Ведь он тоже
из рода Ахемена, родич Дарейоса.
- Хорош родич! Но Азией ему не владеть, клянусь духом отца моего
Филиппа. Поскольку Дарейос умер, отныне повелителем Востока я объявляю
себя, Александра, сына бога Аммона!
Утром в стане македонцев состоялся большой совет гетайров, товарищей
царя. Они собрались для того, чтобы провозгласить Александра властелином
Иранской державы. По случаю торжества македонцы сменили плащи и хитоны,
однако не сделались от этого краше, - загорелые, обветренные лица и густо
разросшиеся бороды роднили их с разбойниками гор.
Сегодня их все изумляло. Александр сидел но пологом холме, поджав
ноги по варварскому обычаю. Под ним тяжелым пластом лежал азиатский ковер.
Перед ним в бронзовых азиатских жертвенниках курились азиатские
благовония. Вокруг него толпились азиаты: Артабаз, сатрап Дария,
перешедший на службу к македонцам, и его сын Кофен; Атропат, сражавшийся
при Гавгамелах против Александра, попав в плен, стал верным слугой
македонского царя и его наместников в стране мидян; Абулит, правитель
Сузианы; ликиец Фарнух; Мазей, без боя сдавший македонцам Вавилон, его
дети Гидарн и Артибол и перс Певкест.
Они смело говорили по-персидски (только и слышно: Искандер, джан,
бустан, дастан, люлистан), и Александр слушал их с нескрываемым
удовольствием. Ему, кажется, нравились их длинные холеные бороды,
просторные одежды, нарумяненные, по мидийскому обычаю, щеки и подкрашенные
губы. Азиаты незаметно оттеснили от царя его соратников македонцев, и даже
Клит, молочный брат Александра, спасший ему жизнь при Гранике, с унылым
видом сидел в стороне. Это неприятно удивило македонцев. Но еще больше
огорчило их то, что сказал, открыв совет, Птолемайос Лаг.
- Так как Дарейос Кодоман убит своим родичем Бессом - объявил
Птолемайос, - и Азия лишилась своего правителя, то отныне повелителем этой
страны по праву становится Александр, сын бога Аммона. Воздадим же ему
почести, какие подобает воздавать царю Востока! Отныне никто не должен
обращаться к властелину мира, будто к равному себе. Преклоним же колени
перед сыном бога Аммона, владыкой стран от восхода и до заката солнца!
И Птолемайос Лаг первым опустился на колени, совершив поступок,
неслыханный в Элладе.
Остолбенели гетайры. Молодой, светловолосый, синеглазый Клит, длинный
и бледный Койнос, зять Пармениона, седой Парменион, его мрачный сын Филота
и пэон Аминта, сын Аррабайя, пораженные словами и действиями Лага, не
двигались с места.
Зато Гефестион, друг Александра, и азиаты охотно присоединились к
Птолемайосу Лагу, а грозный Фердикка обеими руками поднял над головой
Александра трехъярусную корону Дария, захваченную в Экбатане. Лучи солнца
весело играли на золотых пластинках и многоцветных камнях убора. Отблеск
короны падал на лицо телохранителя, - казалось, он держит раскаленный
добела тяжелый камень. Фердикка щурился, сурово глядел на гетайров и ждал.
Александр сидел слегка втянув голову в плечи и немного откинув ее
назад, так что его тонкая шея оставалась открытой, и молча смотрел на
восток. Лицо его было совершенно бесстрастным, словно он вовсе не замечал
окружающих. И только жилка, резко бьющаяся на виске, говорила о внутреннем
напряжении, которое испытывал царь.
Гетайры медлили, поэтому Фердикка сделал шаг вперед. Злой, сутулый,
крючконосый, насупив мохнатые брови и перекосив лицо, он окинул
собравшихся таким пронизывающим взглядом, что все опустили глаза. Да,
македонцы многое потеряли сегодня. Александр уже не тот юнец, каким
отправлялся в поход на Восток. И если они не поступят так, как требует от
них Птолемайос, им придется плохо.
- Слава Александру! - рявкнул Фердикка. И тысячи гетайров,
фалангитов, пеших и конных солдат, окружавших холм, пали на колени и
ударялись лбами о землю. Заблестели скованные панцирями выпуклые спины.
Казалось, все поле усеялось вдруг россыпью продолговатых валунов. Грозно
запели рога. Послышались звуки литавр, кимвалов и флейт. Волосатые пэоны и
одевшиеся в меха агриане выхватили кривые мечи и закружились, сверкая
диковатыми очами, в мерном воинственном танце.
Рабы принесли амфоры и мехи с крепким азиатским вином. Начался пир.
Напившимся гетайрам стало казаться, что Александр прав, как всегда, и все,
что он не совершает, делается для их же блага. В конце концов это
возвышенно - преклонять колени перед царем. Александр заслуживает
почитания. А воинам средней и особенно легкой пехоты было на все
наплевать, - они радовались уже тому, что могли сегодня отдохнуть и
вдоволь поесть.
Только Филота, сын Пармениона, оставшегося в Экбатане, и три-четыре
его приспешника не могли примириться с новыми порядками. Как, он, Филота,
сын знаменитого Пармениона, человек, который сам бы мог стать царем не
хуже Александра, должен лобызать кому-то пятки, словно варвар? Ужас! Да
поглотит змей этого Александра. Вот во что выродились буйные замашки его
детства. Всех подмял под себя; стал не македонским царем, а персидским;
скоро он совсем превратится в азиата, заведет среди персов преданных
друзей, а Пармениона, Филоту и других высокопоставленных македонцев -
куда? На свалку? Нет, этого допустить нельзя.
Усевшись особняком в зарослях дикого лоха ("Не могу видеть это
рогатое диво", - в сердцах сказал Филота) и выставив дозоры из верных
людей, заговорщики держали совет: как избавиться от Александра.
Распалившись от зависти и злобы, Филота пил вино по-скифски, не разбавляя
его водой, и хмель быстро ударил ему в голову. Филота говорил, пожалуй,
слишком громко, а под конец совсем разошелся, стал бить себя кулаком и
яростно кричать.
Откуда было ему знать, что под кустом лоха, в трех шагах от сладко
захрапевшего дозорного (если пьют командиры, почему не выпить солдату),
притаился некто Дракил, торговец из Марафона?
Александр томился в шатре, обхватив колени руками и положив на них
голову. Тело его было расслабленно, мускулы обнаженных рук, лишившись
привычного напряжения, размякли и слегка отекли книзу. Властелин сорока
стран походил сейчас на женщину, думающую о своей неудачной судьбе.
Донос марафонца смутил Александра. Филота решил его убить! Да, то не
болтовня какого-нибудь Феагена. Александр испугался - испугался первый раз
за всю жизнь, хотя и не хотел себе в этом признаться. То был страх не за
голову, которую, не раскройся заговор, отделили бы ударом острого меча от
туловища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
из рода Ахемена, родич Дарейоса.
- Хорош родич! Но Азией ему не владеть, клянусь духом отца моего
Филиппа. Поскольку Дарейос умер, отныне повелителем Востока я объявляю
себя, Александра, сына бога Аммона!
Утром в стане македонцев состоялся большой совет гетайров, товарищей
царя. Они собрались для того, чтобы провозгласить Александра властелином
Иранской державы. По случаю торжества македонцы сменили плащи и хитоны,
однако не сделались от этого краше, - загорелые, обветренные лица и густо
разросшиеся бороды роднили их с разбойниками гор.
Сегодня их все изумляло. Александр сидел но пологом холме, поджав
ноги по варварскому обычаю. Под ним тяжелым пластом лежал азиатский ковер.
Перед ним в бронзовых азиатских жертвенниках курились азиатские
благовония. Вокруг него толпились азиаты: Артабаз, сатрап Дария,
перешедший на службу к македонцам, и его сын Кофен; Атропат, сражавшийся
при Гавгамелах против Александра, попав в плен, стал верным слугой
македонского царя и его наместников в стране мидян; Абулит, правитель
Сузианы; ликиец Фарнух; Мазей, без боя сдавший македонцам Вавилон, его
дети Гидарн и Артибол и перс Певкест.
Они смело говорили по-персидски (только и слышно: Искандер, джан,
бустан, дастан, люлистан), и Александр слушал их с нескрываемым
удовольствием. Ему, кажется, нравились их длинные холеные бороды,
просторные одежды, нарумяненные, по мидийскому обычаю, щеки и подкрашенные
губы. Азиаты незаметно оттеснили от царя его соратников македонцев, и даже
Клит, молочный брат Александра, спасший ему жизнь при Гранике, с унылым
видом сидел в стороне. Это неприятно удивило македонцев. Но еще больше
огорчило их то, что сказал, открыв совет, Птолемайос Лаг.
- Так как Дарейос Кодоман убит своим родичем Бессом - объявил
Птолемайос, - и Азия лишилась своего правителя, то отныне повелителем этой
страны по праву становится Александр, сын бога Аммона. Воздадим же ему
почести, какие подобает воздавать царю Востока! Отныне никто не должен
обращаться к властелину мира, будто к равному себе. Преклоним же колени
перед сыном бога Аммона, владыкой стран от восхода и до заката солнца!
И Птолемайос Лаг первым опустился на колени, совершив поступок,
неслыханный в Элладе.
Остолбенели гетайры. Молодой, светловолосый, синеглазый Клит, длинный
и бледный Койнос, зять Пармениона, седой Парменион, его мрачный сын Филота
и пэон Аминта, сын Аррабайя, пораженные словами и действиями Лага, не
двигались с места.
Зато Гефестион, друг Александра, и азиаты охотно присоединились к
Птолемайосу Лагу, а грозный Фердикка обеими руками поднял над головой
Александра трехъярусную корону Дария, захваченную в Экбатане. Лучи солнца
весело играли на золотых пластинках и многоцветных камнях убора. Отблеск
короны падал на лицо телохранителя, - казалось, он держит раскаленный
добела тяжелый камень. Фердикка щурился, сурово глядел на гетайров и ждал.
Александр сидел слегка втянув голову в плечи и немного откинув ее
назад, так что его тонкая шея оставалась открытой, и молча смотрел на
восток. Лицо его было совершенно бесстрастным, словно он вовсе не замечал
окружающих. И только жилка, резко бьющаяся на виске, говорила о внутреннем
напряжении, которое испытывал царь.
Гетайры медлили, поэтому Фердикка сделал шаг вперед. Злой, сутулый,
крючконосый, насупив мохнатые брови и перекосив лицо, он окинул
собравшихся таким пронизывающим взглядом, что все опустили глаза. Да,
македонцы многое потеряли сегодня. Александр уже не тот юнец, каким
отправлялся в поход на Восток. И если они не поступят так, как требует от
них Птолемайос, им придется плохо.
- Слава Александру! - рявкнул Фердикка. И тысячи гетайров,
фалангитов, пеших и конных солдат, окружавших холм, пали на колени и
ударялись лбами о землю. Заблестели скованные панцирями выпуклые спины.
Казалось, все поле усеялось вдруг россыпью продолговатых валунов. Грозно
запели рога. Послышались звуки литавр, кимвалов и флейт. Волосатые пэоны и
одевшиеся в меха агриане выхватили кривые мечи и закружились, сверкая
диковатыми очами, в мерном воинственном танце.
Рабы принесли амфоры и мехи с крепким азиатским вином. Начался пир.
Напившимся гетайрам стало казаться, что Александр прав, как всегда, и все,
что он не совершает, делается для их же блага. В конце концов это
возвышенно - преклонять колени перед царем. Александр заслуживает
почитания. А воинам средней и особенно легкой пехоты было на все
наплевать, - они радовались уже тому, что могли сегодня отдохнуть и
вдоволь поесть.
Только Филота, сын Пармениона, оставшегося в Экбатане, и три-четыре
его приспешника не могли примириться с новыми порядками. Как, он, Филота,
сын знаменитого Пармениона, человек, который сам бы мог стать царем не
хуже Александра, должен лобызать кому-то пятки, словно варвар? Ужас! Да
поглотит змей этого Александра. Вот во что выродились буйные замашки его
детства. Всех подмял под себя; стал не македонским царем, а персидским;
скоро он совсем превратится в азиата, заведет среди персов преданных
друзей, а Пармениона, Филоту и других высокопоставленных македонцев -
куда? На свалку? Нет, этого допустить нельзя.
Усевшись особняком в зарослях дикого лоха ("Не могу видеть это
рогатое диво", - в сердцах сказал Филота) и выставив дозоры из верных
людей, заговорщики держали совет: как избавиться от Александра.
Распалившись от зависти и злобы, Филота пил вино по-скифски, не разбавляя
его водой, и хмель быстро ударил ему в голову. Филота говорил, пожалуй,
слишком громко, а под конец совсем разошелся, стал бить себя кулаком и
яростно кричать.
Откуда было ему знать, что под кустом лоха, в трех шагах от сладко
захрапевшего дозорного (если пьют командиры, почему не выпить солдату),
притаился некто Дракил, торговец из Марафона?
Александр томился в шатре, обхватив колени руками и положив на них
голову. Тело его было расслабленно, мускулы обнаженных рук, лишившись
привычного напряжения, размякли и слегка отекли книзу. Властелин сорока
стран походил сейчас на женщину, думающую о своей неудачной судьбе.
Донос марафонца смутил Александра. Филота решил его убить! Да, то не
болтовня какого-нибудь Феагена. Александр испугался - испугался первый раз
за всю жизнь, хотя и не хотел себе в этом признаться. То был страх не за
голову, которую, не раскройся заговор, отделили бы ударом острого меча от
туловища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75