На месте одной из таких избушек, стоявшей в самой глуши, поисковая группа обнаружила черное месиво из разбухших от надолго зарядившего дождя углей и мокрой сажи и торчащий в небо почерневший обломок печной трубы. В самой середине пожарища были найдены человеческие останки, обгоревшие до неузнаваемости. Незамеченным пожар остался лишь потому, что начавшиеся дожди не дали ему распространиться на лесной массив. Никаких следов чьего-либо пребывания здесь до прихода группы следствие не нашло, только на ветке отыскался обрывок уздечки. Методом исключения следствие пришло к выводу, что погибший является егерем заказника Черноволом Савелием Дмитриевичем, а причиной гибели послужил пожар, возникший вследствие либо самовозгорания, либо неосторожного обращения с огнем. Закрытое было дело неожиданно затребовали в Петрозаводск, в республиканскую прокуратуру, где в ходе доследования было установлено, что по поддельным документам на имя Черновола в действительности проживал Чернов Павел Дмитриевич, кандидат геолого-минералогических наук, пропавший без вести в марте сего года.
Сначала он дал себе сроку год; страсти поулягутся, шеровские ищейки перестанут вынюхивать его, о нем забудут, и тогда он вернется к Тане, обнимет Нюточку, и они будут жить долго и счастливо. Но чем больше он размышлял о будущем, тем проблематичнее представлялся такой быстрый и упрощенный вариант. К прошлому; даже к самому прекрасному, возврата уже не было.
В Клайпеде его окружила совершенно новая, непривычная жизнь. Письмо дяди Миши подействовало волшебным образом: Арцеулов, заместитель начальника порта, принял его как родного, отвез к себе на квартиру, по кавказскому обычаю угостил шашлыками, приготовленными в электромангале прямо на лоджии, и домашним вином, не отказавшись и от вина, привезенного Павлом. На другой день по его распоряжению хорошенькая секретарша провела с Павлом обстоятельную экскурсию по порту, закончившуюся обедом в чрезвычайно милом кафе на набережной. Вечером того же дня Павел уже втащил свою сумку в отдельную комнату чистенького современного общежития. А на выходные Арцеулов повез его на дачу — скромный двухэтажный особнячок с крутой черепичной крышей в немецком стиле, утопающий в зелени сосен и корабельной лиственницы. Константин Заурович с гордостью демонстрировал дорогому гостю просторные комнаты, заграничную мебель, ковры, камины, коллекцию охотничьих трофеев и холодного оружия, красавицу жену на суперсовременной кухне, пышные клумбы, фонтан в виде пухлого позолоченного младенца, пускавшего струйку оттуда, откуда и полагается по анатомии. Павел вежливо рассматривал всю эту роскошь и все больше грустнел. Арцеулов, по-своему истолковавший причину пасмурного настроения гостя, покровительственно похлопал его по плечу и сказал:
— Ничего, Паша, будешь умным — лет через пять у тебя не хуже будет. Пошли сациви кушать.
Павел грустно улыбнулся. Все шло по кругу. Именно нежелание быть умным по-арцеуловски, по-рафаловичевски, по-шеровски и привело его сюда, а здесь все начинается заново.
Должно быть, умный дядя Миша все-таки написал своему другу и земляку о том, какого рода человека препоручает его заботам, потому что Арцеулов, к величайшему облегчению Павла, больше к разговорам такого рода не возвращался. После обеда, когда они, развалясь в шезлонгах, пили кофе под журчание шаловливой струйки, он вполне по-деловому стал излагать возможности трудоустройства Павла, выяснять, на какую конкретно работу тот может и хочет рассчитывать, и даже не очень сильно удивился, когда Павел не назвал ни одного из самых лакомых вариантов.
— Как у тебя, Паша, с образованием? — спросил Арцеулов.
Павел чуть не ляпнул про геофак Ленинградского университета, но вовремя прикусил язык.
— Среднее экономическое. Аральский индустриальный техникум.
— Такой город загубили! — зло сказал Арцеулов. — Убили море, а город сам умер. Без моря жить не мог.
— Да, — лаконично согласился Павел, ни разу не бывавший на Арале. «Ай да дядя Миша, все предусмотрел. Диплом из мертвого города — кто проверять будет?»
— Экономическое, говоришь? Баланс знаешь? Дебит-кредит знаешь?
— Забыл все. По специальности-то не работал.
— А что работал? — чуть настороженно спросил Арцеулов.
— Да разное. — Павел постарался максимально приблизить свой ответ к действительности. — Лаборантом в институте. В приборах немного кумекаю — оптика, электроника. Инструктором по горному туризму. В экспедиции много ездил, с геологами, с нефтяниками. Статьи технические переводил, английский у меня хороший. Математику преподавал, — вспомнил он свои занятия с Георгием. — Шофером работал.
— На грузовой? — заинтересовался Арцеулов.
— На легковой. Председателя колхоза возил.
— Председателя? Меня возить будешь?
— Но у вас, наверное, есть шофер?
— Мой Егор давно на повышение просится. На рефрижератор.
— А это разве повышение? — удивленно спросил Павел.
— Конечно. Рефрижератор — это ведь что? Холодильник на колесах. А в холодильнике что главное? Лед. А лед — это что? Это вода замерзшая. А на такой воде какие деньги делают, знаешь? Большие деньги делают.
— Как?
— А так. Рыбу сухую заморозить — один вес, с водой — совсем другой вес. Больше сдашь — больше получишь. Больше получишь — лучше жить будешь. Нравится?
— Не очень.
Арцеулов хмыкнул, но промолчал.
Уже во вторник Павел сел за баранку новехонькой черной «Волги». Рабочие его дни были ненормированы и неравномерны. То Арцеулов с утра до ночи носился по объектам и мероприятиям, возил с собой разный народ, в том числе и иностранцев — в таких случрх Павел выступал еще и в роли переводчика. То наоборот, с самого утра заседал в кабинете, отпускал Павла до вечера и страшно удивлялся, что Павел в такие дни не выезжал на отхожий промысел, а сидел себе где-нибудь в уголочке, а то и прямо в машине и спокойно читал книжку.
— Странный ты все-таки, — говорил он с легкой примесью уважения. — А еще Розен.
Иногда приходилось работать ночами, загружать из пакгаузов какие-то тюки, коробки, отвозить к Арцеулову на дачу, что-то забирать оттуда. В такие ночи Павел старался внушать себе, что все это происходит не с ним, но потом на душе долго оставался грязный осадок. Несколько раз он находил в машине конверты с деньгами — от ста до двухсот рублей — и всякий раз пытался возвратить их Арцеулову, но тот отнекивался и говорил, что деньги не его.
После одной такой ночи Павел не выдержал:
— Константин Заурович, не могу я так больше. Отпустите.
Арцеулов прекрасно понял, о каком «так» говорит Павел, нахмурился:
— Не пойму я тебя, Паша. Почему не хочешь жить, как все? Газет, наверное, много читаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Сначала он дал себе сроку год; страсти поулягутся, шеровские ищейки перестанут вынюхивать его, о нем забудут, и тогда он вернется к Тане, обнимет Нюточку, и они будут жить долго и счастливо. Но чем больше он размышлял о будущем, тем проблематичнее представлялся такой быстрый и упрощенный вариант. К прошлому; даже к самому прекрасному, возврата уже не было.
В Клайпеде его окружила совершенно новая, непривычная жизнь. Письмо дяди Миши подействовало волшебным образом: Арцеулов, заместитель начальника порта, принял его как родного, отвез к себе на квартиру, по кавказскому обычаю угостил шашлыками, приготовленными в электромангале прямо на лоджии, и домашним вином, не отказавшись и от вина, привезенного Павлом. На другой день по его распоряжению хорошенькая секретарша провела с Павлом обстоятельную экскурсию по порту, закончившуюся обедом в чрезвычайно милом кафе на набережной. Вечером того же дня Павел уже втащил свою сумку в отдельную комнату чистенького современного общежития. А на выходные Арцеулов повез его на дачу — скромный двухэтажный особнячок с крутой черепичной крышей в немецком стиле, утопающий в зелени сосен и корабельной лиственницы. Константин Заурович с гордостью демонстрировал дорогому гостю просторные комнаты, заграничную мебель, ковры, камины, коллекцию охотничьих трофеев и холодного оружия, красавицу жену на суперсовременной кухне, пышные клумбы, фонтан в виде пухлого позолоченного младенца, пускавшего струйку оттуда, откуда и полагается по анатомии. Павел вежливо рассматривал всю эту роскошь и все больше грустнел. Арцеулов, по-своему истолковавший причину пасмурного настроения гостя, покровительственно похлопал его по плечу и сказал:
— Ничего, Паша, будешь умным — лет через пять у тебя не хуже будет. Пошли сациви кушать.
Павел грустно улыбнулся. Все шло по кругу. Именно нежелание быть умным по-арцеуловски, по-рафаловичевски, по-шеровски и привело его сюда, а здесь все начинается заново.
Должно быть, умный дядя Миша все-таки написал своему другу и земляку о том, какого рода человека препоручает его заботам, потому что Арцеулов, к величайшему облегчению Павла, больше к разговорам такого рода не возвращался. После обеда, когда они, развалясь в шезлонгах, пили кофе под журчание шаловливой струйки, он вполне по-деловому стал излагать возможности трудоустройства Павла, выяснять, на какую конкретно работу тот может и хочет рассчитывать, и даже не очень сильно удивился, когда Павел не назвал ни одного из самых лакомых вариантов.
— Как у тебя, Паша, с образованием? — спросил Арцеулов.
Павел чуть не ляпнул про геофак Ленинградского университета, но вовремя прикусил язык.
— Среднее экономическое. Аральский индустриальный техникум.
— Такой город загубили! — зло сказал Арцеулов. — Убили море, а город сам умер. Без моря жить не мог.
— Да, — лаконично согласился Павел, ни разу не бывавший на Арале. «Ай да дядя Миша, все предусмотрел. Диплом из мертвого города — кто проверять будет?»
— Экономическое, говоришь? Баланс знаешь? Дебит-кредит знаешь?
— Забыл все. По специальности-то не работал.
— А что работал? — чуть настороженно спросил Арцеулов.
— Да разное. — Павел постарался максимально приблизить свой ответ к действительности. — Лаборантом в институте. В приборах немного кумекаю — оптика, электроника. Инструктором по горному туризму. В экспедиции много ездил, с геологами, с нефтяниками. Статьи технические переводил, английский у меня хороший. Математику преподавал, — вспомнил он свои занятия с Георгием. — Шофером работал.
— На грузовой? — заинтересовался Арцеулов.
— На легковой. Председателя колхоза возил.
— Председателя? Меня возить будешь?
— Но у вас, наверное, есть шофер?
— Мой Егор давно на повышение просится. На рефрижератор.
— А это разве повышение? — удивленно спросил Павел.
— Конечно. Рефрижератор — это ведь что? Холодильник на колесах. А в холодильнике что главное? Лед. А лед — это что? Это вода замерзшая. А на такой воде какие деньги делают, знаешь? Большие деньги делают.
— Как?
— А так. Рыбу сухую заморозить — один вес, с водой — совсем другой вес. Больше сдашь — больше получишь. Больше получишь — лучше жить будешь. Нравится?
— Не очень.
Арцеулов хмыкнул, но промолчал.
Уже во вторник Павел сел за баранку новехонькой черной «Волги». Рабочие его дни были ненормированы и неравномерны. То Арцеулов с утра до ночи носился по объектам и мероприятиям, возил с собой разный народ, в том числе и иностранцев — в таких случрх Павел выступал еще и в роли переводчика. То наоборот, с самого утра заседал в кабинете, отпускал Павла до вечера и страшно удивлялся, что Павел в такие дни не выезжал на отхожий промысел, а сидел себе где-нибудь в уголочке, а то и прямо в машине и спокойно читал книжку.
— Странный ты все-таки, — говорил он с легкой примесью уважения. — А еще Розен.
Иногда приходилось работать ночами, загружать из пакгаузов какие-то тюки, коробки, отвозить к Арцеулову на дачу, что-то забирать оттуда. В такие ночи Павел старался внушать себе, что все это происходит не с ним, но потом на душе долго оставался грязный осадок. Несколько раз он находил в машине конверты с деньгами — от ста до двухсот рублей — и всякий раз пытался возвратить их Арцеулову, но тот отнекивался и говорил, что деньги не его.
После одной такой ночи Павел не выдержал:
— Константин Заурович, не могу я так больше. Отпустите.
Арцеулов прекрасно понял, о каком «так» говорит Павел, нахмурился:
— Не пойму я тебя, Паша. Почему не хочешь жить, как все? Газет, наверное, много читаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119