пальцем верховым и, стукая
пальцем в луку седла, сказал тихо:
- Туда к речке, в тополя валяйте. Как трое из сараев пойдут, бей на
смерть.
Корявый мужиченко поддернул стремя и пискнул:
- Которого?
- Видать которы бегут, амбиция. Своих, что ли?
- Своих мы против.
В сарайчике на бочке сидели Шмуро и Кирилл Михеич. Скрестив ноги и
часто вздрагивая ляжками, Шмуро крестился мелкими, как пуговка, крести-
ками. Губы у него высохли, не хватало слюны и в ушах несмолкаемо звене-
ло:
- Господи помилу... господи помилу... господ поми...
Иногда потная рука ложилась близко от подрядчика и он отодвигался на
краешек.
- Барахло-то наше поделют? - спросил Кирилл Михеич. - Все ведь теперь
обще. А я белья набрал и для Фиезы шелково платье.
Шмуро стал покачиваться всем туловищем. Бочка затрещала. Кирилл Михе-
ич тронул его за плечо:
- Слышь, англичанка! Сломашь.
Шмуро вскочил и, вихляя коленками, отбежал в угол. Здесь рухнул на
какие-то доски и заерзал:
- Госпоми... госпоми... госпо...
В сарайчике солоновато пахло рыбой. Голубоватые холодные тени, как
пауки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
нула ее ногой.
Провожали Фиозу Семеновну до ворот. Ноги у ней в большом и теплом са-
поге непривычно тлели - словно вся земля нога. От шинели пахло сухими
вениками, а голова будто обожженная - и жар, и легость.
Растворяя калитку, просфирня повторила:
- Кланяйтесь Кирилл Михеичу. Вещи ваши я сохраню.
- Не надо.
В кармане шинели пальцы нащупали твердые, как гальки, хлебные крошки,
сломанную спичку и стальное перышко. Фиоза Семеновна торопливо достала
перышко и передала просфирне. Тогда просфирня заплакала и, поджав губы
(чтобы не выпачкать слюной), стала целоваться.
А за селом, где налево от деревянного моста, дорога свертывала к го-
роду, Фиоза Семеновна, не взглянув туда, повернула к ферме.
Толстоногий мужик все еще сидел на бревнах, только как-будто был в
другой шапке.
- Сирянок нету закурить? - спросил он.
Фиоза Семеновна молча прошла мимо.
В сарае, где раньше стояли сельско-хозяйственные машины, за столом,
покрытым одеялом, сидел Запус. Подтянув колено к подбородку и часто сту-
кая ребром ладони о стол, он выкрикивал со смехом:
- Кто еще не вписался?.. Кому голов не жалко, а-а?.. Головы, все?
Последний день, а то без записи умирать придется, товарищщи!..
Небритое его лицо золотилось, а голос как-будто осип. Так, когда со-
лома летит с воза, такой шорох в голосе.
Защищая локтями грудь, Фиоза Семеновна шла через толпу. В новой одеж-
де, по-новому остро входили в тело кислые мужские запахи. А может быть,
это потому: казалось, схватят сейчас и стиснут груди.
С каждым шагом - резче по столу ладонь Запуса:
- Кто еще?
Увидал рядом со своей ладонью рукав шинели Фиозы Семеновны. Щелкнул
пальцем - секретарю, вытянул руки, спросил торопливо:
- Еще?.. Имя как? Еще один! Товарищи!.. Тише!
- К порядку, курва! - крикнул кто-то басом. - А ишшо Учредительно,
гришь, ни надо...
Фиоза Семеновна опять схватила в кармане хлебные крошки, хотела отки-
нуть с пальцев непомерно длинный рукав шинели и заплакала.
Запус мотнул головой, колено его ударило в чернильницу, а рука щупала
козырек фуражки Фиозы Семеновны. Высокий матрос - секретарь, охватив
стол руками, хохотал, а мужики шли к выходу. Запус отшвырнул фуражку и
сказал секретарю:
- Фуражку новую выдать и... сапоги.
Хлопнул ладонью о стол и сказал:
- В нестроевую часть назначу! Приказ есть - женщинам нельзя... а, ес-
ли нам блины испечешь, а?
Еще раз оглядел Фиозу Семеновну:
- Нет, в платье лучше. Собирай, Семен, бумаги, штемпеля, - блины
печь. Постриглась!
VI.
Под утро матрос, секретарь, Топошин кулаком в дверь разбудил Запуса.
Сморкаясь и протирая глаза, сказал:
- Вечно выспаться не дают. Арестованных там привезли.
- Сколько?
- Двое. Из города ехали, говорят жену ищат. У кордона, на елани пой-
мали. Оружья нет. Одного-то знаю - подрядчик, а другой, грит, архитек-
тор. Церкви какие-то строят, ничего не поймешь. Какие теперь церкви?
Насчет казачьей лавы бы их давнуть, знают куда хочешь. Возможные казачьи
шпионы и вообще чикнуть их...
- Подумают, из-за жены. Допросить. В сарай. Зря нельзя.
Запус вернулся в комнату. Заголив одеяло и тонко дыша усталым телом,
спала Фиоза Семеновна. Щеки у ней загорели и затвердели; крутым обвалом
выходили пахучие бедра.
- Весело! - навертывая портянки, сказал Запус.
И опять, как вчера, резко стуча по столу ребром ладони, одной рукой
завертывая папироску, спрашивал:
- Подрядчик Качанов? Архитектор Шмуро?
Шмуро не хотел вытягиваться, но вытянулся и по-солдатски быстро отве-
тил:
- Так точно.
И тыкаясь в зубы отвердевшим языком, Шмуро (стараясь не употреблять
иностранных слов) рассказывал о восстании в городе.
- Мобилизовали, - сказал он тихо, - я не при чем. Мне и руку простре-
лили, а какой я вояка?
Сюртук под мышками Кирилл Михеича лопнул, торчала грязная вата. Раз-
ряжая бородку пальцами, он отодвинул Шмуро и, устало глядя в рот Запуса,
спросил:
- Жена моя у тебя? Фиеза?
Запус поднял ладонь и через нее взглянул на свет. Плыла розовая (в
пальцах) кровь и большой палец пахнул женщиной. Он улыбнулся:
- А вы, Качанов, в восстаньи участвовали?
Кирилл Михеич упрямо повел головой:
- Здесь жена-то или нету?..
Шмуро тоскливо вытянулся и быстро заговорил:
- Артемий Трубычев назначен комендантом города. Организован из предс-
тавителей казачьего круга Комитет Действия; про вас ходят самые противо-
речивые и необыкновенные слухи; мы же решили уйти в мирную жизнь, да-
бы...
- Нету, значит? - глядя в пол, сказал Кирилл Михеич.
Запус закурил папироску, погладил колено и указал конвойным:
- Можно увести. Казаки будут близко - расстреляем. Посадить их в са-
рай, к речке.
Солдат-конвойный зацепил в дверях полу шинели о гвоздь. Стукая вин-
товкой, с руганью отцепил сукно. Запус наблюдал его, а когда конвойный
ушел, потянулся и зевнул:
- Я на сеновал, Семен, спать пойду. У меня баба там лежит, разбуди.
Зовут ее Савицкая, она у нас добровольцем. Скажи - пусть оденется,
возьмет винтовку и караулит.
- Мужа?
- Обоих. А этот караул ты сними.
Матрос Топошин сплюнул, вытер узкие губы и широко, точно нарочно,
расставляя ноги, пошел:
- Ладно.
Обернулся, дернул по плечу рукой, точно срывая погон:
- Это для чего?
- Песенку знаешь: "милосердия двери отверзи ми"?..
- А потом?
- Маленький я в церкви прислужничал, попу кадило подавал. Вино любил
пить церковное и в алтаре курил в форточку. Запомнил. Песенку.
- Ишь...
Матрос Топошин вышел в ограду, махнул пальцем верховым и, стукая
пальцем в луку седла, сказал тихо:
- Туда к речке, в тополя валяйте. Как трое из сараев пойдут, бей на
смерть.
Корявый мужиченко поддернул стремя и пискнул:
- Которого?
- Видать которы бегут, амбиция. Своих, что ли?
- Своих мы против.
В сарайчике на бочке сидели Шмуро и Кирилл Михеич. Скрестив ноги и
часто вздрагивая ляжками, Шмуро крестился мелкими, как пуговка, крести-
ками. Губы у него высохли, не хватало слюны и в ушах несмолкаемо звене-
ло:
- Господи помилу... господи помилу... господ поми...
Иногда потная рука ложилась близко от подрядчика и он отодвигался на
краешек.
- Барахло-то наше поделют? - спросил Кирилл Михеич. - Все ведь теперь
обще. А я белья набрал и для Фиезы шелково платье.
Шмуро стал покачиваться всем туловищем. Бочка затрещала. Кирилл Михе-
ич тронул его за плечо:
- Слышь, англичанка! Сломашь.
Шмуро вскочил и, вихляя коленками, отбежал в угол. Здесь рухнул на
какие-то доски и заерзал:
- Госпоми... госпоми... госпо...
В сарайчике солоновато пахло рыбой. Голубоватые холодные тени, как
пауки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47